Когда Джеймсу Барри было шесть, погиб его старший брат. Трагедия определила судьбу писателя: всю последующую жизнь автору «Питера Пэна» пришлось соревноваться с образом идеального мальчика, которому так и не суждено было повзрослеть.
Джеймс Барри родился в 1860 году в шотландском городке Карримьюре – он был девятым ребенком из десяти.
За девять лет до этого, в 1851-м, семья похоронила двух дочерей: новорожденную Элизабет и двухлетнюю Агнессу. Спустя два года родился сын Дэвид, который не дожил до 14-летия несколько дней. Эта потеря стала последней каплей для матери будущего писателя: Маргарет (в девичестве – Огилви) выключилась из жизни.
«Я вырос, а он по-прежнему оставался 13-летним мальчиком»
Поступки родителей – данность. Едва ли Маргарет могла повести себя иначе в тех обстоятельствах: каждый проживает горе так, как умеет. Со временем женщина вернулась к семье, снова стала заботливой мамой: изобретала детям наряды, готовила, пела, читала приключенческие романы. И только по ночам продолжала разговаривать с покойным сыном.
Но это ее история, а я пишу о мальчике, который в шесть столкнулся с невыносимым, потеряв одновременно любимого брата и ощущение защищенности. За несколько месяцев ребенок уверился, что это он теперь должен заботиться о благополучии своего самого близкого взрослого.
«Доставить ей удовольствие… было моим единственным непоколебимым стремлением с детства», - напишет 36-летний Барри в романе «Маргарет Огилви», который полностью посвятит маме. Его не переводили на русский, но я купила перепечатку у букинистов и приведу здесь несколько выдержек, чтобы мы могли услышать самого автора.
Сторонние наблюдатели трактовали его личность по-всякому. Жена (они прожили в браке 15 лет) говорила об импотенции (можно верить или не верить, но факт в том, что детей у семьи не было), в СМИ одно время мусолили тему педофилии (об этом будет чуть ниже), а в воспоминаниях близких писатель оставался ребенком.
В книге «Маргарет Огилви» есть эпизод, в котором, кажется, и родился этот загадочный взрослый мальчишка – мечтательный, немного печальный, трепетно обожающий маму. После смерти Дэвида Маргарет несколько месяцев не выходила из спальни: обнимала крестильную рубашку погибшего и плакала. Маленький Джеймс заглядывал в душную черноту спальни и плакал рядом, сидя у двери. В один из таких дней к нему подошла старшая сестра и предложила напомнить маме, что у нее по-прежнему есть как минимум еще один сын.
«В комнате было темно. Я услышал, как захлопнулась дверь, и больше ни единого звука. Я испугался и замер. Наверное, я тяжело дышал или, возможно, плакал, но через какое-то время я услышал слабый голос, который никогда раньше не звучал слабо: «Это ты?» Думаю, что интонация меня задела, поэтому я ничего не ответил. Тогда голос заговорил снова, уже тревожно: «Это ты?» Я подумал, что она говорит с умершим братом. И грустно ответил: «Нет, это не он, это всего лишь я». Затем я услышал плач. Мама перевернулась в кровати, и, хотя было темно, я знал, что она протянула руки ко мне».
В тот день Джеймсу впервые удалось рассмешить ее. С тех пор он примечал на улице чужие удачные шутки и выходки, запоминал и бежал повторять в темную комнату. Мальчик считал улыбки.
Считал и записывал.
И каждое утро показывал галочки доктору.
Раньше, стоило маме заговорить о брате, Джеймс со слезами выкрикивал: «Ты совсем не думаешь обо мне?!» А теперь сменил тактику. Он попытался стать братом: «стать настолько похожим, что даже мама не смогла бы нас различить». Научился свистеть, как брат, начал наряжаться в его одежду.
Время ли помогло или отчаянная старательность маленького человека, которая не могла, наверное, не растрогать, но постепенно Маргарет оправилась от депрессии. Для Барри снова наступили счастливые дни с книжными вечерами, приятными (в сравнении) бытовыми сложностями и разговорами по душам, но именно мама теперь оказалась центром его вселенной.
«Эти глаза, которых я не видел до шести лет, провели меня через всю мою жизнь»
Все в семье, включая саму Маргарет, подшучивали над уже состоявшимся писателем:
«И о ком будет твоя новая история?» – с напускным неведением интересовалась бессменная героиня всех этих историй. «Ну о ком еще может быть его книга!» – смеялась в ответ сестра.
Барри обожал маму. Восхищался ее мудростью, манерами и стилем (Маргарет хорошо шила и, несмотря на бедность, всегда одевала себя и детей по последней моде - угадывала ее в прохожих). Умилялся сочетанию щедрости и меркантильности, тому, как гармонично и независимо они уживались в одной душе. Когда приходили первые газеты с публикациями сына, Маргарет сначала подсчитывала количество строк, прикидывала гонорар и только после уже принималась читать.
С другой стороны, чего она там не знала. Первые очерки (цикл о Шотландии «Идиллии Старых Огней») мама начинающего писателя лично надиктовывала одной из дочерей, та пересылала письма с подробностями в Лондон, а Барри их обрабатывал.
«Мне никогда не доставляло особого удовольствия писать о людях, которые не могли тебя знать, о площадях и улочках, по которым ты не ходила».
Даже Венди в «Питере Пэне» собрана из воспоминаний о маме. В 8 лет Маргарет осиротела и вынуждена была взять на себя роль хозяйки дома: стирала, готовила, на равных судачила с замужними дамами, торговалась с мясниками, пела колыбельные младшим, рассказывала истории.
Никто не рассказывал истории лучше, уверял Барри.
Странная сказка
Самое свое прославленное произведение, которое принесло ему, сыну ткача и домохозяйки, титул баронета, орден «За заслуги», место президента «Общества литераторов» и мировую известность, Барри посвятил теме умерших детей. За авантюрными декорациями «Питера Пэна», сквозь перья индейцев, пиратские шпаги и романтику невсамделишных завтраков, отчетливо проступает трагический второй план.
«Мальчишек на острове бывает то больше, то меньше, смотря по тому, сколько их убивают».
Впрочем, непосредственно образ главного героя Барри подсмотрел не у брата. В его основе – характеры сыновей четы Дэвисов, пятерых сразу. Сказочник познакомился с мальчиками, когда те гуляли с няней в Кенсингтонских садах, а позже случайно встретил на званом ужине их родителей – Сильвию и Артура.
Начали дружить семьями. Мамы уже не было в живых, и Барри нашел отдушину в этом общении. Он привязался к детям настолько сильно, что, когда с разницей в три года умерли Артур и Сильвия, взял на себя опекунство. Жена ушла от него за год до этого.
В наше время появились слухи о педофилии Барри, но очевидцы все отрицали. Его крестница, дочь одного из братьев Дэвисов, в 2002 году прокомментировала обвинения так:
«Мой отец жил с мистером Барри до женитьбы и знал его очень хорошо… Он всегда говорил, что Барри был асексуален. Он не видел в женщинах сексуальных объектов – он возносил их на пьедестал».
Как переживший голод не может насытиться, так и Джеймс, лишившись на несколько месяцев самой родной (а в шесть эти несколько месяцев – вечность), боялся упустить с таким трудом возвращенную радость близости и заботы. Он называл маму «родственной душой». Само по себе это звучит замечательно, но в жизни обернулось сказкой с несчастливым концом.
Невзрослеющий Барри остался за старшего в компании осиротевших мальчишек. Ребята выросли и покинули друга. Трое из пятерых умерли, а об остальных я не нашла информации. Знаю только, что в завещании писатель никого из подопечных не указал. Права на «Питера Пэна» перешли к одной из детских больниц Лондона.
Комментирует пмихолог Милена Морозова:
«Эта история иллюстрирует то, как большой талант проявляется зачастую благодаря детской травме: травма становится катализатором. Джеймс Барри – человек с высочайшим уровнем эмпатии, который он выработал в результате чуткого наблюдения за реакциями любимой мамы. Он принял решение стать родителем для нее. Можно даже сказать, что писатель сам «заявил» об этом, когда сделал мать прототипом девочки Венди в «Питере Пэне».
Стараясь рассмешить, а на самом деле оживить маму, мальчик пожертвовал собой ради ее спасения. Это стало его жизненным кредо – спасать тех, кто лишился кого-то важного. Так Барри отвлекал внимание от своего внутреннего травмированного ребенка, взаимодействие с которым было чрезвычайно болезненно. Через творчество он мог исцелять его, возможно, не отдавая себе в этом отчет. На страницах своих произведений он день за днем проживал жизнь мамы, чтобы оживить не только ее, но и себя.
Маленький Джеймс принял решение, которое позволило ему выжить в сложившихся условиях. Вероятно, это решение было самым правильным из всех возможных для него на тот момент. Столкнувшись с «холодной матерью», мальчик мог уйти в себя, отказаться чувствовать или озлобиться на весь мир и на женщин в частности. Вместо этого он подарил нам чудесного литературного героя. Жаль только, что уже взрослый Барри так и не излечил до конца своего внутреннего ребенка. Это не позволило ему испытать радость близости и счастье настоящего отцовства.
По поводу асексуальности Барри можно только строить гипотезы. Возможно, горе матери, терявшей детей одного за другим, привело писателя к подсознательному решению не иметь собственных: слишком больно переживать их утрату. Это же может объяснить отсутствие у него сексуального влечения, ведь результатом сексуальных отношений становятся дети.
Другая версия: Барри мог не стремиться к близости, потому что воспринимал детей как обузу, которая мешала его любимой маме жить и наслаждаться жизнью.
Как бы там ни было, но слухи о педофилии писателя совершенно точно родились из непонимания его натуры и незнания обстоятельств его прошлого. Вместе с пятью детьми близких друзей он заново пережил горе утраты и остался верным первоначальному решению, взяв на себя опекунство».