Мне снился сон — и в этом сне мерцали светляки, мерцали рыбы в глубине. Мы плыли за буйки, киты, подпевшие ветрам. И, наконец доплыв, вошли в чудесный тайный храм, где лестницы теплы. Где нас узнали, словно мы потеряны в веках. Шептались призраки из тьмы на древних языках. Шершавость чуяла ступня, за грубость не виня. И солнце — делатель огня — плясало на камнях. На них начертано ничто, написано нигде.
Лежать в воде и стать водой, довериться воде.
Мне снился сон — лешачий бог, похожий на лису. А под ногой пружинил мох, как водится в лесу. Росла черника и грибы, птенцов кормила мать.
А мы умели только быть. Умели обнимать всё то, что дали нам хранить, не вмешивая ад. Ручей, серебряная нить, лиловый виноград. Звук неизведанный, живой, но с музыкой в родстве. Примять траву и стать травой, довериться траве.
Мне снился сон, где я был Том, Серёга и Петро́. Скользила ящерка хвостом перед цветным шатром. Барханов зыбкие снега клубочились, ворча. Старик-кочевник предлагал горячий горький чай. Когда прошел небесный скан случайный пассажир, то стал он долгий океан, курильница, инжир. И мы вплелись в его покой, став каждой из костей. Постичь песок, шуршать строкой и буквой шелестеть, разулыбавшись как монах, мудрец, король зануд.
Мне снились сны — и в этих снах мы не нашли войну.