Но до этого дня меня не было на земле. Вероятно, я был, но другим. В непохожем месте. Поработал компа́сом на маленьком корабле, и дождём в Таиланде, и снегом на Эвересте.
Вот, бреду наугад. Карты нет, начертить слабо́. Привыкаю, конечно, к реальности понемногу. Меня просто придумал забавный и добрый бог, или я — предположим такое — приснился богу. Или даже не богу — собакам ли, голубям. А теперь я случился. Дорога подошвы лижет языком автострады. Мне надо найти тебя. Потому что ты есть, и становишься только ближе.
Как ты пахнешь? Во что одеваешься? Где твой дом? Представляю тебя то дриадой, а то ундиной. Фантазирую — ты в полумраке пьёшь ром со льдом и смеёшься над фразой оплывшего господина, поглощая молочный растаявший шоколад. Забываешь ключи, забываешь помыть посуду.
Не имеет значения.
Лучше бы ты была, и, когда я возьму твою руку, — я тоже буду.
Ведь до этого дня меня не было никогда, урожденного странной звездой, карнавалом, мессой.
Мы построим прекрасные замки и города. Или хижину в тайной глуши, на опушке леса. Чтоб река обязательно рядом, малина, мёд. Чтоб закаты над речкой красивые полыхали.
За меня не волнуйся, но если прогноз не врёт, я исчезну с крикливыми летними петухами.
***
Она слышит на лестнице лёгкий крылатый шаг. Она словно очнулась от долгой тупой болезни. И кричат петухи, надрываясь, на алый шар, но она сто процентов уверена — не исчезнет. Потому что — смешно — сочиняла любовь сама, на бегу, на работе, на лекциях, в интервалах. Потому что когда-то — ужасно — была зима, и её в эту зиму почти не существовало. А теперь существует, советчики, шах и мат. Даже чувствует вкус, даже запах — совсем живая. Открывает на стук — на пороге курносый Март. И сосулька дежурная падает, разбиваясь.