4. Генерал контрразведки Одноглазый Лис.
Да, братцы мои, завертелась наша наступательная операция на всю катушку. Не заскучаешь. Я, правда, и до этого не скучал, аккурат с того момента, как в устье резня началась.
Бойцовых Котов туда первыми бросили – понимали, что дикобразы со своими гражданскими воевать не будут. Да и нельзя их в родные места – после патруля и половины не соберешь, разбегутся по родне да знакомым. А мы зашли – только форму увидят, с улиц словно метлой сметает. Наслышаны про нас, боятся. И правильно боятся. В наших боевых тройках гражданских наставников, чтобы мозг тыловым пешеходам промывать, нет, и сроду не водилось. Другие у нас задачи, там больше автомат или огнемет требуется. Поэтому беспокойному населению, когда мы улицу патрулируем, лучше перейти на другую сторону, и желательно без резких движений. Как говорится, во избежание и для предотвращения.
Единственное неудобство – запретил герцог виселицы на площадях ставить. Это зря. Виселица на главной площади сильно помогает спокойствию и порядку. Но герцогу видней, хоть и молодой.
Когда отец-герцог принял мученическую смерть от упырей из Революционного Комитета, молодой герцог взялся за вожжи крепко. Управился за две недели. С характером. Только странно как-то все вышло – никого не расстрелял, хотя городские в порыве патриотического подъема требовали массовой казни. Соскучились, выходит, по зрелищам. От столицы, считай, только Радиобашня осталась нетронутой, а им все веселья мало. Жаль, что Бойцовых Котов туда не направили на подавление. Было бы им веселье, змеиное молоко. Уж мы бы их повеселили.
Но – всех в штрафные отряды, пожары тушить на фабриках. Брат-храбрец Носатый после госпиталя те отряды охранял неделю. Редко кто из этих отрядов на своих ногах из пожара выходил. Все больше выносили, да такими, что сестры в госпиталях в обморок падали. Может, и правильно герцог все сделал, да все равно непривычно. Моя воля, так самых буйных отрядил бы ногами на веревках поболтать.
Это у меня в голове разные мысли толкались, пока я автомат чистил и форму в который раз щеткой проходил. Сегодня день особый. Его Алайское Высочество герцог Гигон с инспекцией будет осматривать героические бригады, с целью поднятия боевого духа перед скорым наступлением. В открытую про наступление нам, конечно, не говорили, но я не первый день форму ношу. Всегда скорое наступление чувствуешь. Снаряды подвозят, новые огнеметы вон позавчера егерям привезли. Усиленной конструкции, дальность раза в полтора выросла – красотища. Штурмовики летают почти каждый день – и поодиночке, и тройками. Короче, готовимся крысоедам все припомнить, что у кого на душе накопилось. А накопилось столько, что, боюсь, крысоедов не хватит, чтобы каждому хватило.
Не успел «ураган» герцога на повороте показаться, как вся бригада замерла. Черная линия бронемастеров перед своими самоходками, за ними – расчеты ракетометов возле тягачей. По флангам – егеря. Огнеметы на земле, стволы вверх под одним углом – мощь и дисциплина во всей красе. Мы чуть в сторонке, по боевым тройкам. Носки в линию, подбородок вверх.
«Ураган» остановился за воротами, и из него вышел герцог, а следом… мать честная… Начальник Контрразведки Его Алайского Высочества Одноглазый Лис.
И напал на меня, братцы, какой-то ступор. Бывает ведь такое – проснешься ты, а в голове сон недавний. И крутится он у тебя в башке вихрем, ты ведь только что оттуда, из сна, а ничего не разберешь в этом вихре – ни земли, ни неба, ни лиц…
И у меня в голове что-то такое. Как будто я Одноглазого Лиса знаю не хуже, чем старшего наставника Гепарда. Или брата-храбреца Лугга, что стоит со мной в боевой тройке. Это после контузии меня не долечили. Я ведь в разгар наступления попал под бомбовый удар возле неизвестной деревушки, у которой и названия то не было. Помню, как мы развернулись вдоль леса, ракетометы на позиции выкатили, егеря по флангам рассыпались, пехоту отсекать. Но как только первая самоходка крысоедов из леса выскочила – бомбовозы с пикирования на нас и разгрузились. Помню только, как вверх летел, с комьями земли и кустами вперемежку. А как падал, уже не помню.
В госпитале очнулся, рук-ног не чую, пять дней без сознания пролежал. И неделю на костылях прыгал, тело не слушалось. А потом ничего, оклемался. Только с тех пор накатывает на меня. И сны после контузии снятся… нехорошие.
А герцог с Лисом и бригад-егерем бароном Трэггом идут вдоль строя. Каждому руку жмет, для каждого пару слов находит. А на лицо – вылитый отец-герцог, только лет на тридцать моложе.
И вот доходит он до меня, окидывает странным взглядом, словно ждал, когда меня увидит, и протягивает руку. –Благодарю, брат-храбрец, за службу. - И дальше идет, Лугга благодарит.
Отстояли мы на плацу, оркестр исполнил «Алайское Знамя Победы», и только начали расходиться, как подходит ко мне посыльный из штаба и просит пройти с ним. Немедля. Для личной беседы.
А в штабе, в кабинете бригад-егеря, двое. Гецог и Одноглазый Лис. Посыльный выходит, а я стою в дверях. В башке – туман. Позвоночник словно инеем покрылся. Стою. В уме всех святых перебираю, кто бы помог.
-Садись, брат-храбрец, - Одноглазый Лис кивает на стул. – Как служба?
Странно как-то разговор начинается. Служба она и есть служба, что тут рассказывать. Боевое сплачивание по тройкам, по группам троек. Старший наставник беседы ведет, моральный дух поднимает. Вылазки на передний край, проходы в минных полях искать. Патрули. Позавчера изучали огнемет новой конструкции. Он хоть и у егерей, но нам знать не помешает. Хорошая машинка, полезная. Вот и вся служба.
- Расскажи, ты ничего странного после контузии не замечал за собой? Может, сны снились, или неожиданные обрывки памяти? Не торопись, подумай.
И так мне горько стало, братья-храбрецы.
У нас наступление на носу, только приказа ждем, каждое болото до передовой линии уже в мыслях и так и этак покрутили, как проходить будем. А тут – сны. Кто мне объяснит, откуда контрразведка про сны знает? В Академии ученых много, и слухи о них ходят разные, может они в любую голову уже без лучковой пилы залезать научились, но ехать в устье Арихады узнать, как спится Бойцовому Коту… Я ведь если расскажу про сны – привет, госпиталь Блаженного Чука, главного городского сумасшедшего при герцоге Гоне и, по слухам, первого же постояльца этого госпиталя.
- Не кривись, - Одноглазый Лис протягивает руку и нажимает кнопку бурчалки на столе. Это, значит, чтобы не услышать нас было. – И не удивляйся, мы не удивлять тебя приехали. Просто я твой взгляд увидел, когда подходил с герцогом. И поэтому про сны спрашиваю не просто так. Давай.
А герцог рядом сидит и смотрит на меня так интересно. Как странствующий рыцарь в пещеру дракона Гугу – есть там дракон или по нужде вышел?
Вздохнул я, братцы, и словно в омут с головой. Долго я рассказывал. Про экраны, по которым с матушкой своей во сне разговариваю. Про чудную еду, которая сама из шкафа выползает от одной мысли. Про неизвестных солдат, которые героически сражались и погибали на неизвестной земле. Но точно не на Гиганде. И про памятник им – огромный обелиск, смотрящий в небо, который я молочу кулаками в кровь. И про огромный механизм, рядом с которым имперская самоходка как моська блохастая…
- Рядовой Драмба, - герцог весело рассмеялся.
-Так точно, Ваше Алайское Высочество, Драмба, - мне то не до смеха. Я уже понимаю, что сошел с ума. На всякий случай даже автомат с плеча скинул и на стол положил, поближе к Одноглазому Лису. Мало ли что от меня, сумасшедшего, мне ожидать. Когда в голове не то рядовой Драмба, не то блаженный Чук. Не то…
- А теперь внимательно слушай, сынок, и запоминай, - Одноглазый Лис небрежно отодвинул автомат на край стола. – Контузия тут не при чем. И рассказ мой будет не быстрый.
Герцог ушел, а Одноглазый Лис начал рассказывать. Про ментальный прием «два-в-одном», который позволяет личность одного человека перемещать в другого. Про господина Корнея, который вытащил не то меня, не то герцога из под гусениц крысоедовской самоходки и вылечил на далекой планете, о которой не знал даже придворный астроном Госак. Много о чем рассказал мне начальник контрразведки Его Алайского Высочества. И к концу его рассказа я уже не понимал – кто я и где я. Вроде все сходилось к тому, что не в домике Чука. К сожалению.