Вопрос, зачем из малороссийского говора в XIX веке делали украинский язык, мы изучили в предыдущей статье, теперь займёмся вопросом "как".
Во времена так называемой Киевской или Древней руси все восточнославянские племена могли легко понимать друг друга. Украинский академик П.П. Толочко писал об этом:
Летопись приводит множество примеров, когда на вечевых собраниях Новгорода и его пригородов выступали киевские послы и князья, а к киевлянам обращались с речью представители Новгорода, Суздаля, Смоленска.
Несмотря на такое взаимопонимание, разница в говорах безусловно была. По-своему говорили в Киеве, чуть иначе в Новгороде, и все они - не так, как во Владимире и в Суздале. Однако разница эта была примерно такой же, какой сегодня будет разница в русском языке между деревнями в Вологодской, Пензенской и Ростовской областях. Есть разница? Есть. Разные языки? Всё же нет. Разные диалекты? Зависит от желания классифицирующего.
Основные отличия от великорусских говоров в малорусском начали накапливаться с XIV века, когда в Юго-Западной Руси установилось польско-литовское господство. Естественным образом местные жители начали перенимать польские слова. Именно так из восточных русских говоров выделились белорусский и малорусский.
Кстати, слово "малорусский", как и название Малороссия - вовсе не про размер. Этот термин обозначает территорию первоначального обитания русских, по аналогии с "Малой Грецией" (местом зарождения греческой цивилизации) и "Великой Грецией" (островами, на которых греки расселились позже), или с "Малой Польшей" и "Великой Польшей".
Таким образом, русский язык разделился на три диалекта, при этом продолжая быть единым языком. В 1523 году Альберт Кампензе, посол римского папы Климента VII, посетил Литовское и Московское княжества, откуда писал в Рим, что оба народа «говорят одним языком и исповедуют одну веру».
Литовский писатель XVI века Михалон Литвин и вовсе жаловался на засилье "московского языка" в Литве. То же говорил и польский король Ян Казимир, называя угрозой для Речи Посполитой тяготение малорусского и белорусского населения к Москве, "связанной с ними языком и верой".
В конце концов эта связь была восстановлена, и Малороссия присоединилась к Великороссии. Языковые контакты усилились, многие люди переезжали из одной части в другую, взаимно обогащая местные говоры. Украинские писатели подарили московскому диалекту немало ярких южнорусских особенностей. Общерусский литературный язык стал смешением великорусских и малорусских говоров. И великороссы, и малороссы справедливо считали его в равной степени своим.
Язык малороссийских господ, конечно, отличался от языка местных крестьян, но понимали они друг друга так же легко, как и подмосковные крестьяне понимали своего московского барина. У народа было побольше просторечий, у барина - побольше литературных выражений, вот и вся разница.
Профессор Киевского университета Сильвестр Гогоцкий писал:
У нас, как это бывает и во всех почти странах, одна часть народонаселения говорит на своем образованном языке, а другая употребляет только свое местное просторечие. Ежедневно мы говорим в деревне с простым народом по-русски без всяких переводчиков, и не только примера не было, чтобы нас не понимали, но даже сами же эти простые люди рассмеялись бы, если бы мы, говоря с ними, стали их уверять, что они нас не понимают и приводили бы к нашему разговору переводчика.
В общем, великороссы, малороссы и белорусы тогда составляли единую русскую нацию, так же как великополяне, малополяне и мазуры - польскую, а пруссаки, баварцы и саксонцы - немецкую. Так же было в Италии, когда её север находился под немецким владычеством, юг - под испанским, а центр оставался собственно итальянским. Веками эти части говорили на разных наречиях, но сейчас это по-прежнему единый итальянский народ и единый итальянский язык. Хотя разница в итальянских диалектах не меньше, а может и больше, чем отличия русского, великорусского и белорусского говоров.
Что касается Малороссии, особенности речи деревень писатели начали включать в свои произведения, чтобы передать местный колорит или усилить комический эффект. Да и было бы странно, если бы персонажи, будучи крестьянами, говорили на том же языке, что и в аристократических салонах. Точно так же великорусские писатели передавали речь мужиков, скажем, из Вятской или Рязанской губерний. И так же поэты юга Франции писали на провансальском диалекте, оставаясь французами.
"Мы - псковские" - так звучит литературный русский. "Мы - пскопския" - говорили псковские крестьяне. И это не делало псковский говор отдельным языком. Но сделало бы, будь у кого-то потребность отделить Псковскую губернию от России.
Как и во многих южных великорусских деревнях, мужики Малороссии, например, тяготели к замене "ф" на "хв", употребляли фрикативное "г", словечки "шо", "це", "чи" - те самые, которые делают южнорусские высказывания такими сочными и выразительными.
Постепенно распространялось просвещение, и с ним увеличивалось количество использующих литературный язык. Соответственно уменьшался процент говорящих на просторечии. Этот процесс естественным образом проходил в то время во всех странах Европы.
И тут мы вспоминаем о поляках, которые с тоской вспоминали о своей Украине, по-прежнему мечтали о том, чтобы Польша была "от моря до моря". И которым для этого позарез нужна была Малороссия. А значит местных жителей нужно было убедить в том, что они ближе к Польше, чем к России.
Откровенная полонизация не удалась, в связи с тем, что малороссы ещё помнили об обидах, нанесенных им польской властью. И тогда Польша начала политику, сформулированную ксёндзем В.Калинкой:
Если Гриць не может быть моим, то пускай, по крайней мере, не будет он ни моим, ни твоим.
Генерал Мирославский, один из участников польского антирусского восстания 1863 года, призывал:
Бросим пожар и бомбы за Днепр и Дон, в сердце России. Пускай уничтожат её. Раздуем ненависть и споры в русском народе. Русские будут рвать себя собственными когтями, а мы будем расти и крепнуть.
Что-то изменилось с тех пор?
Малорусской интеллигенции начали внушать, что они представляют собой отдельную национальность, что они порабощены великороссами, что им навязывают чуждые язык и культуру.
На "украинский язык" взялись переводить Библию. Однако дело это оказалось почти невозможным, потому что "язык", на котором говорили исключительно крестьяне, просто не имел слов для изложения Священного писания. Народное наречие было богато на слова, обозначающие предметы в сельском быту, и только.
Перевод получился спорным. Например, фраза «Да уповает Израиль на Господа» звучала как «Хай дуфае Сруль на Пана».
В 1863 году поляки Малороссии предприняли антирусское восстание, которое было подавлено, причем в первую очередь самими малорусскими крестьянами. Вооружившись вилами и косами, они так рьяно истребляли польских повстанцев, что порой солдаты, прибывая в какую-нибудь мятежную волость, просто получали с рук мужиков связанных поляков и тела убитых.
Что касается "украинского языка", ростки были запущены, движение в его поддержку продолжалось. На малороссийском начали выпускать книги. Украинский ученый М.А. Максимович рассказывал:
Пробовал я давать нашему деревенскому люду книжицы на нашем просторечии, что же выходило? Каждый раз очень скоро возвращали, прося наших русских книг.
Широкую известность получил случай с приехавшим в малорусское село молодым священником, который обратился к крестьянам с проповедью на народном наречии. Крестьяне очень обиделись, потому что батюшка говорил о Боге тем языком, каким они «в шинке лаются меж собой».
Тем не менее, украинофилы не сдавались. Был выпущен перевод "Тараса Бульбы", где слова «Россия», «русская земля», «русский» были заменены на «Украина», «украинская земля», «украинец» и даже словосочетание «русский царь» оказалось замененным на «украинский царь».
Петербург справедливо увидел в этом революционные настроения, не отреагировать на них не мог, и издал указ, запрещающий использовать малорусское наречие в политических целях. Указ включал запрет на ввоз малороссийских книг из Австрии и на использование этого наречия в науке и общественной жизни.
При этом использование его в художественной литературе разрешалось, с той оговоркой, что нельзя было вкладывать в уста представителей высших классов реплик на просторечии. Впрочем, это лишь удерживало литературу от превращения в фантастическую, в виду того, что никто кроме крестьян на этом просторечии по-прежнему не говорил.
Указ этот назвали "антиукраинскими репрессиями царизма", и украинофильские писатели начали всеми силами доказывать самостоятельность украинского языка и литературы. Стали писать пьесы (частенько это был переделанный Островский), басни (а ля Крылов), что-то, безусловно, писали и своё.
В 1880 году указом Александра ІІ Императорской Академии наук была основана премия имени Н.И. Костомарова, предназначенная для будущего составителя словаря малорусского наречия. Таким образом "царизм" вполне признавал его наличие, подчеркивая, что "репрессии" касаются только политической стороны вопроса.
В 1890-х годах в России действовали уже четыре издательства, выпускавшие украинские книги. Самое крупное принадлежало Б.Д. Гринченко и находилось в Чернигове. Однако спросом эта литература не пользовалась. Сам Гринченко открыто конфликтовал с директором книжного склада, не желавшим заниматься сбытом украинских книг, считая это делом убыточным.
В 1897 году украинофил Рудановский, признался, что лично «накупил кипу малорусских книг Гринченко и еще какого-то Харьковца и передал в школу. Но, по отзыву учительницы, они мало читаются».
Что касается самых простых слоёв населения, тех самых, что использовали малорусское наречие, в их домах единственной книгой чаще всего бывала Библия. Украинофилы очень долго возмущались тем, что таковой не существует на "мове", заявляя, что именно этого ждут крестьяне. Как свидетельствует известный украинский деятель Ю. Липа:
Когда это Евангелие было напечатано в 1906 г. — оно не имело большого успеха.
Распространяли слухи о том, как царь гноит украинофилов в тюрьмах. На эту тему М.П. Драгоманов говорил:
Из “мучимых” теперь украинофилов я никого не знаю, кроме Ефименко, который сидит в ссылке в Холмогорах Архангельской губернии, но он был выслан за участие в революционном кружке харьковцев, более герценовском, чем украинофильском, и сидит за взятый им псевдоним — Царедавенко.
Даже украинизатор 1920-х годов М.И. Яворский признавал, что действия Петербурга "были реакцией не так против украинского языка, как против использования его в качестве средства революционной пропаганды".
Что характерно, даже авторы украиноязычных книг сами оставались русскоязычными. Русский был родным для большинства украинских писателей дореволюционной поры от Ивана Котляревского, считающегося основоположником украинского литературного языка, до Панаса Мирного. Достаточно посмотреть, на каком языке Панас переписывался со своими детьми. Или почитать опубликованные черновики писателя, чтобы убедиться на каком языке он составлял планы своих украиноязычных произведений
Таким образом, неудивительно, что нам украинский кажется немного забавным. Ведь целый государственный язык был сделан на основе деревенского просторечия.
Если бы политические цели создателей удались в полной мере, следом появились бы идеи о том, что весь юг России - Ростов, Краснодар, Орёл, Белгород - говорят с таким же фрикативным "г", и тоже употребляют "шо" вместо "что", а следовательно признание их языка частью украинского - дело пяти минут. А если у них единый с Украиной язык, значит и сами они все украинцы, а значит следует сначала отделить их от большой России, а затем присоединить к Украине (или уже к большой Польше, которая простерлась "от моря до моря").
В следующей статье переходим, наконец, к ХХ веку.
t.me/lang_witch_ | vk.com/lang_witch