- Пойдём скорее, - бормотала Утар, утягивая её за дом. - Слушай, Алай, ты знаешь, кто это?
- Нет. Первый раз вижу.
- Он из Хайар... Хайар!
Алай кивнула.
- Да, я помню Хайар. Дилат была обещана в их хасэн. Но их же осталось двое, и оба вроде были женаты. Они не приходили за невестами...
- Это старший, - тихо сказала Утар, бледнея. - Он вернулся. Это ему сестра была обещана, понимаешь?
- Она ведь уже четыре года замужем... Подожди... Подожди, - пробормотала Алай. - Почему он пришёл?
- Дядя Охар его случайно встретил на торгу. Я так поняла, что кто-то увидел их вместе, узнал этого бородатого и напомнил дяде про невесту... Дядя уже не мог ничего сделать. Харан пришёл сюда забрать халат, а Охар предложил ему наши украшения или коней, потому что ты обещана в Адат-хасэн, и другой невесты в роду нет. Харан сказал, что коней у него достаточно, продажей он заниматься не хочет, и лучше, чтоб Охар отдал ему четыре золотых.
- Четыре? За Дилат платили четыре?!
- Да. Слушай, это было десять лет назад. Я так поняла, что этот Харан её и не видел никогда... Это ещё хас Сур ведь договаривался с его отцом.
- Тут впору за голову хвататься, - беспокойно сказала Алай. - И о чём они ещё говорили?
- Ни о чём. А вот на торгу говорили, что этот Харан ведёт девушку в Улданмай.
- Невольницу? - ахнула Алай. - Они приехали со стороны Фадо...
- Не знаю. Я только поняла, что если бы дядя его на торгу не встретил, то он бы сам и не заговорил о выкупе. Это кто-то из Куд-хасэна напомнил, сказал про честь рода, ну и дядя Охар, как всегда...
- Я знаю, - сморщилась Алай.
Ну вот теперь ещё и это. Мало было золотого за неё в Адат-хасэн, теперь ещё четыре этим Хайар.
- Хэй! - Тур выскочил из дома, счастливый, довольный, радостный, и вскочил на Далсаха. - Йет, йет!
Алай удивлённо поглядела ему вслед, и Утар, проследив за её взглядом, растерянно развела руками.
- Весёлый, - сказала она недоуменно.
Радостные иголочки закололи в животе Алай. Она развернулась и тихонько, чтобы не спугнуть затаившееся счастье, пошла к дому. Навстречу ей вышел угрюмый бородач, а за ним - Охар.
Она зашла в дом и наткнулась на недружелюбный взгляд Мулги, и от этого взгляда сердце переполнилось радостью. Тур сказал им! Она была готова к этому взгляду, когда Мулга узнает, что придётся отдавать деньги Адат.
- Не лезь под руку, - сказала Мулга презрительно. - Видеть тебя не хочу.
Алай тихо, чтобы не попасться под её гнев, прошла в дальнюю комнату, отодвинула свои войлоки в самый уголок и забралась с головой под одеяло, глупо улыбаясь.
Сон был красивый - лепестки яблонь падали на землю, розоватые, нежные, ровным слоем покрывали всё вокруг, росли, как сугробы, и сердце отчаянно щемило от нежности.
- Иди свой халат чини, - сказала Мулга, швыряя ей тряпицу.
Алай спросонья еле поймала тряпицу, потом удивлённо развернула её. Мех золотой лисы, ровно столько, чтобы восстановить второй рукав! Вот как боится Мулга опозориться - даже в свой сундук залезла, лишь бы пересудов избежать!
- Да не злись ты на неё, - ворчала дада в соседней комнате. - Всякое бывает... Всякое.
- Видеть её не хочу, - прошипела Мулга.
Мех был чуть красивее, чем на левом рукаве. Золотая лиса, ещё более редкая, чем серебристая... Она положит правую ладонь на ладонь Тура, и алая лента опутает их руки, а потом она обнимет его, и наконец никто не будет гневаться на них или говорить дурное.
Она осторожно клала стежки, стараясь как можно ровнее приладить мех к рукаву, потом радостно вынула всё своё красное праздничное нижнее платье и тщательно проверила, нет ли на вещах пятен. Сердце замирало, когда она представляла, как Тур улыбается ей, говоря клятвы над красной водой.
- Ты есть не собираешься? - спросила Утар, заглядывая к ней. - Мулга на тебя злится. Может, принести сюда еду?
- Давай, - кивнула Алай, осторожно подцепляя мездру. - Смотри, красиво как!
- Очень. Сверкает...
Алай накинула халат и покружилась по комнате. Ярко-красная ткань мерцала золотыми нитками среди серых некрашеных стен простого сруба, и от этого казалась ещё наряднее.
- Вода покраснела, - сказала Утар, прикусывая губу. - Охар сказал, сегодня вечером будем с Уканом клятвы приносить. - Она разрумянилась и приложила ладони к щекам, закрывая глаза. - Алай, я так счастлива! И тебе счастья желаю!
Хлопоты у очага заняли почти весь остаток дня. Женщины резали мясо и тушили его с рисом и оранжевыми измельчёнными корешками мэйхо, отчего рис становился похож цветом на шерсть Далсаха. Они катали крутое тесто из муки и воды с добавлением крепкого быуза и погружали его полоски в кипящее масло, поливая потом мёдом и посыпая толчёными орехами, и лепили почмы с бараниной из такого же теста. Отец заглянул в дом и сразу же ушёл, так что Алай даже окликнуть его не успела, не то что спросить, когда же её свадьба. Под неприязненным взглядом Мулги она притихла, делала всё, что та говорила ей, и на сердце было радостно, будто в степи майским днём, когда холмы окропляются красными лепестками распустившихся цветов ондэг.
Мулга грузила еду на лошадь, а Аха, Нарэн и Алай кружили с прощальной ласковой песней вокруг Утар, переплетали её косы по-особому, помогали ей завязать тесёмки красного нижнего платья, обнимали нежно и желали счастья в новом хасэне. Они вывели её наружу и шли через весь торг, провожая песней, и другие женщины откликались, вплетали разноцветные ленты своих голосов, пронзительно и трогательно, будто вспоминали и свою молодость, и дни своих свадебных клятв. Со всех сторон по торгу шли ещё девушки, провожаемые матерями, сёстрами, тётками и бабушками, песни сплетались в такт их шагам, летели в пестроте торга, а мужчины кланялись им навстречу и вслед, потому что священен день свадьбы и день рождения наследника, и не зазорно в такие дни поклониться женщине, а, напротив, почётно, и сама Мать Даыл оберегает её в это время.
Алай в толпе заметила Даса и улыбнулась ему с неловкостью. Не хотелось говорить ему ничего пока... Он расстроится. Он глядел на неё с широкой улыбкой, потом помахал рукой. Нет. Пусть пока не знает.
Она сидела у шатра Оладэ-хасэна, слушая поздравления молодым, пока тоо-хас не прислал мальчишку.
- Оладэ следующие, - сказал тот, привычно вытягивая чумазую ладонь.
Укан положил ему в ладонь серебряную монету, и Охар слегка скривился.
- Не кривись, Охар, - рассмеялся Укан. - Наш хасэн обширен. Твоя племянница не будет ничем обделена.
Утар сидела, краснея, и поглядывала на него.
- А где твой зять? - со смехом спросил хас Нарыс у Охара. - Всё никак не угомонится?
Алай поискала взглядом Тура, но его не было. Нарыс увидел выражение лица Мулги и махнул рукой.
- Ладно, - сказал он. - И не такое случалось. Не дуйся, хасум Мулга. Тебе вредно тревожиться.
Алай ошалело перевела взгляд на Мулгу. До неё вдруг дошло осознание того, почему мачеха так долго спит по утрам.
- Да, ей вредно, - сказал Охар, гладя жену по плечу. - Такая радость! Надеюсь, это сын, и не последний.
- Ну, ты ещё не так стар, - ухмыльнулся хас Нарыс. - Тебе же и пятидесяти нет. Ул-хас Бутрым старше, а вон, поди, войско собирает... Чего вздумал на старости лет.
- Дело его. Я стар уже для такого. Тур вон всё рвётся. С другой стороны, а вот попадёт в воинство Ул-хаса... Почёт какой! И жене почёт, за воином замужем быть. Как в преданиях старинных...
Алай слушала его с замиранием сердца, сдерживая счастливую улыбку. Будет воином её Тур, обязательно будет! Он смелее всех, и красивый, и сильный!
Укан встал в сопровождении отца, а Охар пошёл вслед за Утар.
- Можешь пойти посмотреть, - сказала Нарэн, вставая. - Пойдём... Послушаем их клятвы.
У плоского утёса над красной водой, рядом с уступом, на котором приносили клятвы, стояла эным с бубном, приготовив колотушку.
- Сын Оладэ-хасэна берёт в жёны дочь Расу-хасэна. Обменяйтесь клятвами, - сказал тоо-хас, явно уставший от количества церемоний. - Прошу, дети.
- Клянусь оберегать эту женщину, как руку свою, давать ей пищу и защиту, пока не остановится моё сердце и не уйдёт моя душа в ветви Великого Дерева Эн-Лаг, - сказал Укан на одном дыхании, повернув голову к Утар.
- Клянусь слушать этого мужчину, как своего отца, и быть ему во всём покорной, пока не остановится моё сердце и не уйдёт моя душа в ветви Эн-лаг, - радостно отозвалась Утар.
Она положила правую ладонь на поднятую левую ладонь Укана. Тоо-хас ловко обернул и опутал их алой лентой, затем кивнул эным-дада. Та подняла бубен, закрыла глаза и завела низким горловым голосом песню на дэхи, и от слов древнего языка хасэ, которые обещали воссоединение любящих душ в следующих жизнях, мурашки бежали по коже.
Укан увёл Утар обратно к шатру. Нарыс поставил на ковёр большой кувшин быуза. Алай села, радостно глядя на Тура, который присоединился к пиру, пока она была у озера. Уже совсем скоро она так же будет наливать ему левой рукой быуз в стаканчик и подносить к губам, а потом он возьмёт из мисочки в её руках щепотку оранжевого праздничного риса, и будет так же ласково смотреть на неё... Какой же он красивый!
Мулга зло посмотрела на Алай, и та опустила глаза. Главное, чтобы не стала изводить невестку непосильными поручениями. Мулга, как свекровь и одновременно жена хаса, станет чуть ли не выше Тура, и Алай должна будет слушаться её, как и его самого. Ничего. Она потерпит. Это небольшое неудобство по сравнению с тем, что они с Туром больше не будут скрываться.
Стемнело. Укан встал, чтобы увести молодую жену в шатёр, и Нарыс жестом показал присутствующим за столом не балагурить, как это обычно происходило при "провожаниях". Алай с благодарностью и уважением посмотрела на него. Утар и так пылала румянцем...
- Посуду прибери, - бросила Мулга. - Мы пока ещё посидим. Потом спать иди.
Алай вежливо кивнула. Девушка из Оладэ помогла ей скинуть с плошек недоеденное и забрала те, что принадлежали Оладэ-хасэну, а остальные Алай сложила и завязала в тряпицу. Под весёлый смех пирующих она вскинула узелок на плечо и направилась к небольшому озеру, где мыли посуду и стирали.
- Пойдёшь со мной? - спросила она у девушки, что помогала ей.
- Позже помою, чтоб два раза не ходить, - хихикнула та. - Свадьба же! На свадьбе кто наказывает? Можно и полениться!