22 февраля рота солдат-срочников Таманской дивизии пропала на границе с Украиной — их телефоны отключены, родные в панике. В последний раз подразделение видели на станции Долбино, где они провели несколько дней, разместившись на кафельном полу и собственных бушлатах. До этого солдатам выдали по три ампулы с морфином и боевое оружие. Репортёр Baza Игорь Залюбовин отправился в уральский город Сысерть, где встретился с женой рядового этого подразделения.
I
Кран течёт. Никуда не деться от этого звука. Кап-кап, кап-кап.
Катя, жена пропавшего рядового, разумеется, вызывала сантехника. А этот сантехник не пришёл. «Ну и ладно, — говорит она, улыбается и пожимает плечами. — Может, завтра придёт?»
Кап-кап. Кате всё равно. Кап-кап. Катю этот звук не раздражает, она его, кажется, не замечает. Столько всего произошло. Сейчас минута относительного спокойствия. Можно просто посидеть и помолчать. Дочь в школе, сын — в садике. Пять минут назад уснул младший. Ему всего неделя.
Катя только из роддома. Кап-кап. Катя недавно из загса — поженились в начале февраля. Кап-кап. Капли будто отщёлкивают события. А Катя затравленно улыбается. Устала. Кап. Столько всего произошло, что она даже не поняла, как в один момент из разведённой женщины под сорок с двумя детьми стала молодой женой девятнадцатилетнего солдата-срочника, которого ждёт с войны.
С младенцем на руках.
II
Двухкомнатная квартира находится на первом этаже многоэтажки. Детская, спальня, кухня. Приличный квартал. Называется «Каменный цветок». В квартиру не летят крылатые ракеты. Здесь просто капает вода из крана, который некому чинить.
В нескольких улицах отсюда — ТЦ «Бажов». Там детский смех, а взрослые шуршат пакетами. Там парикмахерская и «Пятёрочка». Там Катины воспоминания о любви. Её будущий муж, Женя, работал продавцом в «Пятёрочке», учился на тракториста. Катя была парикмахером — стригла мужчин и детей. Она пошла на эту работу, потому что трудно жить без творчества. Кате близко — в нулевые расписывала храмы по всей стране на пару с первым мужем — он лики, она одежды. Потом родила двоих детей, осели, развод, и вот, парикмахерская.
Тик-тик-тик. Стрелки настенных часов монотонно, но со злой уверенностью скребут циферблат. Время идёт медленно, но как-то неумолимо. И вот ей под сорок, и тут этот парень, продавец из «Пятёрочки».
«Прошлой весной он меня увидел и стал появляться повсюду рядом. Оказывал знаки внимания так, — говорит Катя. — Но я старалась не замечать (она немного смущается). Ну, из-за разницы в возрасте… Например, он здоровался первым». Катя задумывается, прежде чем объяснить, что ещё за знаки внимания: «Да, здоровался. Ждал, когда я зайду в магазин. Бежал через весь зал ко мне, чтобы сказать: "Привет!" А потом пришёл на стрижку. Попросил сделать "модельную"».
Так они и разговорились.
III
Любой в Сысерти скажет, что самое красивое место в городе это бывший заводской пруд. Кайма гор, деревянные лежаки как в парке Горького, глупые, но волнующие песни откуда-то из кафе — «Любимка» или что-нибудь из старого Меладзе. Первое свидание у них было в конце апреля. В воздухе густо пахло чем-то приятным, манящим, нежным. Это было недолго, весна кончилась, а в начале лета Женю призвали в армию.
«Бывает такое, что встречаешь человека — и понимаешь, что это твоё, — говорит Катя. — Да, его родители сначала были немного против. Но, во-первых, они как-то своей жизнью живут. А во-вторых, он решил — и всё. Женя, он очень целеустремлённый, ответственный, ему не интересны тусовки, друзья, пьянки. Он сразу нашёл общий язык с моими детьми (улыбается). Всё как-то быстро у нас случилось, легко. И я узнала, что беременна, он очень обрадовался. Хотели пожениться до армии, но не успели».
Теперь на пруду лёд, а на льду равнодушные ко всему чёрные рыбаки, словно примёрзшие к пейзажу. В воде — такие же равнодушные, отупевшие от холода рыбы. По телевизору война.
Тик-тик-тик. Женя пропал на границе. Кап-кап. На большой двуспальной кровати спит младенец.
«Женя придумал маленькому имя. Влад, — произносит Катя с такой улыбкой, будто нет ни войны, ни смерти, а только радость обычной жизни: шуршание пакетов, проблемы с краном. — Нет, не Владимир, а Владислав. И мы очень хотели, чтобы у него была фамилия отцова. Первого февраля Женя приехал в увольнение, и мы расписались. Ничего особенного, просто в загс сходили. Третьего улетел обратно в часть. В Подмосковье. А четвёртого… — говорит Катя, и её голос дрожит, и это не какая-то там фигура речи, он дрожит, как стекло от далёкого взрыва. — А четвёртого Женя позвонил и сказал, что они уезжают на границу, на стрельбы. А ещё в январе их заставили подписать левые контракты — типа как для отчётности, для начальства. А Женя не хотел. Он домой рвался. Но подписал, поверил, что левые. А потом им выдали по три ампулы с морфином. Я не знаю зачем», — пожимает плечами Катя.
IV
Поезд ехал к границе пять дней. Он подолгу стоял на каких-то проезжих станциях, к нему прицепляли другие вагоны с техникой. Люди с интересом фотографировали состав, не зная, что вымотанные голодные солдаты с красными глазами сами не понимают, куда и зачем едут.
«Женя и трое его сослуживцев спали в тамбуре. Вот там, где туалет. Да, — вздыхает Катя. — Стоя, блин, спали. Мест просто не было, так много ребят там было. Потом они приехали на станцию, в двадцати километрах от границы. Женя звонил, он был расстроен, что их не кормят».
На станции Долбино срочники провели несколько дней. Они лежали на кафельном полу, подстелив бушлаты. «Про них будто забыли, — рассказывает Катя. — Женя звонил, говорил, они устали сидеть на станции и гуляют по этому городку, изучают достопримечательности. Потому что делать там нечего было. Кто деньги проел — голодали. Ребята радовались: о-о-о, мне местные булочку купили».
В день, когда Россия признала ДНР и ЛНР, Женя позвонил Кате. Он сказал, что им выдали боевое оружие и велели идти маршем. «Он говорил про какой-то лагерь на горе, там были палатки, много палаток, — рассказывает Катя и будто пытается объяснить самой себе, что это за место и как его найти. — Да, там гора какая-то, и на горе лагерь с военными. Много-много военных, много-много палаток. Женя сказал, что их пошлют на учения. В двадцати километрах. А там в двадцати километрах… граница».
Больше Женя Кате не звонил. На следующий день она поздравила его с Днём защитника Отечества. Не ответил. А утром Катя узнала о «спецоперации». И стала плакать.
V
«Я не знаю, зачем это нужно было, — плачет Катя. — Господи, я не знаю…»
Стоп.
По закону жанра здесь должен быть финальный монолог, полный драмы. Но вы читаете репортаж об общей тревоге последних дней на примере жены пропавшего рядового. А тревога — у каждого своя, и монолог — тоже свой. У людей в Киеве, у людей на Урале, в Донбассе и в Львове, у пропагандистов и у тех, кто пишет, что им стыдно быть русскими. Даже у Сергея Нарышкина. И пусть каждый подумает о собственной тревоге. Катю жалеть не нужно, она сильная.
Хотя для неё, жены пропавшего рядового, все эти дни были трудными, вязкими, похожими на дурной сон. С той разницей, что, когда Катя просыпалась, реальность оказывалась страшнее. Все эти дни она вздрагивала от звонков — с незнакомых номеров. Что могут сказать люди, которые звонят с незнакомых номеров? Ничего хорошего. Все эти три дня Катя постоянно читала новости, думала: «Где Женя? Может, Женя ранен? В плену? На учениях? В лагере на горе?» Катя не знает. И никто не знает.
Все эти три дня из крана капала вода, тикали часы, шуршали пакеты, новости сменяли друг друга. Вот и сейчас. Вечер. Кап-кап, тик-тик. Катя смотрит на телефон, лежащий на столе. Тёмный экран — это минута относительного спокойствия. По крайней мере, никаких звонков с неизвестных номеров. Кролик Ромаха пьёт из поилки. Рыбка Петух блуждает по аквариуму. Кошка Буся пытается залезть на стол. Второклассница Яна таскает конфеты. Детсадовец Артём кладёт в кефир ложку сахара. Маленький Влад снова уснул.
Женя пропал где-то на границе. Катя смотрит на его фотографию.
Кап-кап. Тик-тик.
#спецоперация #война #украина #россия #солдаты #общество #семья #общество