***
- Ой, Мариночка Николаевна, внуки приехали? – мы с Колиной бабушкой вышли из подъезда и буквально столкнулись с незнакомой мне женщиной, - Ну наконец-то, а то всё одни и одни!
Марина Николаевна кивнула:
- Здравствуй, Шура, - и взяв меня под руку, сказала, - Извини, мы торопимся.
На самом деле мы никуда не торопились, вышли прогуляться, бабушка собиралась мне показать, где что находится в их околотке – магазины, сберкасса, обувная мастерская, парикмахерская, поликлиника и прочее. Был 1992 год, инфраструктура района была не так развита, как сейчас.
- Не хотелось мне с ней много разговаривать, - объяснила Марина Николаевна, - И ты тоже не особо рассказывай ей о своей жизни.
- Да я и не собиралась, - пробормотала я, - Она меня лет на тридцать старше, наверное.
- От Шуры отделаться сложно, пристанет как репей. Да это бы ладно, любопытство не порок. Но, Наташка, наша Шура тебе в лицо улыбается, лебезит, а за спиной помоями поливает. Вот сейчас ко мне «Мариночка Николаевна» обратилась, но не далее, как на прошлой неделе слышала, как она меня «выжившей из ума старухой» называла. В общем, я тебя предупредила.
Пообжившись, познакомившись с соседями, я поняла, что Марина Николаевна нисколько не преувеличивала, скорее, наоборот.
- Наталья Ивановна, - говорила Шура одной из соседок, - Вы такая добрая, с вами так уютно!
Но стоило Наталье Ивановне отойти от скамейки, на которой восседала Шура, как тут же все окружающие слышали:
- Ну совсем себя запустила, разве можно быть такой жирной? Фу, и пОтом несет за версту!
Моей хорошей приятельнице Лиле, которая не так давно развелась с мужем, Шура якобы сочувствовала:
- Ну как же так, Пашка какой козел! Ничего, Лиль, ты умница и красавица, еще десять таких пашек найдешь!
А за глаза проникновенно делилась с соседками:
- И правильно Пашка Лильку бросил, она же снулая как селедка!
Соседи Шуру недолюбливали, но терпели, жалели ее свекровь, старую тетю Таню, и сына, нашего с мужем ровесника Женьку.
- Не повезло парню с матерью, - сокрушалась Марина Николаевна, - Она с ним как с собачонкой обращается!
Наша бабушка ошибалась, обращалась Шура с единственным сыном еще хуже.
Каждый год Коля проводил летние каникулы у бабушки с дедушкой, и в эти приезды приятельствовал с Женькой. Когда мы переехали к бабушке на постоянное место жительство, парни продолжили общение, пусть и не самое близкое – могли вместе выпить пива, Женька помогал нам занести диван или холодильник, а Коля, когда работал в автомастерской (история здесь), помогал приятелю чинить его многое повидавший «Юпитер».
Мне парень поначалу не понравился – рыжий панковский хаер, черная кожаная жилетка и черные же перчатки без пальцев, матерчатые штаны по колено, весь какой-то гибкий, извивающийся. Но со временем я поняла, что не стоит судить по внешности, Женьку приняла и общению с Колей не препятствовала.
Как-то Коля заскочил к ним домой, уж не помню зачем.
- Кого-кого тебе надо? Жеку? Нет тут таких! Ааа, свинью!
- Не понял? – Коля вопросительно взглянул на женщину, - Какую еще свинью?
- Свинья – это я, - Женька пешком поднимался по лестнице и услышал конец разговора, - Приятно познакомиться, Коль.
- Весь в своего папашу! Такая же свинья! Слышал? Свинья!!! – последние слова Шура прокричала откуда-то из глубины квартиры.
- Не обращай внимание, - Женька добродушно улыбнулся, - Она с детства так, я и не помню, что когда-то «сыночком» был. Да и был ли – большой вопрос!
- Почему ты не съедешь от нее? – Коле было не по себе, с такими отношениями он столкнулся впервые, - Тебе 22, вполне можешь прожить без нее!
- Я-то могу, Коль, - терпеливо объяснил приятель, - Бабушку жалко, мать ее сожрет с потрохами. Так она на мне сорвется, зло выместит и баб-Тане меньше достанется, понимаешь?
***
Муж от Шуры ушел, когда сыну было три. Ушёл из собственного дома, в никуда, оставив не только Женьку, но и собственную мать. Другая женщина была ни при чём, женщин Анатолий стал бояться, как огня.
- Свинья!!!
С момента ухода мужа в закат тётя Таня и маленький Женька буквально сроднились с этим словом. Тётя Таня была мать свиньи, Женька, соответственно, сын, а лет с шести мальчик и сам стал свиньей.
В детском саду и начальных классах он покорно терпел, лет в 12 стал огрызаться. Война разгорелась по всем фронтам.
- Я не свинья! – кричал мальчик в ставшее ненавистным лицо матери, - И папка не свинья! Он хороший!
Конечно, он не помнил Анатолия, о нём рассказывала бабушка Таня.
- Хороший мальчик был Толик, но слишком нежный, ранимый. Шурка его на раз-два окрутила, а потом ломать под себя стала, вот он и не выдержал, сломался.
- Бабуль, был бы хороший, не бросил нас с тобой, - Женька говорил жёстко, но как сам потом признавался, хотел, чтобы бабушка его разубедила, - Лучше б её выгнал!
- Твоей матери никто противостоять не может, внучок, - баба Таня вздыхала, - Танк как есть. А папку не суди, не надо.
Чем старше становился Женька, тем больше рос в нем протест. Когда Шура привела в дом мужика, мальчик и вовсе заявил:
- Никаких хахалей в доме моего отца! Надо, ступай к нему жить!
В тот день Шура впервые избила его, беспощадно, жестоко. Женька защищался, но мать оказалась сильнее:
- Да и не смог бы я её ударить, даже если сильно захотел.
С тех пор избиения стали периодическими, пока не вмешались соседи. В Красном уголке ЖЭКа устроили товарищеский суд, пригрозили в следующий раз заявить в милицию. Шура попритихла, но именно с той поры появилась у нее эта привычка льстиво улыбаться в глаза и хаять за спиной.
В 1990-м Женьку призвали в армию. Уходя, он просил:
- Ба, ты только дождись меня! – и обращался к соседке, - Теть Ир, пригляди за бабулей!
Вернулся в 1992-м, уже в другую страну. Ужаснулся, как постарела бабушка, спросил про отца, про школьных приятелей. Всё вокруг стало другим, и только мать была прежней:
- А, свинья! Явился! А я надеялась, тебя там убьют.
- Не дождешься! – весело заявил Женька.
Коле он позже говорил:
- Как ни странно, я за это и ухватился: всё меняется, кроме моей матери. Хоть какая-то стабильность!
Тогда же, в 1992-м он увидел по телевизору бесшабашного парня с гитарой и странной причёской:
- Я ядреный как кабан. Я имею свой баян. Я на ём панк-рок пистоню. Не найти во мне изъян!
Женька приободрился. Когда мать в очередной раз завела своё «Свинья», он неожиданно повернулся и засмеялся:
- Да! Я – ядреная свинья!
Женька рассказывал:
- Мне жить стало легче! Я – Свинья! Отличное животное, кстати!
В 1996-м Женька похоронил бабу Таню, и в том же году отыскал отца – у бабушки в бумагах нашел координаты. Анатолий ушел в монастырь, в советские годы это не приветствовалось, вот он и не давал сыну о себе знать, не хотел жизнь портить.
Шура жива до сих пор, живет одна в отжатой у родственников мужа квартире. Женька периодически привозит ей продукты, лекарства, но долго у матери не задерживается. Шура выходит во двор, пытается всем рассказать, что лишит свинью наследства.
- Какого наследства? Что у нее есть? Квартира давно на меня записана, а у нее – только пенсия. Ай, хочет болтать – пусть!
Коля как-то был у приятеля в гостях, потом рассказывал:
- У Женьки в одной из комнат целая коллекция свиней, и плюшевых, и керамических, и стеклянных. А еще он, который в детстве болел за киевское «Динамо», вдруг переметнулся в стан болельщиков главных соперников киевлян – московского «Спартака». Ходит на все матчи в красно-белом шарфе, представляешь?
- Я думала, так не бывает! – я, болельщик со стажем, возмутилась, - Я вот болею за «Торпедо», значит, болею! Даже сейчас, когда они в ФНЛ играют! Как можно переметнуться от одной команды к другой, причем в Союзе это были главные непримиримые враги?
- Я тоже удивился. – засмеялся Коля, - Знаешь, что он ответил? «Вот такая я свинья»!