Николай Иванович Бестолкаев сидел ночью за своим старым, засаленным письменным столом с привычной, покоричневевшей изнутри, кружкой крепкого, остывшего чая и набивал свежесочинённую «нетленку» на тугодумном компе. Про себя «нетленками» он в шутку называл свои работы, заранее соглашаясь на их незавидную участь быть опубликованными на бесплатном ресурсе со средней сотней просмотров в неделю с затухающей перспективой. Давно забытая цель зарабатывать писательским мастерством жила лишь в редких воспоминаниях его супруги Глафиры, как, впрочем, и написание главного романа жизни. Двадцать пять лет назад Глафира выходила замуж за перспективного (как она думала) писателя, которому нужен был лишь год, чтобы опубликовать свои «Мёртвые души», ну или «Мастера и Маргариту» по-бестолкаевски, чтобы добиться признания, статуса члена Союза писателей и пожизненных авторских гонораров. С тех пор ничего не изменилось. Планы так и остались планами. Негласно считалось, что Николай Иванович пишет свой роман жизни, но его благоразумная жена об этом уже не напоминала. Сейчас ей было достаточно наличие у мужа вполне безобидного хобби, которое давало ему вполне бодрый настрой, что в семейной жизни вовсе нелишне. Николай Иванович к восьми ходил работать на завод, а ночью приступал к своему творчеству. Однако, так думала его жена. На самом деле, он мог в это время и подремать на диванчике, и пофлудить в форуме литклуба «Пегас», где более десяти лет обитал под ником «MasteR», и посмотреть политпередачу по тихо включенному телевизору, дополняя процесс похрапыванием.
В общем, эта ночь с четверга на пятницу не предвещала ничего удивительного. Николай Иванович в этот раз поймал свою творческую музу и десятью пальцами бойко набивал текст, залетающий к нему в лысую голову из эфира вселенной. Рассказец был фантастический, тысяч, эдак, на сорок-пятьдесят, не исключено, что и с возможной перспективой на повесть. Автор вошёл в раж. Бессмысленно пустые глаза смотрели в ночное окно, оставив своего хозяина всецело пребывать в далёких драматичных местах неведомой галактики. Пальцы сами, неведомо каким чудом, набивали остросюжетный текст. Однако, в какой-то момент, придя в себя и возвратив часть своего внимания сюда, в свою ипотечную хрущёвку, он, к своему великому удивлению, граничащего с ужасом, обнаружил в том окне, на которое он несколько минут смотрел пустыми глазами, фантастическую физиономию неизвестного змееподобного существа. Физиономия была с каким-то мудрым очеловеченным выражением, в котором одновременно отражались интерес, философская печаль на грани сочувствия и намерение вступить в общение. Не смотря на третий этаж квартиры, чудище комфортно устроилось за стеклом и даже подпёрло свою голову кончиком своего чешуйчатого хвоста, как в старом кукольном мультике про удава с мартышкой, попугаем и слонёнком. Кстати, морда была ну очень похожа на морду того удава. В дальнейшем сохранялось ощущение, что это тот самый рассудительный, гнусящий низким голосом, персонаж, способный разрешить любую проблему своих товарищей.
Николай Иванович судорожно, мёртвой хваткой сжал свою кружку и порывистым движением рванул её к открытому рту. Остывший чай с ломтиком лимона залетели ему в глотку. Кашель привёл в себя ночного сочинителя. Прокашлявшись, он поднял глаза на окно, надеясь увидеть там привычную ночную черноту и уже готовясь придумать причину своей галлюцинации. Однако, змей, с тем же выражением лица (назовём его так) спокойно смотрел на хозяина квартиры и как будто ждал приглашения. В его взгляде было столько очарования, столько соучастия, что Николай Иванович даже успокоился и захотел вступить с ним в общение. Он подошёл ближе к окну и уставился на змея. У того появилась слегка заметная улыбка. Это была не высокомерная, не ехидная и не победоносно-угрожающая улыбка, нет. Лицо лучезарно светилось и расточало флюиды, создавая микроатмосферу дружелюбия в отдельно взятой квартире. Николай Иванович два раза стукнул по стеклу костяшкой пальца. Змей уже открыто улыбаясь, кончиком хвоста ответил ему тем же. Первый контакт состоялся. Змей терпеливо и вежливо ждал. Николаю Ивановичу стало даже неудобно, что до сих пор он не открыл гостю дверь в виде окна. Он боролся не то, что со своим страхом. Нет. Ему уже не было страшно. Он боролся со своим бытовым благоразумием. Ведь нельзя же вот просто так взять и впустить неизвестное чудище ночью, ни смотря на то, что оно притворяется вежливым и социально неопасным. Но тут змей показал фокус. На его голове появилась золотая корона. Он выгнулся, показав спину, на которой выделялись два коротких прозрачных крыла, и послал хозяину квартиры такую улыбку, что тому ничего более не оставалось делать, как щёлкнув шпингалетом, отворить окно и впустить неординарного гостя. Тот, сделав галантный короткий поклон головой, выдержал паузу, и, когда Николай Иванович отошёл в сторону, впорхнул в его логово вместе со свежим ночным воздухом. Изящно разместив своё изогнутое шестиметровое тело по всей площади комнаты, змей быстро выстроил пирамиду из хвоста, сложив на неё крылья. Голова с короной величественно возвышалась над этой грудой змеиного причудливо сложенного тела. Не дав времени мыслям хозяина вернуться к «здравому смыслу» и засомневаться в своём дружелюбии, он первым начал беседу.
- Очень рад вас приветствовать, глубокоуважаемый Николай Иванович! Примите мои искренние извинения, что посмел отвлечь вас от творческих таинств. Но моя цель настолько уникальна, глобальна и не терпит отлагательства, что некоторыми благоразумными нормами поведения пришлось пренебречь.
Несмотря на некоторую старомодность, произнесённые слова, чудесно облечённые в дружелюбную оболочку вежливости и такта, хорошо укладывались и воспроизводились Николаем Ивановичем. Всё его внимание собралось здесь и сейчас, готовясь выхватывать ключевые моменты из входящего потока, поступающего от незнакомого, но симпатичного существа. Змей сделал короткую паузу, наблюдая за предполагаемым собеседником, давая ему возможность вступить в диалог. Бестолкаев всё понимал, но ещё не вышел из ступора. Тумблер в его голове пока не переключился на исходящий поток. Мгновенно оценив это, змей продолжил.
- Я выполняю межгалактическую миссию, и должен здесь произвести некоторые корректировки, чтобы будущее Вселенной было более гармоничным и счастливым для её обитателей. И в этом благородном деле именно вы, дорогой Николай Иванович, можете мне помочь. Без вас этого сделать никак нельзя.
У Болтаева отвисла челюсть. Чудище явно знало его внутренние кнопки, и, употребив всего лишь три фразы, надавило на самую главную - тщеславие. Как истинно русский, Болтаев никак не мог представить оправдание своего существования без выполнения Великой Миссии, связанной, как минимум, со спасением планеты, а как максимум – спасением галактики или даже вселенной. Именно так ему в детстве заложилось в душу. Взрослея, идеалы Николая Ивановича притуплялись, и он уже согласен был на частичный вклад в дело спасения вышеперечисленных космических образований. Дальнейшее возрастное созревание уменьшало масштаб амбиций до «хоть какого-нибудь вклада» и прятало их подальше от сознания. Произнесённое змеем вырвало мощным фонтаном все захороненные амбиции молодости в отношении своей главной цели, которую мальчик Коля знал с четырёх лет, а потом забыл. Он чувствовал, как краснеет и нагревается, как у него от лысины идёт пар. А душа, как забытый актёр эпизодических ролей, наконец-то, получив мощное подтверждение, выходит на сцену, как главный герой.
- Дорогой… уважаемый…
- Зовите меня просто Змеем.
- Да, да. Уважаемый Змей! А как же… Чем же я могу вам быть полезным в этом деле? Чем? Я ведь такой маленький, такой неприметный человек. Я ничего в этой жизни не достиг! За что мне такая честь? Неужели, как вы сказали, «без меня это сделать никак нельзя»?
- Милейший Николай Иванович! Давайте будем друзьями, и просто, по-свойски поговорим о жизни. Сделайте мне одолжение. Я тоже с вами хочу выпить чаю с лимоном. Угостите?
- Да. Конечно. Извините, что сразу не предложил… Я не знал, что такие… мм… существа, как вы, могут пить чай.
- А почему же нет, любезнейший? Ведь вы же писатель, мастер. Вы как-то писали милое фэнтези про нагов. Они там и чай пили, и даже батоны в варенье макали. Впрочем, не судите меня за такую осведомлённость. Она, скорее говорит о серьёзности дела, ради которого я поверхностно ознакомился с вашим творчеством. Тем более, вы его открыто выкладываете как на ресурсе вашего «Пегаса», так и на освоенном вами издательском сайте.
- Я понимаю, понимаю… позвольте… я на кухню схожу. Там чай.
Николай Иванович торопливо выбежал. Через минуту был слышен гудящий электрический чайник. И ещё через минуту радушный хозяин вернулся со всей чайной приблудой на подносе. Змей грациозно кончиком хвоста, как пальцем, снял чашку, забавно дуя, пустил свой раздвоенный язык играть над паром и совершенно по-человечески отхлебнул.
- Хороший вкус у вашей супруги, дорогой друг. Глафира Ивановна – мастер чайных добавок. Здесь бергамот гармонично сочетается с тимьяном и лаосской гвоздикой.
- Вы правы. Я давно перестал это замечать. Привык. Моя Глафира, и правда, молодец. Но, позвольте. Не томите меня, уважаемый Змей. Давайте про дело. Чем, ну чем я могу вам быть полезен?! Про какую такую миссию вы упомянули?
- Николай, обращусь к вам по-приятельски, я здесь за тем, чтобы уговорить вас добровольно удалить этот недописанный рассказ, - Змей кончиком хвоста указал на экран компьютера, - и убедить вас больше к нему не приступать.
- Но позвольте, дружище! Мой рассказ малозначителен. Просмотрят его не более тысячи, а до конца дочитают и того меньше - сотня. Новаторских идей там никаких нет. Всё новое уже придумано. Я отдам вам даром и добровольно, как вы хотите. Но, дорогой Змей! Не откажите мне в общении. Я вижу, что вы всё знаете. Вы знаете и про меня, и меня, и эту нашу жизнь. Мне очень интересны ваши суждения, идеи и мысли. Если уж хотите что-то дать мне взамен – побеседуйте со мной, хотя бы часок-другой. И хотя мне утром на работу, но я готов даже опоздать, чтобы вас послушать.
Николай Иванович был миролюбивым и, можно так сказать, убеждённо-наивным человеком, что отражалось в его творчестве. В своей фантастике он считал глупым и недальновидным сражаться с пришельцами из других галактик. Он считал, что раз инопланетяне создали корабли, способные преодолевать межгалактические расстояния, то их уровень развития намного превышает наш земной. А раз так, то и духовный их уровень тоже находится на высочайшей, относительно людей, ступени. Поэтому лучше будет им всецело доверять и с ними сотрудничать, ибо их духовный уровень несомненно должен включать в себя и любовь к нам, братьям меньшим, так и ответственность за последствия своих действий. Не могут неэтичные люди достичь такого огромного технического прогресса, чтобы осваивать другие галактики. Так считал и писал об этом Николай Иванович Бестолкаев. Это-то как раз и объясняло его тёплое и доверительное отношение к мудрому Змею.
- Ну не принижайте своих достоинств, господин Мастер. Ваши рассказы содержат элементы новых идей. Ну, хотя бы, взять тезис о корреляции этики и технического прогресса цивилизации. Или же вашу идею о необязательности строить материальные космические корабли существам, обладающим тонкой субстанцией духа. А ваша работа о грибовидной фундаментальной субстанции Вселенной! Я, представитель высокоразвитой цивилизации, признаю ваше мастерство и, я бы даже сказал, потенциальную ценность ваших трудов. А что касается рассказа, за которым я к вам пришёл или прилетел, то здесь я не имею права что-либо вам сказать. Просто давайте представим, что его не было, и за это я буду вашим собеседником до пробуждения вашей любезнейшей Глафиры Ивановны. Ведь вы, как фантаст, хорошо осведомлены об эффекте бабочки Брэдбери, то есть, как можно одним небольшим движением в настоящем кардинально изменить картину будущего. Вот этот рассказ на вашем столе как раз и является той бабочкой, и если его не будет, то в будущем это принесёт пользу огромному числу галактик в виде исключения варианта космической катастрофы.
Бестолкаев чуть со стула не упал. Все рычажки и шестерёнки в его голове переклинило, а лицо приобрело тупое и застывшее выражение. Никак не мог он раньше представить, что вот так в этой жизни, в этой Вселенной всё по-настоящему. Нет, представить теоретически он мог многое. Как на курсе ядерной физике делятся ядра урана, теоретически он понимал. Но вот, придя аспирантом на одно секретное предприятие, где был реальный реактор, а также ускорители с трубопроводами медленных нейтронов, он очень удивился материальности всего этого. Знания об увиденном и прочитанном на уроках физики у него в голове явно не сходились. И уж совсем сюрреалистичной показалась ему ситуация, когда нейтроны по трубопроводу замедлились до нуля и перестали фиксироваться прибором. Теоретически хорошо подготовленный мозг Бестолкаева сразу сообразил, что длина их волны, в таком случае, равна бесконечности и расползается по всей вселенной. Пока он мыслил, что из этого должно следовать и представлять вселенную, опоясанную волнами вот этих нейтронов, его старший коллега вручную взял трубопровод в виде гладкой кишки и потряс её, придав нейтронам импульс к движению.
Вот и сейчас как будто сошлись теория и практика. Хотя, надо признать, что для Николая Ивановича связь уравнения Шредингера с ядерным реактором была даже более реальна, чем фантастические истории его рассказов с настоящей жизнью. Самообладание к нему возвращалось, и он уже чувствовал привкус чего-то очень заманчивого и авантюрного. Глаза засветились.
- Скажите мне, Змей. Ведь, чтобы определить возможную катастрофу, и тем более найти ту бабочку в прошлом, это ж ого-го, чего нужно знать и какую аппаратуру разработать. Дело даже не в аппаратуре, а в вопросе таких категорий, как пространство-время в связи с причиной-следствием. Мы, земные учёные, никак не можем в этом разобраться. Мы плутаем в трёх соснах, выражая движение через пространство и время, пространство - через время и движение, и также со временем. За тысячи лет мы так и рассказываем сказку про белого бычка. А у вас, я вижу, совсем другое дело. Вы с этим, наверняка, разобрались. Поделитесь, чем можете.
- Что ж, охотно. Главная ваша ошибка в том, что вы стремитесь к тому, чего, на самом деле, нет. И это объективность. Вы ищете какое-то объективное время, пространство. Если вы определите для себя, для людей и для каждого человека, наблюдателя – что такое время, то вы сможете покинуть ваши «три сосны». Не для объективного наблюдателя, а для человека, с его разумом, с его восприятиями, с его предысторией. Время. Что вы знаете о времени? Что время создавало историю, про которую можно сейчас прочитать в книгах? Но если кто-то сильно хотел и мог, он легко её менял, корректируя книги. И с этим все соглашались. Сделав это, он изменил историю, изменил время? Вот в чём фокус. Признавая объективное время, конечно, этот кто-то сделать так не мог, даже переписав книги. Но, учитывая, что ничего объективного нет, мы вынуждены признать, что это так. У кого есть власть переписывать историю, у того есть власть над временем. Уж так получилось, что самое определённое время, близкое к тому, что вы называете объективным – это настоящее время. С ним не поспоришь. Здесь каждый видит, примерно, то же самое, что и другие. Однако, настоящее быстро становится прошлым, и свидетелей становится меньше и меньше. Прошлое стирается и ускользает. И чем оно дальше в прошлом, тем оно более неопределённо. Если вы примете мою идею, то вы будете биться в научной дискуссии о прошлом – объективно ли оно неопределённое? Но в том-то и фокус, что, говоря вашим языком, объективно объективности нет. И такой парадокс вы называете дуализмом, принимая то, чего нет. Получается, что нет времени, если нет разума. А у вас время и разум живут параллельно, порознь. И этот ваш концепт тормозит умы на уровне механики вашего Ньютона. Даже маленький шажок вперёд, в виде теории относительности Эйнштейна ваш мозг уже не принимает, потому, что там играет роль положение в пространстве и времени наблюдателя. Разум – причина, время – следствие. Вот альфа и омега, которую вы должны усвоить, чтобы сделать шаг вперёд. И это верно не потому, что кто-то это доказал. Это доказать невозможно, как невозможно доказать и вашу параллельную доктрину. Однако, у нас это работает, а вы топчетесь на месте. Для нас критерием служит работоспособность концепта. А доказательства можно, как у вас говорят, притянуть за уши.
Николай Иванович хлопал глазами и впитывал. Ясное изложение и решение физической проблемы последних нескольких тысяч лет было кристально ясным и не вызывало никаких возражений.
- Если разум – причина времени, то получается, что вы можете исправлять прошлое, и делать его более упорядоченным, определённым и гармоничным, тем самым собирая плоды в настоящем и будущем. У вас даже технология есть, как это всё делать. Гениально! Я очень хорошо понимаю то, о чём вы говорите.
- Да, Николай Иванович, вы правильно понимаете. И мой визит к вам – определённый этап производственной цепочки этой технологии.
- Всё равно не понимаю. Да разве можно уследить и учесть всех бабочек, что вы вспугнули в результате своего вояжа в прошлое? Вот сейчас вы прилетели, распугали тут комаров за окном, оставили за собой использованную посуду, которую моя Глаша вымоет, используя пару капель моющего средства, что ускорит покупку нового и так далее. Миллионы причинно-следственных связей рушатся. И даже я сегодня попаду на свою работу, не выспавшись, что, наверняка произведёт более сильные следствия, чем разгон комаров за моим окном. Хотя, как знать. И вы это всё можете учесть? Изменение траектории каждого комара?
- Вы, люди, слишком серьёзно отнеслись к сказке старины Рэя и очень переоценили бабочку. Даже если в той сказке ребята вырубили бы пару-тройку рощ, пустили бы на мясо десяток динозавров и устроили бы на реке гидроэлектростанцию, то поверьте мне на слово, вернувшись в своё будущее, они не обнаружили бы там существенных изменений. Я вам уже говорил, что разум первичен. Он первичен не только над временем, но и над пространством, материей и энергией. Разум – причина. Меняя следствия, не меняя причины – это всё равно, что украдкой ущипнуть куклу, надеясь изменить кукольный сценарий. В рамках той технологии я прилетел к вам, Николай Иванович, с целью корректировки временно-причинно-следственных связей. И чтобы это произвести, нужно повлиять на драматурга. И даже не на самого драматурга, а на его идею, на его разум. Не пугайтесь, Николай Иванович. Я не маг, не гипнотизёр, и даже не психиатр… тьфу, терпеть не могу психиатров. Сейчас я произвожу изменения в вашем разуме в добровольном режиме, в рамках межгалактического этического Кодекса. Даю вам новые данные. Этих данных вам не хватало, вы давно их искали, оставляя вакантные места в разуме. Иногда, в виде рабочих испытаний, вы вставляли в них версии и гипотезы. Но сейчас у вас всё встало на свои места. Поздравляю с хорошим обновлением вашего разума! Вы теперь новый человек, который будет причиной совсем уже других следствий. Теперь вы знаете – каких бабочек надо менять в прошлом. Этот процесс вполне предсказуем и управляем.
У Бестолкаева котелок закипал от новых озарений. Все файлы в его голове сошлись и разложились по аккуратным подписанным полочкам разума. Он сел на своё рабочее место и удалил файл с рассказом, вычистив после этого и корзину. Жизненно важных вопросов к Змею у него больше не было. Но что-то ещё трепыхалось в его душе, булькало и шипело, томилось и парилось. Какая-то, пытающаяся вылезти наружу, эмоция мешала Николаю Ивановичу почувствовать свой внутренний дзен. Он даже догадывался, но стеснялся это сформулировать, прекрасно понимая, что его мысли будут легко доступны этому змееподобному божеству.
- Выкладывайте, Николай Иванович. Меня, как доктора, не нужно стесняться. А то вам же потом хуже может быть. Смелее.
- Уважаемый Змей. Вы мне очень помогли и дали намного больше, чем я вам. Вы же меня знаете. Не могу избавиться от своего тщеславия. Я с детства такой. Можно, чтобы считалось, что отказ от моего рассказа и его удаление – это мой вклад в выполнение межгалактической миссии? Я даже не знаю где, но чтоб считалось.
- Всенепременно. Я даже первый, кто будет на этом настаивать. И я не только даю вам устное подтверждение этому, у вас будет об этом материальный документ, не позволяющий трактовать это по-другому.
- Но как?! Как вы сделаете такой документ? Любая бумажка будет выглядеть смехотворно с такой формулировкой, даже если поставить на ней все печати Министерства Юстиции. Это невозможно.
- Невозможность наступает только со смертью. Да и то необязательно. Вашим подвигом будут гордиться потомки. Вы знаете, что некоторые швейцарские банки принимают на бессрочное хранение любые ценные и годные для хранения вещи? В числе этих ценных вещей там хранится множество пророчеств и предсказаний. Я вам выпишу сертификат нашего Ведомства, которое начнёт существовать в середине XXIIвека. В нём мы зафиксируем ваш неоценимый вклад в будущее, в подтверждение чему на обратной странице официального Свидетельства будут проставлены даты пребывания Верховного Руководителя Ассоциации Объединённых Содружеств на своём посту и его полный никнейм в социальном международном профиле. Такие аргументы, вместе с печатью нашего Ведомства и моей подписью, будут служить полным и достаточным доказательством вашего вклада в выполнение межгалактической миссии. Единственный минус в том, что именно сейчас, по понятным причинам, которые вы верно озвучили, это доказательство не будет воспринято кем-либо при вашей жизни, глубокоуважаемый Николай Иванович.
- Как вы умеете проникать в мой разум, Змей! Это чудо! Вы сформулировали то, что я с восьми лет переживал, думал и не мог разрешить. Когда я представлял себя убитым героем, которым все восхищались, ставили ему памятники, а женщины называли его именем своих детей, меня всё время вышибало из сладких иллюзий мысль, что при этом всём моём триумфе, меня уже тупо нет. А сейчас получается наоборот – подвиг есть, но никто не знает. Оно по сути – то же самое. Но меня это полностью устраивает. Я понял: суть – не в доказательствах, а в том, что я знаю, что совершил подвиг, и что я знаю, что смогу это доказать. Просто могу, и неважно - в какое время.
Николай Иванович сиял как тульский пряник. Спина его выпрямилась, а выражение лица потеряло врождённые черты озабоченности и неуверенности. Взгляд стал прямой, пронзительный и даже, можно сказать, непокорный, которые люди воспринимают нагловатым. Живот слегка втянулся, а плечи расправились. Змей с удовольствием отмечал метаморфозы собеседника и партнёра по миссии. Бестолкаев понял, что получил теперь всё, и даже с превышением. Но осознавая, что проплывают его последние минуты общения с божеством, напоследок позволил себе полюбопытствовать.
- А из какого времени и из какой галактики вы к нам прилетели, господин Змей?
- Это не столь важно, драгоценный Николай Иванович. Из другого, и из другой. Назовите сами, как хотите. У нас время измеряется в других единицах, да и название моей галактики отличается от той, что фигурирует в ваших астрономических изданиях. Как причина времени, я сделал вам ещё одно одолжение. Всё наше общение происходило, как у вас это называется, в параллельном мире, и поэтому сейчас на ваших часах столько же времени, сколько было, когда вы меня увидели в окне. Мы общались во вневременном пространстве, и это позволит вам приступить к новому рассказу, либо выспаться перед работой. А посему, если ещё нет ко мне волнующих вас вопросов, разрешите откланяться и сгинуть в свой мир, любезнейший и драгоценный Николай Иванович.
Бестолкаев не нашёл нужных слов и, стукнув себя кулаком в область сердца, распахнул окно. Грузный Змей, шурша и шелестя, протиснулся в рамку и был таков, оставив для покинутого друга возможность в течение нескольких секунд обозревать таящую светящуюся точку на ночном небе.
Через две недели Николай Иванович Бестолкаев получил по почте письмо из Швейцарии с адресом отправителя самого крупного тамошнего банка. В конверте лежала копия Свидетельства о его вкладе в выполнение межгалактической миссии. Через месяц на заводе его назначили начальником отдела, а ещё через два месяца он опубликовал свой роман жизни и написал заявление в ЗАГС о смене своей фамилии, удалив из неё первые три буквы.
Автор: Eddy Krok
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#социальная фантастика #миссия #галактика #спасителб #фантастика
