Человеку рациональному, более всего на свете ценящему свое время и получающему удовольствие не от чтения художественной литературы, а от иных занятий, довольно прочесть «Полет» и получить таким образом полное представление о творчестве Леонида Николаевича Андреева. Исключительно для общего развития. Не то – натуры тонкие, нежные, чувствующие, несколько даже восторженные – им Андреев в самую жилу. Читать им, не перечитать. Но возвратимся к предмету нашей скромной заметки.
Вот фактическая часть: опытный летчик и весьма уравновешенный человек, Юрий Михайлович Пушкарев, прекрасно выспался перед рекордным полетом, позавтракал, поцеловал годовалого сына, приехал на аэродром в сопровождении любимой и любящей жены, пообщался с коллегами, взлетел и полетел, во время полета сошел с ума – автор, очевидно, полагает, что полеты дурно отражаются на психике пилотов – потерял управление самолетом и разбился. Все.
Но ведь Андреев слова в простоте не напишет: он же не ремесленник, а художник. Погони, драки, перестрелки, менты и их оппоненты, и даже «светская хроника» его не интересуют. Факты – тоже не очень. Он пишет психологический портрет своего героя, а чтобы докопаться до самого дна его, героя, души, чтобы написанный портрет пронял читателя до изумления, придумывает для него, героя, разные, мягко говоря, нетривиальные ситуации.
Поэтому сначала, чтобы усыпить бдительность читателя, на протяжении нескольких страниц тщательно рисуются сны Юрия Михайловича, затем его мысли, настроение, исключительно, кстати, спокойное и счастливое, утром за завтраком, по дороге на аэродром, непосредственно перед полетом и во время полета. С этой же целью часть своего внимания автор уделяет молодой и красивой жене Юрия Михайловича.
Затем придумывается восторженное состояние души, охватившее летчика в полете, незаметно и неощутимо превратившееся в блаженное забытье, сопровождаемое видением какой-то манящей и сулящей счастье вечности, а по сути, в сумасшествие. В эту самую вечность он и направляется. На первом этапе она представляется в виде безбрежной сияющей дали. Неба, наверное.
И все это затеяно, как мне представляется, с единственной целью: закончить рассказ серьезной фразой: «На землю он больше не вернулся», которая, возможно, была придумана, когда и рассказа-то еще не было.
Перечитал свою заметку – не понравилось. Слишком все просто получается, а ведь Андреев далеко не прост, как, впрочем, и всякий талантливый человек.
Вот что я еще добавлю: всякому времени требуются свои вожди и свои писатели. Андреев – именно тот писатель, который требовался своему времени. Это было время между двумя революциями и между двумя войнами, камня на камне не оставившими от прежней жизни.
«Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые», а, может быть «счастлив», точно не помню, но минуты, точно, были роковые. И Андреев тоже был роковой, произведений с «хорошим» концом в его реестре не числится.
