Впервые на русском языке выйдет новая книга Йова Блума «Я всегда остаюсь собой». Этот роман — история о мире, в котором ни один человек больше не привязан к своему телу. Простым нажатием кнопки он может оказаться в теле другого. Мир никогда не будет прежним, однако главного героя книги, Дана Арбеля, это не касается. Он — единственный в мире человек, неспособный меняться телами. Что это – врожденный порок, божественное благословение или ужасное проклятие?
Публикуем отрывок, в котором рассказывается об удивительном изобретении, перевернувшем мир.
Я ехал на заднем сиденье такси и с удовлетворением смотрел, как за окном меняется вид.
День начался очень неплохо. Новая клиентка, молчаливый таксист. Наверное, вечером стоит позвать Гиди в бар, выпить за новую работу. Я угощаю.
Поездка шла гладко, мы почти не останавливались. Дорога была свободной, небо — ясным.
Говорят, что когда-то были пробки. «Заторы из-за избыточного количества машин на дорогах, не приспособленных к столь интенсивному движению» — так это описывали. Звучит крайне неприятно.
Я верю, что так было на самом деле, не то что не которые мои ровесники, у которых напрочь отсутствует воображение. Возможность меняться телами, в сущности, всего лишь сделала жизнь удобнее и, видимо, дала еще один козырь той невидимой руке, которая приводит все в равновесие. В результате люди не прекратили водить машину — они лишь стали делать это достаточно редко, чтобы вождение снова обрело смысл.
Подумать только, как бы эта дорога выглядела, если бы ею пользовались все. Не говоря о выхлопах из сотен тысяч труб. Какая нелепая цена за то, чтобы просто добраться из точки А в точку Б.
Без сомнения, в этом отношении мы многое приобрели. Кто-то скажет, что этого достаточно, кто-то — нет. В любом случае реальность не спрашивает ни тех ни других, как ей развиваться.
Это произошло, когда мне было четыре года, так что я действительно ничего не помню. Я вырос в мире, в котором уже можно было обмениваться. Ну то есть все остальные могли.
Семейная история, которую я успел узнать, рассказывает, что папа позвал меня в гостиную, чтобы показать что-то по телевизору. Я был маленьким, худеньким мальчиком, черноволосым и пучеглазым. На экране телевизора в нашей маленькой гостиной, рядом со свадебными фотографиями бабушки, которые папа почему-то решил повесить именно там, появились два англичанина, до крайности возбужденные (англичане никогда не позволяют себе таких эмоций, если речь не идет о футболе), и стали объяснять суть своего последнего изобретения. Репортаж включал много крупных планов синеватого пластикового браслета и простенькую анимацию: два человека, между которыми в обе стороны направлены стрелочки.
Папа утверждает, что я не проявил интереса и ушел к себе в комнату. Я и правда не совсем понял, что это такое и почему ради этого я должен был прервать то, чем был занят: я строил из лего дом для своего воображаемого друга и его собаки. Кирпичики складывались на качественный цемент из недр моего носа, а в соседней комнате на экране кто-то вещал о великом историческом событии.
Все произошло быстро, и, как обычно, у непонятной новой технологии появились противники, которые говорили, что личность должна оставаться собой, что нас порабощают концерны, что прогресс слишком стремителен, но человечество, естественно, не слушало: зачем слушать кого попало, ведь оно не кто-нибудь, а человечество. И оно решило принять новое изобретение, несмотря ни на что.
Через два года такой браслет появился у папы и примерно у восьмидесяти процентов населения западных стран. Английские изобретатели, Джонсон и Пайк, не только в одночасье стали миллионерами, но и вошли в анналы как люди, чье изобретение изменило мир раз и навсегда.
Открытие Джорджа Джонсона и Фрэнсиса Пайка, как и многие другие исторические открытия, было совершено благодаря сочетанию удачи, таланта, оригинальной идеи и еще раз удачи.
Их целью — так, по крайней мере, позже писал в автобиографии Пайк, и так оба заявляли в интервью, которых за долгие годы дали бессчетное множество, — было разработать прибор, который позволит передавать информацию между двумя людьми вне зависимости от расстояния, погоды, радиоволн и всяких прочих подобных мелочей.
— Мы хотели взять за основу законы физики, — говорил Джонсон, — и создать передатчик, который сможет работать всегда. Без радио, без спутников, прямое и непрерывное соединение.
Чтобы проверить свою идею (которая основывалась на вещах, недоступных мне, вроде «квантовой запутанности» и хранилась в такой строжайшей тайне, что даже владельцам секретной формулы кока-колы оставалось только восхищенно покачивать головой и аплодировать), они изготовили два браслета.
Согласно этому первому эксперименту, передача информации предполагала получение данных из тел самих испытуемых.
Постфактум оказалось, что именно это сделало возможным все, что произошло в дальнейшем. Если бы они попробовали просто поговорить друг с другом или передать последовательность нулей и единиц, то, скорее всего, все было бы иначе. Но почему-то они поставили эксперимент таким образом: один браслет должен был считывать пульс того, кто его надел, а второй — пикать на низкой частоте, почти вибрировать, в том же темпе, синхронно. А потом то же самое в обратном направлении.
Но тут обнаружилось несколько ошибок.
Один из циклов был выстроен неправильно — по словам Пайка, «с точностью до наоборот». Механизм вибрации тоже был неисправным, оба прибора работали на слишком высоком токе. Дилетантизм, сказал бы я, но, видимо, здесь была достигнута как раз нужная мера дилетантизма.
Когда Пайк и Джонсон надели браслеты, сидя каждый в своей комнате, и включили их, они обнаружили, что изобретение ведет себя совершенно неожиданным образом. Джонсон вдруг понял, что видит комнату, в которой сидит Пайк. Пайк тоже ощутил, что смотрит на мир глазами Джонсона. Когда они попытались встать, подвигаться или выключить браслеты, их паника только усилилась. Потому что, хотя каждый из ни смотрел на мир глазами другого, они все же управляли своими собственными телами.
Результатом были сломанные ребро и мизинец у Пайка и легкое сотрясение мозга у Джонсона. Когда им удалось наконец выключить браслеты и снова начать смотреть на мир своими глазами, они поняли, что это изобретение станет чем-то бо́льшим, чем просто очередное средство коммуникации.
На исследование они потратили еще два с половиной года, скрупулезно проанализировали ход первого эксперимента, долго вносили изменения в механизм и наконец поняли не только как им управлять, но и как расширить его действие, чтобы механизм мог делать то, чего ни один человек и представить себе не мог.
«Не сказать, чтобы мы в точности понимали, что делаем, — писал потом Пайк в автобиографии. — Мы просто вводили разные числа, добавляли и убирали переменные, создавали сотни различных конфигураций, и в конце концов нам удалось установить, что на что влияет».
Так появилась конфигурация B145 — именно ей предстояло изменить мир.
Джонсон и Пайк так до конца и не поняли, почему она работает именно таким образом. Но после того, как им удалось сделать много исправных копий и когда они уже точно знали, что у них в руках, они связались с нужными деловыми партнерами, со всеми необходимыми административными инстанциями, которые должны были удостоверить безопасность изобретения, и, естественно, с прессой. Людям вроде моего папы их заявления казались бредом, но, когда продукт вышел на рынок и люди убедились, что он работает, очень скоро все стали обзаводиться браслетами, и мир действительно изменился — если не перевернулся с ног на голову.
Идея была простой. У Мошико есть браслет. И у Хозелито есть браслет. Мошико звонит со своего браслета на номер Хозелито.
Хозелито видит номер того, кто ему звонит, на экранчике своего браслета, говорит: «О, это Мошико!» — и решает, отвечать или нет. И если он решает ответить на этот «звонок», принять запрос от Мошико, то два браслета устанавливают друг с другом контакт — и Мошико с Хозелито «обмениваются».
Хозелито оказывается в теле Мошико, а Мошико — в теле Хозелито. Номера браслетов обновляются соответственно: номер следует за хозяином, переместившимся в другое тело. И все. Теперь они будут жить в телах друг друга, пока не созвонятся снова и не «обменяются» обратно.
Джонсон и Пайк представили это как новое транспортное средство — видимо, по причинам, связанным с процедурой государственной регистрации, с налогообложением или чем-нибудь вроде того.
Вместо того чтобы договариваться о подвозке до работы, теперь вы просто находите кого-нибудь, кому рукой подать до вашего офиса, а вам — до его. Вы обмениваетесь утром, обмениваетесь обратно вечером — и тем самым немало экономите на транспорте. Как просто. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что этими браслетами можно пользоваться и во многих других целях.
<...>
Спросите сотни тысяч людей, которые занимаются межтелесным туризмом, — жителей экзотических мест, которые за плату «сдают» свое тело посуточно ленивым туристам и которые несут ответственность за тот факт, что во многих живописных деревушках Европы не больше десяти процентов жителей находятся в своих телах. Или спросите десятки тысяч фитнес-тренеров, которые занимаются вместо других людей. Волонтеров, позволяющих инвалидам, слепым, глухим, больным самыми разными болезнями пожить в здоровом теле несколько часов или дней. Все они расскажут вам, как обмены изменили мир — и их собственную жизнь.
Потом посмотрите на вторую часть уравнения: на кокаинщиков, которые позволяют всем, кто хочет испытать действие наркотика, оказаться в их безнадежно больном теле — и не испытать ломку (по крайней мере, телесную ее сторону); на людей, кто, сам того не зная, изменил своему партнеру, который телепортировался на часок — и оставил свое тело другому человеку, а тот не устоял перед соблазном; на спекулянтов, которые не продадут вам билет на стадион, а просто позволят попасть на игру, будучи в их теле.
Догадываетесь, к чему это привело? Трудно найти сферу жизни, которая не претерпела бы изменений. От официально признанных религий до научных исследований, от бизнеса до жизни ЛГБТ, от массовой литературы до авангардной поэзии — все почувствовали, что мир изменился.
<...>
Разумеется, до того, как появились все эти волонтеры, которые дали врачам возможность добираться до больных за считаные секунды, и все эти красавцы, в облике которых вы сможете пойти на свидание, если вы не в восторге от собственного тела, и все эти сантехники и электрики, которые готовы среди ночи переместиться в ваше тело, чтобы залатать течь на крыше или решить проблему с электрощитком, — так вот, задолго до этого власти поняли, что всю эту историю с обменами нужно регулировать.
Поначалу они пытались отложить процесс регуляции, чтобы «досконально изучить вопрос личного пространства», все крайние случаи и бла-бла-бла, но давление общества и необходимость отвечать что-нибудь гражданам все-таки убедили соответствующие инстанции, что это куда более срочный вопрос, чем кажется.
К браслетам были присоединены устройства, которые фиксировали обмены и кодировали эту информацию, чтобы при необходимости можно было выяснить, кто, когда и с кем обменивался. В каждом браслете хранился список обменов, произведенных с его помощью. Естественно, в результате возник огромный черный рынок взломанных браслетов: таких, из которых сумели вытащить устройство фиксации, или даже таких, в которых можно было стирать или изменять записи об обменах.
Черный рынок взломанных браслетов существовал многие годы. Анонимные браслеты, одноразовые браслеты, которые после использования обнуляют память, браслеты, данные в которых можно редактировать. Я знаю, как это работает. Если вы дадите мне браслет производства одной из крупных фирм, я наверняка вспомню, как его открыть, покопаться в нем, добраться до внутреннего механизма и поиграть с его настройками. Но в конце концов я перешел на более легальную работу.
Итак, появились два вида обменов: обычные, законные, которые совершает большинство людей, — и «черные», пиратские обмены, которые нельзя отследить. Ими пользовались преступники, террористы, иногда — военные и просто те, кто по той или иной причине не хотел, чтобы стало известно, что они делают. Приватность — это монета, которая уже давно истерлась. Сегодня на такие монеты ничего не купить, но некоторые люди по-прежнему собирают их — не то из принципа, не то по привычке.
Но не столь важно, какой вид обмена вам по душе — обычный или пиратский. Важно, что мир вокруг вас изменился.
Теперь вы живете в мире, в котором философы спорят, что́ доказывает появление новой технологии: что тело и дух существуют отдельно друг от друга или, напротив, что и то и другое — материально. В мире, в котором религиозные наставники убеждают свою паству, что, если кто-нибудь согрешит, находясь в чужом теле, грех все же зачтется ему; в мире, в котором дебильные кинокомедии без конца жуют тему «я обменялся, но не знаю с кем», а драмы вновь и вновь прорабатывают сюжет «я совершил ужасный поступок, находясь в чужом теле, — признаваться ли в этом?».
Десять лет назад Фрэнсис Пайк исчез. Точнее, его тело все еще с нами, но где именно находится он сам — неизвестно. Наверное, он примкнул к «коллективу обменивающихся» — группе людей, которые определенным образом настроили свои браслеты и обмениваются друг с другом случайным образом, раз за разом.
Когда Пайк перестал появляться на публике, а люди, которые видели его, сообщили, что он ведет себ как-то странно, стали обсуждаться две версии событий: либо Пайк сошел с ума, либо ему надоели слава и внимание, которые принесли ему браслеты, и он решил залечь на дно. Вторая версия звучала более убедительно.
Наверное, где-то живет прыщавый парень, смуглый, с красными глазами, устами которого улыбается окружающим лауреат Нобелевской премии.
Если вам понравился материал, оцените его в комментариях или поставьте лайк. Еще больше интересного о книгах, литературе, культуре вы сможете узнать, подписавшись на наш канал.