Вначале медики считали, что это обычный синдром переходного возраста и лечили симптомы в соответствии с обычными, протоколами, схемами и собственным опытом. Конечно, если этот опыт был.
Но по мере применения в терапии всё более «тяжелых» препаратов, усиливались и симптомы.
Лица врачей становились всё более растерянными, а приём лекарств абсолютно бесполезным.
Вот и теперь нахлынул первый симптом, самый безобидный, появившийся в самом начале этих странностей.
Этот озноб накрывал организм вне зависимости от окружающей температуры. Не имело значения жаркая или морозная погода, лёгкая или тёплая на теле одежда. Лютый холод пробирал до трясучки даже под струями горячего душа. Колотило всё тело так, что единственным выходом было немедленно лечь и свернуться «клубочком», или как ещё выражаются - принять позу эмбриона.
Какое-то время это проходило в течении пары минут и не доставляло слишком сильного дискомфорта. Но затем к ознобу добавилась ломота в костях и резкая смена трясучки изнуряющим жаром. Всё тело становилось влажной от липкого пота. Намокшая одежда усугубляла состояние сдавливая плоть и мешала окружающему воздуху хоть немного охладить кожу. Дыхание перехватывало от внутреннего пекла. Сердце бешено колотилось, отдавало стуком в ушах и пропускало удары. Руки и ноги сводило дикой судорогой. Затем наступала отключка. А когда сознание возвращалось добавлялась саднящая боль в каждом пальце ног и рук, будто на живую сдирали ногти. А во рту забытое с детства ощущение режущихся зубов.
Главное успеть найти укромное место, чтобы не корчиться на виду у прохожих и не угодить куда-либо потеряв сознание.
Нарастание приступа произошло стремительно, последняя мелькнувшая в мозгу мысль: «хорошо хоть дома...
Сам провал в небытие сознание никак не укладывало во временные рамки, лишь выход из него стал казаться бесконечно долгим, затягивало обратно.
Уже вернулось зрение и слух, уже чувствовалось как невыносимо ломит и сводит судорогой конечности, обоняние раздражало амбре общественного туалета. Но стоило смежить веки, как вновь вокруг плескалась густая молочно-белая масса, на барабанные перепонки давил нарастающий булькающий звук и подкатывала тошнота.
Встать с первой попытки не удалось, пришлось ещё какое-то время лежать на паласе в коридоре.
Сквозь стекло закрытой кухонной двери пробивались яркие солнечные лучи.
Удалось сфокусировать взгляд на входной двери, слава богу она заперта, только ключи валяются рядом на полу, видимо не успела их вставить. Значит дверь закрыта лишь на один защёлкивающийся замок.
Никак не получается вспомнить предыдущий день. Ни дата, ни месяц, ни даже время года не сохранились в памяти.
Где-то должна валятся сумка, а в ней телефон, надо найти и посмотреть, сколько времени и какое число.
Медленно, очень медленно удалось сесть, протянув к сумке руку пришла в ужас.
Из-под каждого ногтя сочилась кровь и рукав висит драными лохмотьями вперемешку с лоскутами кожи.
Рот стремительно заполнили рвотные массы.
Пришлось рывком втащить себя в санузел и белоснежный фаянс унитаза забрызгало красно бурой зловонной слизью.
Рвота выходила толчками, вперемешку с жижей вываливались непонятные плотные куски, временами они были настолько длинными, что одна часть уже была в унитазе, а другая ещё дергалась внутри, вызывая спазм желудка и приступ удушья.
Сил встать нет, смогла лишь сесть на полу прислонившись спиной к ванной и стиральной машинке.
Дотянулась до кнопки смыва, содержимое рвоты забило гидрозатвор, и вода, поднявшаяся до краёв толчка, нехотя и медленно сходила вниз.
Сознание балансировало на грани, а ведь ещё надо прибрать за собой в коридоре и в ванной.
Организм выплеснул из себя невероятное количество продуктов жизнедеятельности.
И непонятно что с одеждой, почему она вся рваная и мокрая.
Подтянула к себе ведро для мытья пола и стала сдирать и бросать в него прилипшие к телу лохмотья.
Под отвалившимися ошмётками эпидермиса розовела новая тоненькая кожица. Настолько нежная и гладкая что было страшновато дотрагиваться до неё кровоточащими пальцами.
Теперь надо влезть в ванну и включить воду.
Встать на ноги под душем не удалось, сидя обмыла себя, закрыла пробку и набрала воды до половины, в полной боялась утонуть, вновь потеряв сознание. Лежала долго, ждала возвращения сил и остановки кровотечения.
Несколько раз открывала одну холодную воду и жадно пила из-под крана.
Когда закончила замывать ванну, пол, унитаз и частями смыла то, во что превратилась одежда вышла убираться в коридор.
Солнечных лучей уже не было. Густые сумерки разбавлены желтоватым светом потолочной люстры.
Видимо опять упало напряжение и свет тусклый, мерцающий.
Когда наконец и коридор был отмыт, открыла балкон и окна чтобы выветрить скопившуюся вонь.
Тёплый воздух летней ночи заполнил комнату вместе с привычными уже звуками проносящихся с рёвом стритрейсеров, пьяных разборок ночных гуляк и одинокой трелью ночной птицы.
Наконец найденный в сумке телефон был полностью разряжен.
На трясущихся от слабости ногах дошла до комода, где-то здесь провод от зарядки. Руки тоже трясутся и не с первой и даже не со второй попытки удаётся поставить телефон на зарядку.
Наконец экран мигнул, засветился и появилась надпись введите время и дату.
Выругалась, знать бы эту дату.
Держась за стену, зашла на кухню.
Здесь были часы, и аллилуйя они шли, время час ночи. А вот дата, хрен знает какая. Понятно только то, что лето.
Желудок сжало голодным спазмом, схватила графин с кипячёной водой и осушила его через край за один раз не отрываясь.
Открыла холодильник и отшатнулась, все продукты покрыты слоем серой плесни распространившейся на его стенки.
В морозилке оказалась упаковка крабовых палочек, вытащила её и сунула под горячую воду, потом нашла замороженные куриные окорочка, содрала примёрзший целлофан, прямо во льду кинула в кастрюлю с водой и поставила на огонь.
Пока оттаивала упаковка крабовых палочек выгребла всё из холодильника в большой мусорный мешок и стёрла со стенок плесень.
Палочки даже не до конца разморозились, на зубах порой похрустывали льдинки, но ждать ещё уже не могла, сожрала так.
Закипела вода в кастрюле с курицей, сняла пенку, кинула щепотку соли, оставила на «медленном» огне.
Чтобы не мучиться в ожидании решила вынести мусорный мешок.
Открывая дверь с удивлением, обнаружила, что она полностью заперта, на оба замка, на все обороты.
Странно почему не оставила ключи в замке как обычно, возможно, выдернула, когда стала падать.
Уже на улице поняла, что вышла в тапках и в банном халате, но да ладно, ночь, темно, быстро через двор пройду до помойки и назад.
На обратном пути встретила собачника, спросила:
- Извините, а какое сегодня число?
В ответ сначала прилетела струя табачного дыма, а затем презрительное:
- Пить надо меньше, 8 августа уже;
- Простите, а год, какой год;
- Ты белочку словила б***ь, 2019;
- Спасибо.
Добежала до квартиры, сердце колотится, вот-вот опять накроет приступ, нужно срочно выключить газ и успеть вбить дату в телефон...
***
В сознание привёл беспрестанный трезвон и стуки в дверь.
Первым делом осмотрела и ощупала себя.
В этот раз похоже обошлось. Халат на мне, сама сухая и не обделалась. Обидно было бы загадить диван, на котором в этот раз отключилась.
За окном яркий солнечный день, телефон, оставленный на комоде, полностью зарядился и показывает 15:37 8 августа 2019.
Значит вчера успела внести дату. Вчерашний жуткий день помню чётко и в подробностях.
Тихо ступая, подошла к двери и посмотрела в глазок.
На площадке два мужика со стремянкой в форменной одежде газовой службы.
Чёрт! У меня же курица на плите варилась.
Заскочила на кухню, выдохнула, газ выключен, а бульон с курицей настоялся и так дразнит аппетит.
Плюнула на долбёжку в дверь, села есть прямо из кастрюли.
Последнюю ложку бульона доедала уже через силу.
Но зато наступило приятное ощущение сытости.
Газовщикам видимо надоело звонить и долбить в дверь. Или пошли в другую квартиру. Фиг с ними, не до них сейчас.
Теперь надо как-то заполнить холодильник едой и желательно длительного хранения.
Вспомнить что было до предпоследнего приступа не получается.
Мозг осознаёт всё, но памяти о событиях нет совсем.
Больше всего волнует вопрос надо ли мне на работу. Вроде она у меня есть, ведь деньги из ниоткуда не появятся.
Но более точно вспомнить не могу.
Подошла к шкафу одеться, странно в зеркале вроде бы я, но будто лет двадцать назад.
Худая, волосы длинные до середины спины, а вроде была стрижка каре.
Кожа без единой морщины туго обтягивает заострившиеся скулы и подбородок. И главное прекрасно вижу без очков. Хотя последние годы без них уже не могла обходиться.
Одежда ожидаемо сильно велика, нашла брюки на резинке и футболку оверсайз. Нормально. Пересчитала купюры в кошельке, должно хватить.
Сунула ноги в шлёпки, почему-то не нахожу балетки, в которых ходила последнее время.
Про балетки помню, как странно.
Перед выходом из квартиры прислушалась к себе, вроде приступ не приближается.
Магазин рядом с домом, главное не шляться долго, набрать еды и назад.
Ограничить себя консервами и сухарями не смогла. Набрала мясного, фруктов, сладкого. Истратила всё.
Еле дотащила сумку, и пока раскладывала продукты вновь захотелось есть.
Тренькнул мобильник оповещая о совершении авто-платежа.
С карты списались средства за коммуналку и мой баланс 0 рублей 19 коп.
Печально, но сколько там было я тоже не помню.
Пролистываю список контактов, сплошные врачи, ещё какие-то имена и фамилии иногда с отчеством, но вспомнить кто эти люди не могу.
Нажала на вызов напротив записи «Жукова - участковый терапевт».
На том конце отозвались не сразу, на моё осторожное «здравствуйте» услышала обращение по имени:
- Татьяна, где же вы пропадали, ваш телефон не отвечал, дверь вы не открывали, вам обязательно нужно прийти на приём, завтра в 14:00 сможете?
- Постараюсь, если приступ не случится;
- Тогда давайте так, если не сможете прийти, наберите, я оформлю вызов на дом и после 17:00 зайду;
- Постараюсь, но, если приступ накроет, как прошлый раз, могу и отключиться.
Некоторое время в трубке висела тишина, затем терапевт Жукова, уточнила, когда был приступ.
Объяснила, что не помню, очнулась в квартире на полу и сколько лежала не знаю, подробности опустила.
Терапевт сказала, что придёт сама.
До вечера я чувствовала себя не плохо.
То и дело сновала на кухню за едой и хомячила всё подряд сидя перед телевизором.
Странно, мне нравились практически все передачи и фильмы. Будто мозг напитывался и насыщался информацией, также как желудок пищей.
Стемнело, но спать не хотелось, осталась на диване, лишь выключила свет и убавила звук телевизора.
Отключка накрыла стремительно.
Опять это мерзкое ощущение тошноты и ломоты, опять из-под ногтей сочится кровь, и я валяюсь перед дверью в коридоре без одежды.
Гнусавый зуммер домофона окончательно возвращает к реальности.
Подползла к трубке стоя на коленях сняла её и спросила «кто там?»
- Это врач по вызову.
Нажала кнопку открывания двери.
Шатаясь от стены к стене, взяла из ванной халат, оделась, подобрала с пола обрывки брюк и футболки, бросила их в мусорное ведро.
Такими темпами мне одежды не хватит.
Терапевт пришла не одна, а с каким-то плешивым очкариком.
Он долго осматривал участки отслоившейся кожи, брал на стёкла пробы крови из-под ногтей. Внимательно разглядывал зрачки.
Терапевт грузная пожилая женщина всё это время сидела молча на табуретке.
Закончив осмотр плешивый обратился не ко мне, а к терапевту:
- Да случай интересный, но нужно проводить исследования в лаборатории, я могу оформить документы и забрать её через неделю;
- Куда вы собираетесь меня забрать?
Плешивый не удостоил меня ответом, зато подключилась Жукова:
- Татьяна, мы не можем подобрать вам лечение, а в лаборатории исследуют ваш организм более досконально и попытаются помочь;
Странное ощущение внутри меня подсказывало, что в эту лабораторию мне нельзя и на прямую отказываться тоже нельзя.
На бейдже прочитала имя отчество Жуковой.
- Людмила Иванна, мне, наверное, на работе отпрашиваться надо, или отпуск оформить, давайте я сперва там всё улажу, а потом сообщу, когда смогу в лабораторию подъехать;
- Ой не беспокойтесь, на работе у вас уже полгода больничный, а из лаборатории ваши документы направят на группу инвалидности, работать с такими приступами вы всё равно не сможете;
- Ну хоть что-то до лаборатории вы мне можете объяснить, почему я отключаюсь и не помню, что происходило?
Я в деталях рассказала, как очнулась, как меня рвало, как отдирала от своего тела ткань и кожу.
Плешивый слушал очень заинтересованно, но опять не проронил ни слова, а Жукова видимо сболтнула лишнего, потому что осеклась на половине фразы.
Короче из сказанного стало ясно, что они обнаружили у меня какое-то отклонение, вызывающее мутацию клеток, по всем показателями клетки обновляются, но это сопровождают странные приступы.
Дальше плешивый продолжить ей не дал.
- Людмила Иванна, поторопитесь с оформлением, через неделю, а лучше послезавтра мы должны забрать, плешивый сделал паузу подбирая слово, должны забрать ваш экземпляр к себе.
Он встал и направился к двери. Жукова заторопилась следом.
С чего они взяли, что я соглашусь, что открою им дверь, что не уеду в конце концов.
Я уже собиралась захлопнуть за Жуковой дверь, когда с лестницы донёсся их разговор. Говорили так тихо, что некоторые слова расслышать не удалось.
Плешивый уверял Жукову, что с такими приступами, я не рискну уходить из дома далеко и сторожить меня не стоит.
Она бубнила, что нельзя рисковать, это такой шанс для науки запускать процесс старения вспять.
Да уймитесь вы со старением, Людмила, там такая трансформация происходит, что представить результат невозможно...
***
Думаете нельзя исчезнуть за два дня, я смогла.
От страха оказаться подопытной крысой в какой-то лаборатории мобилизовались все силы организма и всё то время, что я искала себе убежище, собирала вещи, документы и деньги приступов не было.
Лишь почувствовав себя в безопасности я расслабилась и то, что со мной происходило не заставило себя ждать.
Но я подготовилась, я заперла дверь этого достаточно крепкого дома на окраине заброшенной деревни изнутри на навесной замок. Я убрала ключи подальше. Я установила камеру с обзором всей комнаты, чтобы потом увидеть, что творится в момент моей отключки.
Ещё я подготовила жестяной бак с крышкой на случай, если начнётся рвота, положила рядом полотенце и халат, поставила бутылку питьевой воды, разулась и разделась, оставшись в хлопковой размахайке, прикрывавшей даже колени.
***
Как же мне больно, не открывая глаз пытаюсь свернуться калачиком, подобрать под себя руки и ноги.
Что-то холодное и твёрдое мешает устроиться поудобнее.
Открыла глаза.
Лежу на полу в какой-то избе. На мне безразмерная рубашка, местами она порвана, а за шиворотом непонятным образом оказалась кочерга от печки.
Толи меня знобит, толи в самом деле холодно.
Рядом какая-то бутылка с водой.
Открыла, пила жадно не отрываясь.
Встала с трудом, держась за стенку подошла к окну.
В лучах заходящего солнца ветер словно розовые волны колышет сухой бурьян на огромном поле.
Вдали желтеет полоса леса, над кронами деревьев, словно исполинская птица раскинула в стороны железные фермы вышка ЛЭП.
На столе стоит жестяная коробка из-под печенья, открыла в надежде поесть, а там ключ и записка.
Походу это я сама написала себе.
Ну что ж, это мой дом, я тут прячусь, еда в холодильнике и в подполе.
И над дверью камера, снимавшая меня в беспамятстве.
Ладно, камера подождёт, сначала еда.
Чашка растворимого кофе и пачка печенья слегка уменьшили голодный спазм. Следом сметелила банку консервированной фасоли.
Естественная нужда заставила открыть дверь и выйти во двор в поисках сортира.
Искомый домик нашёлся в углу заросшего кустами и деревьями участка. Рядом с домом буйствовать зарослям мешали несколько высоченных ёлок. Их мощные лапы не пускали под себя никакую постороннюю растительность. Лишь опавшая сухая хвоя да шишки устилали землю под ёлками.
Забор сплошной, высокий, местами покосившийся. Калитка заперта на засов. Рядом с сортиром толи баня, толи сарай. В наступающих сумерках не разобрать.
Воздух прохладный, хотя осенним вечером так и должно быть.
Очень порадовала громадная куча дров у забора. Рядом самый настоящий колодец, с воротом, цепью и оцинкованным ведром.
Сруб колодца накрыт шатром, вода чистая, вкусная и такая холодная, что зубы ломит.
Ещё немного постояла во дворе, какая же звенящая тишина. Похоже на многие километры вокруг ни души.
Набрала дров и пошла в дом топить печку.
Когда дровишки весело затрещали ещё раз прошлась по дому.
Он просторный, ни единой перегородки внутри. Печка стоит по центру.
В одной половине холодильник, две тумбы с крупами и с посудой. На одной из них электрическая плитка с двумя конфорками. Старинный электрический чайник. Умывальник на стене, под ним эмалированная раковина со сливом в ведро.
С потолка свисает шнур с лампочкой. Во второй половине точно такая же. Щелкнула выключателем у двери, зажглись сразу обе.
Натаскала дров во внутрь, сложила рядом с печкой и заперлась на замок.
Возиться с просмотром записи по-прежнему не хотелось.
На этажерке нашла несколько книг, одну Ромена Роллана взяла почитать.
Устроилась на высоченной кровати с мягким премягким матрасом. Наверное, это и не матрас, а та самая перина.
Однажды я спала на такой в далёком-далёком детстве, когда гостила в Чувашии у родственников одноклассницы.
Читать расхотелось, закрыла глаза и стала вспоминать.
Стройной картины моего прошлого в памяти нет. Какие-то вспышки, обрывки.
Большой белый дом, перед ним площадка с чёрной глянцевой поверхностью и я трёхлетняя кроха, увязшая в этой блестящей чёрной смоле.
Ещё собака, овчарка. Она убежала, а я иду за ней, реву, пытаюсь догнать и остановить.
Собака ложится на дороге и ни с места. Я усаживаюсь рядом с ней вцепившись обеими руками в её ошейник.
Школа, мы идём с классом на лыжах в лес. Я забыла варежки, и физрук отдал мне свои. Они мне ужасно велики, они кожаные с мехом внутри и мне сложно держать одновременно и эти рукавицы, и лыжные палки. Решаю не мучиться беру палки в руки и толкаюсь только ногами. За спиной слышен крик физрука: «Татьяна, Татьяна не заходи одна в лес, остановись жди всех»
Я уже у кромки леса, а весь класс только на середине пути.
Одноклассницы, помешанные на мальчиках, из-за этого то и дело случаются разборки и ссоры.
Что было потом, кажется работа, институт.
Потом ниточка воспоминаний обрывается. Ничего, пустота.
Нехотя слезаю с кровати подбросить в печку дров. От топки уже пышет жар, а стенки печи ещё не прогрелись. Но я откуда-то знаю, что они нагреются позже и будут тёплыми долго-долго.
Внезапно зазвеневший мобильник заставил вздрогнуть.
На экране неизвестный номер, сам мобильник видимо всё время так и лежал включённый в розетку.
Дождалась, когда прекратятся звонки, на экране телефона 4 октября 2019 года.
А записка от августа. Неужели я два месяца была в отключке.
Взгляд снова упал на камеру, нехотя сняла её с крепления, вынула карту памяти, через переходник подключила к телефону запустила воспроизведение.
В начале ничего интересного, на видео процесс моих приготовлений, вот воду на пол поставила, вот записку написала, за окнами светло и в доме светло. Затем видно, как я замерла, села на пол у кровати. Дальше кадры как меня мотает на полу, выворачивает в разные стороны. Из глотки вылетают хрипы и пена как от зубной пасты. Потом происходит вспышка, после которой камера показывает лишь белёсое пятно округлой формы на чёрном фоне.
Ну вот видимо сбой, а может электричество отключилось, в таких брошенных деревнях это не редкость.
Запустила ускоренное воспроизведение, мелькнул кадр с пустой комнатой, снова темень, и в концовке момент, когда я прихожу в себя лёжа у двери.
Странно, выходит камера исправна.
***
Дрова прогорели, в доме тепло и клонит в сон.
Вернула на свои места камеру и телефон. В телефоне на всякий случай отключила звук. Не нужны мне никакие звонки.
Пользоваться умывальником, конечно, неудобно, но других вариантов освежиться пока нет.
Выключила свет, и обнаружила что всё вижу в этой кромешной темноте.
Без проблем дошла до кровати и с удовольствием вытянулась во весь рост на мягком и чистом. Подумала засыпая, что если доживу до завтра, надо помыться в бане...
***
Проснулась от стука по крыше, сначала испугалась, выглядывала то в одно окно, то в другое. По-прежнему никого вокруг. Вооружившись кочергой, осторожно вышла из дома. С крыши метнулась стайка испуганных птиц.
Облегченно вздохнула.
Похоже птицы выклевывали семена из еловых шишек, нападавших на крышу.
Солнышко уже высоко и приятно так пригревает.
«Тыырррррр - тук-тук-тук»
Я аж присела, звук шёл со стороны калитки.
Да кто может забраться в такую глухомань?
«Тук-тук-тук; тук-тук-тук; тук-тук-тук» раздалось уже выше, в густых ветках ёлок мелькнул крупный серый дятел.
Да уж, наверное, и зверушки сюда из леса забегают, без людей они здесь полноправные хозяева.
В подтверждение своих мыслей по дороге в сортир обнаружила семейство ёжиков. Это хорошо, ёжики и мышей и змей гоняют.
Строением рядом с сортиром оказалась действительно баня, а с другой стороны, видимо когда-то был сарай. Дверь в баню ещё как-то болталась на одной петле, а вход в сарай наполовину прикрывал кусок шифера.
Слегка потянула на себя эту заслонку и заглянула во внутрь. В сарае лишь паутина, истлевшие тряпки вперемешку со старой листвой, налетевшей с деревьев, на ржавом крючке висит такая же ржавая двуручная пила.
В бане тоже грязно, на почерневшей печке стоит эмалированный бак с краником внизу.
Взялась за наведение маломальского порядка.
Выдрала кустарник вокруг бани, соорудила из тонких веток подобие веника, вымела мусор.
Найти бы топорик, чем наколоть щепок для разжижки. Да и дрова в куче для печки в самый раз, а в топке банной буржуйки не помещаются.
Искала в доме, даже собралась лезть на чердак, благо это можно сделать с козырька крылечка, если откроется чердачная дверка.
Именно в этот момент оступилась и вот он ржавый топор валяется под ступенями рядом с фундаментом.
Фундаментом дома какой-то странный, он гораздо мощнее и выше, чем требуется для этого сруба, его массивные монолитные части выступают за пределы стен. Фундамент похоже имеет круглую форму, целиком его не видно из-за крыльца и обступивших дом ёлок.
Кстати, в ёлках ещё есть живность, беличье гнездо и его хозяева с любопытством наблюдают за мной из густых веток.
Бросила свои занятия с баней, накрошила печенье и насыпала под ёлками, присела так чтобы видеть спустились или нет бельчата.
Первый смельчак стремительно спустился по стволу, схватил кусочек, и скрылся с ним в еловой кроне.
Его примеру последовали остальные сородичи и скоро от угощения не осталось ни крошки.
Кое-как наколола щепок, выбрала из кучи дров поленца покороче и затопила печку в бане. Натаскала в бак воды из колодца. Соорудила ещё один веник из веток, благо зарослей на участке немерено, прошлась по стенам, потолку и полу бани мокрым веником.
Мыться в бане мне непривычно, да ещё эта дверь на одной петле плохо закрывается, но всё лучше, чем ходить грязной.
Труднее всего пришлось с волосами, они отрасли ещё длиннее, стали густыми и жёсткими. Задумалась каким образом мне их укоротить, надо искать ножницы.
***
Мои дни тянулись безмятежно, спала, ела, расчищала заросли на участке, наткнулась на грядки с картошкой. Мелкая и одичавшая, но зато свежая.
Нашла в сарае несколько ржавых гвоздей, петля от двери в баню нашлась там же, приделала её на место используя обух топора вместо молотка, теперь мыться стало комфортнее. Ведь скоро зима и на улице становится всё холоднее.
Приближение морозов меня изрядно пугало. Ведь если накроет приступ дом вымерзнет и очнусь я или так и замёрзну на полу не угадаешь.
Был бы обогреватель хоть как-то подстраховаться от замерзания.
Я иногда бродила по деревне, но ни разу не заглядывали ни в один брошенный дом. Ходила и в лес, даже насобирала опят. Нажарила большую сковороду с нарытой картошкой, ещё и посолить остались.
Но мысль найти обогреватель крепко засела в голове.
Как обычно перед выходом из дома прислушивалась к ощущениям. Нет ломоты или озноба, значит можно идти.
До ближайшего дома нужно было преодолеть приличное расстояние, перейти мостик через юркую речку и вот первый дом. Участок зарос, как и мой, калитка открыта, окна и дверь заколочены досками, отдирать не решилась, обошла по кругу, нашла пристроенную на стене лопату. Забрала, ведь скоро снег, его как-то надо будет чистить. И лопата попалась весьма кстати.
Вернулась к себе, на второй дом могло не хватить сил.
Обследовала почти всю заброшенную деревню по одному дому в день. В не заколоченных домах разжилась кое-каким инструментом. Где-то попался молоток, где-то ножовка, строительный мастерок кто-то бросил, не отчистив от цемента, но это не страшно отчищу - пригодится. Большой удачей оказалось найти садовые ножницы и пассатижи.
Однажды попался рефлектор, за неимением ничего другого взяла его.
Включала с опаской, подготовила ведро с водой чтобы затушить если полыхнёт или заискрит. Рефлекторы не совсем безопасные были всегда, включить и оставить как масляный обогреватель с термостатом не выйдет.
Рефлектор оказался рабочий, некоторое время пока прогревался вонял одновременно и гарью, и сыростью, пришлось проветрить после него дом.
Я оставила этот обогреватель на полу рядом с дверью, там же была розетка.
Понадеялась, что, почувствовав дурноту успею его включить.
Приступы вернулись в декабре, накрывало каждый день в тёмное время и отпускало с первыми лучами. Такие кратковременные приступы не обнуляли память, я приходила в себя осознавая окружающую реальность. Но вылазки из дома пришлось прекратить, сил едва хватало на топку печки и нехитрую готовку, благо круп, макарон и консервов было в достатке.
Несколько раз приходя в себя на полу пожалела, что побрезговала забрать из заброшенных домов коврики, как бы они пригодились застелить голые доски, один даже висел на стене, заросший грязью, но хотя бы не заплесневелый, как большинство тряпья попадавшегося в брошенных избах.
Когда не было приступа перебирала в памяти что и где видела в домах.
В одном дворе приметила поленницу, надо бы её перетаскать к себе, но как?
***
В конце декабря к приступам добавились видения, или лучше сказать галлюцинации, навязчивые и повторяющиеся. Я видела себя со стороны, обычно в свободной и длинной белой рубашке, босиком, с длинными ниже поясницы волосами. Хотя наяву я нашла ножницы и обкромсала свои космы наподобие каре, не ровно, но зато легче мыть. А в видении волосы будто продолжали расти. Я видела себя в окружении различных животных, то в лесу, то в развалинах какого-то города. Я слышала их голоса, мне предлагали перейти черту, уговаривали выбрать кем я стану на время войны, убеждали, что человеческое тело не надёжно, не выжить мне если останусь человеком.
Я стала выходить из небытия с криком, громкие нечленораздельные звуки вырывались из горла возвращая меня в реальность.
Однажды внутри видения я стала отвечать зверям, я чётко запомнила тот раз. Я сказала, что слишком привыкла быть человеком за девятьсот с лишним лет и хочу им остаться. После моих слов настала тишина. Звери будто совещались друг с другом. Затем один из них напоминавший помесь волка с медведем кивнул, и они стали расходиться в разные стороны оставляя меня на поляне одну.
Очнулась я в тот раз спустя пару дней. Печка была едва тёплая, и первое что я бросилась делать, это растапливать её снова. Затем как обычно приступ жажды и голода, утолив которые снова вспомнила видение.
Что это было, какие девятьсот с лишним лет? И о какой войне идёт речь?
***
Мне показалось что постепенно утихает частота и продолжительность моих припадков, и я расслабилась.
Я убеждала себя, что, находясь в абсолютном покое, вдали от любых раздражающих факторов мой организм начал восстанавливаться.
Чистый воздух, еда самая простая, тишина, нарушаемая лишь птицами, да завыванием ветра.
И тогда я спланировала вылазку к дому с обнаруженной поленницей, даже придумала как можно волоком в мешке из-под картошки перетаскать дровишки к себе и случилось то, чего я опасалась.
Я стояла уже в войлочных сапогах на рыбьем меху, называемых в простонародье «прощай молодость», в телогрейке и потянулась за шапкой, когда резко потемнело в глазах.
Потом был свет. Он менялся, то тёплый медовый, то до боли белый, то тревожный синевато-сиреневый. Затем был толчок и стало очень больно и тяжело. Казалось, на мне висит нечто громадное и неподъёмное. Но я не одна, вокруг есть ещё тени на свету. Нужно идти за всеми, иначе я погибну. Я пытаюсь догнать стремительно ускоряющиеся силуэты, но тщетно. В какой-то момент они разлетаются в разные стороны и кружатся словно в радостной эйфории.
А мне не подняться за ними, не взлететь, я едва ползу по мягкой, сыпучей поверхности и попадаю во влажную и прохладную среду.
Меня уносит неведомая сила, но мне не страшно, мне хорошо, не надо прилагать усилий, я снова будто ничего не вешу, тяжесть ушла.
И это прекрасное ощущение длится, длится и длится. Увы резкий неприятный звук прерывает мою безмятежность. Его источник сидит в какой-то скорлупке подхватываемой колеблющейся поверхностью.
Потом я отражаюсь в виде этого существа. Подо мной оказывается нечто твёрдое. Минуя одно за другим эти препятствия, осознаю себя в причудливом, но приятном виде.
Ко мне бегут схожие со мной существа, укутывают тёплыми и приятными на ощупь полотнами. Издают звуки радости. Меня уносят в крохотное помещение, но там тепло.
Мне протягивают ёмкости, показывают, что делать с ними.
Я постепенно начинаю понимать назначение звуков, так они общаются между собой, назначение предметов и своё назначение. Я из их семьи, точнее то, во что трансформировалась я — это человек, женщина из этой большой семьи.
***
Время тянется бесконечно долго.
Чтобы куда-то пойти мне нужно разрешение и сопровождающий.
Чтобы что-то сделать, нужно звать слугу и объяснять ему.
Мне легче вложить свои знания напрямую в мозг человека, чем добиться нужного результата словами.
Меня просто не слушают, не прислушиваются, я вроде и человек, но не совсем такой как мужчины. Мужчины главенствуют и решают всё.
Дни сменяют ночи, всё время одно и тоже, утренние процедуры, облачение в жутко неудобные одежды с посторонней помощью, приём пищи. Вот приём пищи мне нравится, но опять мне положено есть гораздо меньше, чем мужчинам.
Затем нужно идти читать какой-то бред, кланяться нарисованным идолам, слушать притчи о некоем высшем существе, что спасло всех живущих. И так до позднего вечера. Потом в обратном порядке следуют трапеза, разоблачение и сон. Спать мне тоже нравится, во сне я свободна от одежд, от оболочки, я перемещаюсь вместе с подобными себе в пространстве как энергетический сгусток. Не требуется применять слова, не требуется прятать мысли.
Внезапно всё замирает, я словно окаменела и не могу пошевелиться, меня пронизывает холод.
Открываю глаза и вижу дощатый пол, выкрашенный в терракотовый цвет. Пытаюсь пошевелиться, но меня что-то держит. Рядом опрокинута жестяная ёмкость, а моя одежда примёрзла к доскам пола. Но это полбеды, к полу примёрзла и рука, и волосы. Дышу, дышу, дышу на руку, но лёд не торопится отпустить мою кожу, часть её остаётся на нём, так же, как и часть волос.
Ссадина на руке кровоточит и ноет, очень хочется пить, но во всех ёмкостях в доме лишь лёд.
Я на четвереньках подползаю к двери, рядом валяется обувь и телогрейка, разорванная по швам.
Мне удаётся выйти на улицу. Там темно и по колено насыпало снега.
Ем снег, горсть, ещё горсть. Прикладываю снег к ссадине, ух и жгучая боль, сразу захотелось в туалет.
Нахожу его в дальнем углу двора.
На обратном пути упираюсь в колодец, набираю воды и жадно пью не смотря на сведенные холодом челюсти и кисти рук.
Утолив жажду и умыв лицо сажусь рядом с колодцем прямо на снег.
Передо мной странный дом, огороженный двор. Похоже я тут живу.
Запрокинув голову, смотрю на ночное небо, усыпанное светлячками звёзд.
Одна из них очень далёкая и тусклая, которую больше угадываешь на небосводе кажется очень знакомой.
К ней словно влечёт магнетическая сила. Кажется, я закрою глаза и меня понесёт к ней. И я закрываю глаза. Снова вижу поляну. Кругом снег, но я не приминаю его. Снова ко мне выходят звери, также не оставляя на снегу следов.
- Ну что, ты вспомнила?
- Не знаю, было странное видение.
- Это не видение, это было почти тысячу здешних лет назад.
- Это вы были в сгустке света со мной?
- Да, нас двадцать с тобой.
- А почему вы все вместе, а я одна?
- Ты пострадала при падении плазмосферы на планету, не могла трансформироваться и передвигаться.
- А потом, что произошло потом?
- Потом ты попала в воду, тебя унёс прилив и немного восстановившись ты трансформировалась в первое увиденное существо.
- А где были вы?
- Рядом, всегда рядом, но ты не слышала нас.
- Почему?
- Твоя трансформация не лучший выбор.
- Почему?
***
В лицо светил яркий солнечный луч, пробившийся сквозь кроны ёлок.
Меня почти засыпало снегом, лишь на лице он таял, и превращался в тонкую ледяную корку.
Странно, но холод не ощущается, наоборот какой-то жар внутри.
Поднимаюсь осторожно, голова кружится и зверски хочется есть.
Надо зайти в дом, затопить печь и найти еду.
Как невероятно долго не прогревается помещение. Приходится сидеть на полу у самой топки и разогревать найденные консервы, прислоняя к печной дверке.
Уже десяток жестяных банок из-под мяса громоздятся рядом, а голод не утихает. Да ещё разыгрался жар.
Стены, окна, потолок, и даже печка, все сползает со своих мест и медленно вращается вокруг меня.
На печной конфорке закипела вода, пытаюсь заварить чай в кружке и половину проливаю мимо. Но вытирать сил нет, просто кидаю в лужу тряпку.
Ещё нахожу в холодильнике литровую банку малины с сахаром. Съедаю всё без остатка и запиваю обжигающим чаем.
Забрасываю в топку ещё дров и перебираюсь на постель, она тоже ещё не погрелась, но внутри меня словно пламя или что-то на него похожее, так что прохлада простыней и одеяла лишь в радость.
Сознание мягко погружается толи в сон, толи в бред.
Я опять на заснеженной поляне и будто продолжается ранее начатый разговор, разговор без слов, лишь мысли транслируются от меня к зверям и от них ко мне.
- Человеком быть трудно, он уязвим, он на виду у других, нельзя отличаться, нельзя проявлять способности и силу.
Я не понимаю, что делать дальше, даже что спрашивать, потерянность — вот верное определение моего состояния.
- Твоя оболочка постоянно требует восстановления, ты тратишь на это всю энергию, вот и сейчас твоя оболочка страдает из-за простуды, и ты тратишь ресурсы на её восстановление, а пока все силы уходят на оболочку тебе не вернуться к себе настоящей.
- Я не помню себя настоящую, как я всё это время существовала?
- Сила заложенная в каждом из нас обновляет оболочку, циклы обновления разные, на исходе цикла можно выбрать любую другую оболочку, ты выбирала одно и тоже каждый раз, ты позволяла оболочке доходить до полного разрушения, а когда резко восстанавливалась теряла очередной кусок памяти.
- А что происходит сейчас, почему сейчас я теряю память каждые три месяца?
- Сейчас мы отдаём энергию тебе, иначе ты не перейдёшь черту и не вспомнишь себя.
- Зачем вам это?
- Нам надо возвращаться, только все вместе мы сможем сгенерировать поток нужной мощности.
- А если я хочу остаться?
- Нет смысла, скоро всё исчезнет, грядёт последняя война этой цивилизации.
- Неужели ничего нельзя сделать, неужели нельзя предотвратить?
- Для этого нужно было оставить человека без знаний и энергий, теперь их не остановить. Теперь они уничтожат всё живое на планете.
Поляна исчезла, я на незнакомой улице неизвестного города, мимо движется железная лавина различной техники. Рычат и изрыгают чёрный дым гусеничные монстры, сверху завывают и с хлопком переходят звуковой барьер самолёты, от гула вертолётных винтов вибрирует грунт под ногами. В панике люди пытаются спрятаться, укрыться от опасности. Внезапно яркая вспышка заставляет померкнуть солнечный свет, низкочастотное звуковое цунами несколько раз обогнуло планету. И всё, оглушительная тишина. Ничего не осталось, лишь серые хлопья горячего пепла засыпают груды оплавленного камня и металла.
Я очнулась вся мокрая от пота, печь наконец прогрелась и наполнила дом теплом.
За окнами ночь. В окно виден кусок неба и снова та самая звезда. Из головы не выходят слова о моей трансформации, выходит всё что я искренне считала своим, люди которых считала родными — это всё чужое, я каким-то образом прилипла, примазалась к чужой жизни.
Нет, не может такого быть, это какой-то бред. Я ведь помню детство...
Внезапно память начала выстреливать калейдоскопом воспоминаний.
Как это объяснить самой себе?
Наверное, у меня какое-то психическое заболевание, ложные воспоминания, провалы в памяти, фобии, припадки, галлюцинации. Короче я поставила себе диагноз.
Подошла к столу, взглянула на телефон 20 февраля 2020. Часть января и почти целый февраль я находилась в непонятном бреду.
Во мне постепенно зрела готовность сдаться эскулапам. Хотя бы буду в тепле и надеюсь будут кормить.
Ведь мои припасы уже ополовинились, а смогу ли я их самостоятельно пополнить, кто знает. Только надо дождаться весны.
***
Весна, весна, весна!
Я дожила до весны.
Я чувствую её особенный запах, я подолгу стою под лучами весеннего солнца подставляя им своё лицо.
Снег заметно осел и оплавился, речку ночью ещё затягивает ледком, но днём она весело журчит.
Весна.
Я уже две недели не чувствую припадков, силы восстанавливаются, иногда я бегаю по двору вприпрыжку как девчонка.
Всё - весна и наваждения ушли, я здорова, я свободна.
Кружусь, запрокинув голову и расставив в стороны руки.
Весна.
Теперь я дождусь, когда подсохнет раскисшая грунтовая дорога и пойду к бетонке, там можно поймать попутку в город.
А дальше - дальше любые варианты.
Захочу останусь в квартире, захочу куплю билет куда глаза глядят и уеду, улечу, уплыву.
Я чувствую невероятный прилив сил и энергии и готова вырваться из своего добровольного заточения. Эйфория захлёстывает так, что со стороны покажется тётка буйно помешалась.
Хотя, видя в зеркале своё отражение с удовольствием отмечала, что выгляжу максимум лет на тридцать и никто не даст мне мой полтинник.
Занимаясь необходимыми делами, я зачастую напевала какую-нибудь песенку и пританцовывала.
Я смеялась над глупыми белками таскавшими печеньки или сухарики наверх, но уплетавшими семечки из шишек сидя на земле. Я разговаривала с ними не ожидая ответа, я разговаривала вслух со всем, что меня окружало, с деревьями, с речкой, с птицами.
Меня совершенно не испугал однажды попавшийся по дороге в лес волк. Я даже не сразу поняла, что это волк, показалось, что это одичавшая тощая собака.
- Ой, друг, а ты здесь откуда? Произнесла я вслух.
- Пришёл сказать, что твоей энергии теперь достаточно для перехода.
Нет, волк, конечно, не разговаривал, его мысли проникли в мой мозг.
Я подошла к нему ближе, присела на корточки и посмотрела в глаза.
Вроде обычные звериные глаза, лишь тонкий светящийся ободок вокруг зрачка постоянно пульсировал и менял свой цвет.
Общение без слов, с любым живым существом, как это здорово.
Я гладила волка, почёсывала за ушами, он довольно жмурился.
- Ты будешь есть тушёнку?
- А это что?
- Это консервированное мясо.
- Давай.
- Тогда пошли.
Я открыла три банки и положила в алюминиевую миску.
Волк жадно набросился на еду, вылизал пустую миску и подойдя к вёдру с водой осушил его наполовину.
- Почему ты выбрал волка?
- Удобно, можно долго не попадаться никому на глаза, живёшь себе в чаще, охотишься, ждёшь обновления. Я выбирал и тигра, и медведя, но люди стремятся их убить. Почему-то люди постоянно хотят убить, что животных, что других людей.
- А мне нравится быть человеком.
- Это тебе сейчас нравится, когда все поделились с тобой энергией, а перед этим вспомни каково было.
- Вспомнить, попробую вспомнить, только сейчас мне совсем не хочется никуда переходить.
- Сейчас ещё рано, сейчас главное для тебя подготовиться, теперь ты можешь попробовать стать собой, разорвать свой симбиоз с личностями оболочек.
- А когда будет пора?
- Ты узнаёшь, мы все придём сюда.
- А как мне стать собой?
- Покинуть оболочку, чтобы никого не было рядом.
- Я боюсь.
- Тебе помогут.
Волк медленно поднялся на лапы, потянулся и ушёл прочь.
А я снова попыталась восстановить память.
***
Чётко всё вспомнить не получалось, обрывки событий вспоминаются и проносятся с огромной скоростью.
Тёмная душная конура, выкопанная в земле, войти и выйти можно лишь согнувшись вдвое по узенькому коридору. В конурках есть ещё обитатели, все, как и я босые, в мешковине подпоясанной верёвкой, вечная тьма вокруг. Я-то вижу в темноте, а они нет. Они по доброй воле закопались в этой пещере с детьми и женщинами ради спасения неизвестно от чего и истязают свои тела. Я чья-то жена и должна подчиняться.
Потом тело отказывается служить и я, оставив эту оболочку становлюсь девочкой лет шести. Она тоже в пещере по принуждению, но маленькой, худенькой девочке легче незаметно выскользнуть из заточения по тесному и низкому проходу.
Оказывается, сбежать не значит стать свободной. Холод и голод заставляют идти к людям. А там, там крики, плачь, там полыхают все постройки, а темнокожие всадники гонят плетьми по дороге жителей деревеньки.
Пришлось выжидать до темноты, когда все покинут пепелище и потом, когда вышла полная луна можно было увидеть, как тощий, оборванный и грязный ребёнок бродит по сожженным дворам и пробует на зуб всё подряд в поисках хоть чего-нибудь съедобного.
К ребёнку из леса вышел зверь. Он безошибочно нашёл в груде головешек обгоревший трупик поросёнка.
Зверь острыми клыками вспорол обуглившуюся бочину открывая доступ к спёкшемуся мясу и ливеру, затем подтолкнул ребёнка к добыче.
Зверь и насытившийся ребёнок ушли в лес вместе.
Вспомнились странные вещи, я словно зверь бегаю на четвереньках, вместо слов издаю звериный рык, на мне деревянный ошейник и цепи. Меня постоянно бьют, то палками, то плетьми, кто-то ударил ногой и я, изловчившись вцепилась в неё зубами.
Теперь я чья-то добыча. Я оказываюсь запертой в клетке с огромным тигром.
С меня сняли все путы и кинули хищнику, не кормленному хищнику.
Вокруг клетки толпа зевак, которым не терпится посмотреть, как зверь растерзает человека.
Но не видать им этой потехи, мы долго сидим с тигром прижавшись друг к другу. Когда стемнело, и толпа разошлась с мрачной городской площади улетели два светящихся сгустка напугавшие куртизанку и её любовника в одной из многочисленных опиумных курилен. А на утро в клетке лежали два трупа тигра с железным прутом в сердце и девушки с прокушенным горлом и ещё из притона клиент сбежал не заплатив, да ещё украл проститутку.
Плен, рабство, снова и снова гибель и так бесконечное количество раз.
Бесчисленные войны, от которых не скрыться не сбежать.
***
...На этой войне я переводчик. Великое множество языков и наречий мне доступны благодаря способности читать мысли. Огромный пассажирский лайнер в сопровождении истребителей заходит на посадку в аэропорту Луанды, моя миссия с другими военными встретить и безопасно провести пассажиров в укрытие. Увы крытый бетонный переход после последнего обстрела выглядит как дуршлаг. К трапу быстро подогнали автобус, очень быстро пассажиры и экипаж следуя указаниям, которые я перевожу на несколько языков погрузились в него и доехали до перехода. Но унитовцы засекли посадку гражданского судна, и начали массированный обстрел, они обстреливают все рейсы. Люди в панике бегут по переходу, в основном это белые, их направили работать в страны, не охваченные конфликтом. Но добраться до места назначения суждено не всем.
В автобус попадает снаряд, сколько пассажиров осталось в нём пока не ясно. Несколько мужчин бросаются к пылающему транспорту надеясь спасти раненых. Но местные военные преграждают им путь и почти силой заставляют бежать в укрытие. Среди бегущих семья с ребёнком, девочка около трёх лет, она отказывается идти на руки к родителям и бежит сама. Осколок снаряда влетает в пробоину от прошлого обстрела, я уже вижу кого он поразит, я закрываю ребёнка собой и вновь моя оболочка становится непригодной. Теперь я это та спасённая девочка и пока это последняя моя трансформация….
***
Я бродила по лесу в надежде встретить кого-то из моих видений. Хотя звери тоже постоянно меняют свою оболочку.
Наверное, это более гуманно занимать оболочку зверя, а не человека. Но это не моя вина, что так совпало.
Случилась катастрофа при перемещении из-за внезапного выброса плазмы одной из звёзд, когда наша траектория сместилась и странная планета преградила наш путь.
Все действовали по инструкции, все кроме меня. Я не имела возможности просканировать пространство и выбрать незаметный и незначительный организм для трансформации. Я чувствовала вину, за то, что трансформировалась в людей, ведь их собственной личности в результате этого симбиоза не остаётся.
В начале мая дороги просохли, грязная жижа затвердела достаточно, чтобы выдержать вес небольшого грузовичка.
Я решилась на вылазку в город.
Когда будет пора я так и не знаю, а значит нужно завести в моё убежище побольше продовольствия. Да ещё прикупить семян и засадить огород.
План был простой, арендовать газель, загрузить её всем необходимым, завести сюда, второй ходкой вернуть её, а самой пересесть на свой старенький легковой драндулет и вернуться в дом. Путано, наверное, но уж как вышло.
Я долго шла вдоль этой заброшенной деревни, невольно подмечала, где во дворах цветут фруктовые деревья и прикидывая, что смогу сделать с урожаем. Потом грунтовка пролегала через лес. Меня поразили громадные муравейники, прилепившиеся к стволам погибших деревьев. А может деревья и засохли из-за подобного соседства. Некоторые муравейники были высотой в человеческий рост и их поверхность кишела муравьями размером с фалангу пальца.
К вечеру грунтовка уперлась в подобие асфальтового покрытия.
Как по заказу вдалеке показался пазик. Я неспешно пошла ему на встречу, маршрут был безразличен, главное добраться хоть в какой-то населённый пункт.
Пассажиров в пазике было не много, оплатила проезд до городка со странным названием п/о Кобылино. За полчаса до полуночи пазик скрежетнув тормозами остановился на железнодорожной станции, его движок замолк, издав усталый выдох.
- Всё, приехали, итить-колотить, кому в Кобылино на платформу бежите, последний поезд через пять минут.
Водитель выдал ещё несколько многоэтажных выражений по поводу исправности движка, подвески и прочих механизмов.
Двое пассажиров потрусили на платформу, я же стояла и озиралась, предвестники приступа, озноб и дрожь застали ну очень не вовремя.
- А ты девка, чё застыла? Бежи на поезд, ежели на Москву надо, то без четверти двенадцать он будет. Я сегодня с движком коноибиться не стану. До утра обождёт.
На ватных ногах дошла до платформы, почти без памяти ввалилась в тамбур.
Последняя мысль была, «как хорошо, что ночью вагон пустой».
В беспамятстве видела дом, где было моё убежище, внутри круговое свечение, разорванное в одном месте тёмным пятном, я лежу без сознания в центре круга, моё тело полосуют световые разряды, и оно бесконечно трансформируется, я не успеваю запомнить всех изменений, я вижу себя будто бы со стороны сквозь туман.
То кажется, что вместо рук когтистые лапы, то звериный оскал вместо лица, то чешуйчатый хвост.
Существо, в которое трансформируется моё тело истошно верещит и пытается вырваться из светового круга, но лучи сплетаются в паутину и не выпускают, заставляя оболочку разрушаться раз за разом.
Под конец то, что было мной рассыпается в прах обнажая пульсирующий световой шар.
Лучи отступают, шар должен занять место разрыва в световом круге, но что-то не совпадает, у шара иной свет, иная пульсация, он не замыкает, а лишь сильнее разрывает круг света образуя рядом с собой уже не один, а два разрыва.
****
Глаза слепит яркий свет, вокруг щепки, битое секло, искорёженный металл.
Осторожно приподнимаюсь на локте, осматриваюсь.
Всё, что было внутри вагона электрички сиденья, полки, оконные проёмы, светильники, всё разбито, разломано, искорёжено.
На мне изодранные лохмотья, измазанные кровью.
Пытаюсь сесть, слабость и головокружение, подкатывает тошнота.
Кровь сочится отовсюду, изо рта, из носа, из промежности, из-под ногтей, даже уши в крови.
Ожидаемо вывернуло на изнанку кишечник.
На четвереньках доползла до тамбура, двери вагона закрыты, мне не хватит сил их раздвинуть.
Состав загнан в какой-то отстойник. Кругом тишина.
Вагон за вагоном дохожу до хвоста поезда, пару раз натыкаюсь на спящих в вагонах бомжей.
Этих бывших людей не смущает мой вид, они сами не многим лучше меня выглядят и пахнут.
Один сердобольный вытащил из замусоленной сумки пальто и кинул мне со словами «прикройся б***ь».
Выразила благодарность кивком, говорить не могу мешает кровь во рту, я то сплёвываю, то сглатываю её.
Пока натягивала заскорузлое вонючее пальто, содрогаясь от омерзения почувствовала что-то инородное прилипшее к спине.
Дёрнула вниз, что было силы и взвыла от боли.
К ногам шмякнулась сумка с куском моей кожи, и длинными бороздами от когтей.
Открыла сумку, ключи, документы, разрядившийся телефон, наверное, всё моё.
Ладно теперь надо как-то выйти из вагона и добраться по адресу в паспорте.
Последняя дверь последнего вагона открыта, между дверями вставлен деревянный брусок, возле двери курит мужик. Его лицо сильно меняется при виде меня. Но ему хвалило самообладания протянуть мне початую пачку со словами «будешь?»
Выплевываю очередную порцию крови молча беру папиросу, да блин именно папиросы без фильтра у мужика.
Прикурила от его бычка. После первых трёх затяжек легкие откликнулись благодарностью как будто на высохшую землю плеснули хорошую пригоршню воды. Мозг незамедлительно сузил сосуды то ли препятствуя проникновению никотина в кровь, то ли смакуя изысканный яд. Для языка и желудка вкус табака неприятен, возникает непреодолимая потребность пару раз сплюнуть. Но слюна уже без крови. Из носа тоже перестало сочиться, проверять промежность при мужике не стала.
Докурила папиросу, поблагодарила и собралась выпрыгнуть из вагона.
- Обожди.
Мужик спустился первым, подал руку, подхватил под задницу и плавно опустил на гравий.
- С кем воевала?
Смотрю на него, не понимая ни вопроса, ни что ему надо. В сравнении с бомжами одет прилично и чисто, слегка не брит, пахнет от него смесью дымов от костра и табака.
- Не знаю, очнулась в разбитом вагоне.
- Ух ты, это, наверное, в том, где молнии сверкали и выло что-то?
Пожала плечами, хотела уже идти.
- Обожди, куда в таком виде, на первом посту примут, пошли ко мне.
Губы невольно дёрнулись в усмешке, вот так вот запросто «пошли ко мне», а фиг бы с ним, даже интересно что дальше.
Мужик обитал в двухэтажном деревянном бараке рядом с железнодорожными путями.
Мои подозрения о его грязных намерениях не подтвердились. Он действительно дал мне чистую одежду и позволил вымыться.
Вещи были сильно велики, и выйдя из душа попросила у мужика булавку.
- Светочка моя покойница с формами была, а на тебя само собой велико.
Мужик, разыскивая булавку рассказывал что-то ещё про жену, про новый вирус которым она заразилась, а он хоть и ухаживал за ней не подцепил. Что на поправку она вроде пошла из больницы выписали, а дома вдруг захрипела и всё.
Булавку он не нашёл, дал мне ремень, которым я подпоясала юбку, чтобы не спадала.
Попросила попить, мужик засуетился с чайником и какой-то сухомяткой. Но я увидела банку с компотом и уже пила через край.
Увидев, как два литра на одном дыхании влились в меня, мужик изрёк.
- Ну ты пить здорова, это ж водка на черноплодке, окосеешь сейчас.
От стыда я не знала куда деться, хотела уйти побыстрей, но мужик выставил бутерброды с колбасой и велел закусывать. Он сидел и восхищённо наблюдал, как я жадно ем, нет не ем, наверное, жру бутеры.
- Вот ведь Светка моя вечно на диетах сидела, и всё равно расплылась, а ты ешь прям как не в себя и кожа да кости.
Я почувствовала, как краска стыда залила мне лицо.
Мужик продолжал беседу, толи со мной, толи с собой.
- Мужика у тебя, стало быть, нет, что было с тобой не помнишь, а живешь то ты где?
Я назвала адрес из паспорта.
- Ну эт рядом считай, я б тебя довёз, но с интернетом не дружу, а сейчас без кукода какого-то в область проезд закрыт.
Я удивленно уставилась на мужика.
- Ты что с луны свалилась, я толкую тебе эпидемия, на карантин всех посадили, второй месяц сидим, жена у меня от вируса померла, выходить только в ближайший магазин можно. На въезде и выезде из Москвы посты стоят.
- Нормально, а как добраться?
- Код нужно получить, по нему и проехать и билет купить можно.
Я вытащила телефон, порылась в сумке нашла провод от зарядки, воткнула в розетку.
Через пару минут вдвоём с Митей (так представился мужик) мы пытались получить на госуслугах «чёрную метку».
Стемнело, а у нас ничего не получалось.
- Мить, а что ты в том поезде делал?
- Да просто пошёл посмотреть, когда стихло. Ночью покурить вышел, а над отстойником мать честная молнии туда-сюда летают и звук страшный такой, аж кишки подвело. Сразу то побоялся, а день спустя пошёл, в пару вагонов сунулся гляжу бомжи дрыхнут, сел перекурить да помозговать стоит ли дальше соваться, а тут ты в кровище вся.
- Спасибо, что помог.
- Да чего уж там.
Митя постелил мне на диване, а сам ушёл в их с женой спальню.
Мне было не по себе, я силилась вспомнить куда и зачем я ехала в поезде, но мозг раз за разом возвращал меня в световой круг, я слышала в своей голове «ты должна перейти черту, ты нужна нам».
На сколько я задремала не знаю, мне снился тот же световой круг и слышался разговор.
- Не получилось.
- Она должна сама.
- Принуждение вызвало иную поляризацию и отторгло нас.
- А если она не захочет сама?
- Что ей здесь делать, когда всё погибнет?
- Придётся ждать.
- Чего ждать?
- Гибели этой планеты.
- Мы здесь тысячу местных лет уже.
- Осталось не долго.
Меня разбудил писк сообщения, наконец на телефон пришёл «кукукод».
Майский рассвет забрезжил за окном и я, оставив мужику несколько тысячных купюр из кошелька решила исчезнуть.
***
Перед проходом на станцию у меня проверили «чёрную метку» и паспорт, я спокойно купила билет, электричку правда пришлось подождать, из расписания убрали половину рейсов.
Вышла на станции в своём городе, народу мало, на вокзальной площади ещё один пост, но здесь мне лишь махнули рукой на попытку предъявить квадратик в телефоне. В автобусе за наличные возили всех желающих не зависимо от кода.
Я вышла на нужной остановке и уже подходила к дому, как меня обогнала скорая с мигалками. Их вообще сновало достаточно много по дорогам.
Скорая остановилась напротив моего подъезда, я поравнялась с этим автомобилем, боковая дверь стремительно открылась и меня резко втянули в салон, тут же я почувствовала укол.
Происходило всё очень быстро, я вырывалась, машина неслась с сиреной по полупустым дорогам, явно не в городскую клинику.
Навалившиеся сверху люди в медицинской спецодежде пытались всадить ещё укол, так как обычная доза меня не усыпила. С переднего сиденья ещё один мужичок в медицинской одежде командовал связать меня, а то от передоза сдохну раньше времени.
На вираже машину занесло и удерживающих меня отбросило в сторону, я рванулась к двери, но сдвинуть не смогла, видимо заблокировали.
Последовал удар по голове и отключка.
В себя в полном смысле слова я больше не приходила, изредка сознание выныривало из провала, улавливая голоса, иногда было видно входящих людей с закрытыми лицами.
Порой не было никого, лишь слышался писк аппаратуры.
Из рук торчали трубки, тело перетянуто ремнями и нет возможности пошевелиться.
Вошедшие обсуждают меня как нечто не одушевлённое.
- Смотрите, если клетки без воздействия, то они ничем не отличаются от обычных, а если пытаться их повредить начинается регенерация.
- И что это нам даст?
- Мы готовим группу добровольцев, сделаем пробные пересадки.
- Собираетесь сразу органы пересадить?
- Нет, пока проверим плазму и стволовые клетки на приживаемость, единственное это надо делать напрямую. Материалы, что мы отбирали на лабораторные анализы вне тела носителя отмирают слишком быстро.
Последовал провал, снова видение круга, но его свечение не ровное и не яркое, разрыв становится всё больше.
Выход из забытья, чувствую чьё-то присутствие, прошу пить. Слышу звук упавшего предмета.
Пить не дали.
- Что ты придумываешь, не может труп разговаривать.
- Я тебе говорю пить просит.
- Она же в коме на аппаратах, у неё половины органов нет, какое пить.
Провал, уже нет светового круга, лишь больше десятка светящихся точек, они так близко.
- Так что вы мне показать хотите?
- Вот, вот Константин Альбертович, смотрите, когда организм стал умирать появились источники странного излучения, их не видно, только сигнал приборами регистрируется, точнее девятнадцать разных сигналов.
- Хм, любопытно, тогда держите её в этом состоянии как можно дольше, надо найти эти девятнадцать источников, возможно это не единичный организм.
- Константин Альбертович, уже два года она в лаборатории, после изъятия органов живёт лишь на приборах, боюсь долго не протянет.
- А кстати, что там с изъятыми органами, прижились у реципиентов?
- Нет Константин Альбертович, все отторгнуты, реципиенты умерли.
- Жаль, жаль, а стволовые клетки, удалось исследовать?
- Да Константин Альбертович, пересаживали мышкам, они прижились. Но людям не подойдут, вызовут отторжение и смерть, там с ДНК проблемы.
- Какие?
- Ну это не ДНК человека и не ДНК животного.
- Тогда что, инопланетное?
- Мало, вероятно, Константин Альбертович, возраст некоторых молекул древнее сотворения мира.
- Ладно тяните её сколько сможете, надо срочно искать ей подобных, возможно опыты с ними будут успешнее.
Темно, душно, жарко, сверху что-то сыпется и трясёт всё тело. Вновь выход из забытья.
Помещение без окон, освещение не работает. Ничего не работает, приборы не светятся и не пищат. На полу под толстым слоем пыли лежат раздувшиеся тела, я поднимаюсь удерживающие ремни пересохли и раскрошились, выдёргиваю из рук иголки, ещё какие-то трубки выскакивают отовсюду.
Босую ногу обжигает раскалённый бетон, нужна обувь и одежда. Нужно выйти отсюда, я чувствую, что меня давно ждут.
Толкаю к двери стоящую рядом тумбу, встаю на неё, снимаю с кушетки клеёнку, оборачиваю вокруг себя.
Толкаю дверь, очень горячая и ничего не выходит на ней нет ручки. Устаю сажусь на тумбу случайно касаюсь косяка плечом, дверь сдвигается во внутрь стены. Просовываю ладонь в образовавшуюся щель, толкаю ещё и ещё что есть мочи, не обращая внимания на ожоги. До конца дверь не открылась, но, чтобы мне протиснуться достаточно.
В коридоре таже картина, вповалку множество трупов, лежат очень давно, засыпаны мелкой бетонной крошкой и пылью, так же жара и духота. По коридору почти бегу. Упираюсь в тупик, разворачиваюсь бегом в обратную сторону, миновала приоткрытую дверь и вот ступеньки на верх.
Сбилась со счёта после двадцатого пролёта. Но это не важно в просвет между пролетами проникает свет.
Вот наконец выход. Выход сразу на поверхность, кругом всё серое. Серое небо в плотной облачности, толстый слой ещё тёплого серого пепла укрывает неровности. Вся поверхность состоит из выступов и углублений, разной величины.
Босиком я не дойду.
Но меня ждут, я должна, я закрываю глаза и вижу на ровной серой поверхности дом, окружённый слабым свечением, мне туда.
Я чувствую слабость, вижу свечение вокруг своего тела, потом вижу его упавшее ничком в слой пепла.
Я перемещаюсь свободно, на поверхности нет ничего кроме пепла. Фантомная память рисует картинки городов, дорог, снуют люди, машины, потом лес, птицы, звери - откуда эти картинки, в этой безжизненной серой пустоши?
Хотя нет, не безжизненной, очень глубоко в её недрах есть жизнь, кто-то спрятался и сидит глубоко под поверхностью планеты.
Но вот наконец дом, где меня ждут.
- Наконец то.
- Ты готова?
- Как мы тебе рады.
Со всех сторон тянутся лучики и мне открыты их мысли, так же как мои открыты всем.
Я занимаю пустующее место и световой круг замыкается.
- Здесь случилось что-то страшное?
- Да
- Я чувствую в толще планеты жизнь.
- Они обречены, никто не выйдет на поверхность.
- Мы не поможем им?
- Нет, они повинны в гибели всего живого.
Находясь в сомкнувшемся круге себе подобных, вновь обретаю память, вижу со стороны какие опыты проводили над моей последней оболочкой несколько лет и ужасаюсь. Мне уже не жаль этих существ, лишь о погубленной природе печалюсь и я и мой круг.
Старший из нас начинает считать собираемся все плотнее к центру круга, через доли секунды весь дом заполнило фиолетовым свечением. Окна, двери, стены, потолок всё растворилось в этом свете и исчезло.
От фундамента начали подниматься и окутывать стоявших более яркие световые полосы, их становилось всё больше и больше. Внешний контур заполнился плазмой.
И вот в затянутое серыми облаками небо взмыл световой столб, на мгновение разорвал облачность и исчез космической темноте. Оставив тусклый отсвет как далёкая звезда.
На земле остался лишь раскалённый кратер идеально круглой формы.
Он ещё долго не позволял серому снегу засыпать себя, расплавляя его. Но постепенно остыв тоже оказался погребён под его толщей.
Теперь и вся планета на сотни лет укутана радиоактивным снегом...
Конец
Все события в рассказе вымышленные.
Совпадения носят случайный характер.
