Этот день обещает быть жарким, скучным и бесконечным, как и предыдущие много тысяч дней. Я лениво потягиваюсь, разминая конечности, и выползаю из трещины в старой штукатурке. В каморке под лестницей, где я обитаю последнюю сотню лет, тихо и сыро. Здесь пахнет плесенью и нечистотами. Собственно, это место назвать каморкой можно только с большой натяжкой - тут места хватает лишь на матрас, сшитый из какого-то давно выцветшего тряпья, стул, который выглядел полной рухлядью даже когда я в первый раз здесь появился, да безногий стол, установленный на треснувшую мясницкую колоду. Над ним висит единственный элемент, если можно так сказать, декора - кусок холста, на котором нарисован очаг и котелок, висящий над огнём. Угол рядом с матрасом по ночам занимает шарманка, хотя те звуки, которые она издаёт, никакого отношения к музыке уже давно не имеют. Это вопли и завывания, обильно перемежаемые скрежетом, скрипом и лязгом. Они страшны, как картины Босха. Я абсолютно уверен, что те люди, которые дают деньги шарманщику, делают это для того, чтобы он перестал терзать их души своим жутким механизмом. Шарманщика зовут Карло. Я не совсем понимаю, как он умудрился дожить до своих нынешних седин, потому что всю жизнь он только и делал, что ходил по тонкому льду. Он был сиротой и вырос на задворках итальянской городской нищеты, где навидался всякого. Состоял в банде, грабившей незадачливых прохожих под покровом ночи, был пойман и сослан на каторгу, откуда бежал в Испанию. Там каким-то чудом пережил эпидемию бубонной чумы, попал на войну, где воевал сначала за одну сторону, но узнав, что у противника солдаты харчуются более сытно, перешел воевать за них. Был ранен, попал в плен, снова бежал, оказался во Франции, где чуть не умер от холеры, но опять каким-то чудом выжил. Участвовал в подготовке революционного переворота, отчаянно сражался на баррикадах, выкрикивая: "Свобода! Равенство! Братство!" Однако, когда после победы под натиском народного гнева рекой полилась благородная кровь французской знати и гильотина заработала, как швейная машинка, Карло понял, что добром это не кончится и вовремя бросил свои красивые идеалы, вернувшись обратно в Италию. Здесь он крепко подсел на стакан, и на этой почве сошелся с местным столяром Джузеппе по кличке Сизый Нос, который ставил брагу на подгнивших грушах у себя в мастерской, а кроме того периодически мог как-то достать аптекарский кокаин, который хоть и продавался как обезболивающее, но имел дурманящий эффект похлеще любой браги. И сейчас Карло доживает свой век в каморке под лестницей в кампании своей проклятой шарманки, перманентного похмелья и меня - тысячелетнего говорящего Сверчка. В подтверждение моих мыслей шаткая дверь в каморку распахивается и на пороге возникает наш герой. Несмотря на ранний час, он уже явно принял на грудь. Подмышкой у него увесистое полено. Карло неожиданно весел и даже напевает под нос Марсельезу, что с ним случается исключительно редко и только в минуты невероятного душевного подъема. Он усаживается на стул и ставит полено перед собой, поворачивая его то одной, то другой стороной.
- Ты что это задумал, старик? - спрашиваю я, подползая поближе.
Карло хмурится, глядя на меня. Он считает меня галлюцинацией, оставшейся со времен белой горячки, постигшей его много лет назад, и старается со мной особо не разговаривать. Но сегодня благодушие его настолько велико, что он разглаживает морщины на лбу и улыбается.
- Сизый Нос дал мне полено, которое нашел на берегу. И это непростое полено. Это мой путь к богатству!
- Вы опять нюхали этот белый порошок, который Джузеппе таскает из аптеки? Это же просто кусок бревна - как ты планируешь его монетизировать?
- Дык в том-то и дело, дурья твоя башка, что это не просто кусок бревна! - с этими словами старик бьет по спилу своей увесистой ладонью.
- Мммм... - отзывается полено глубоким протяжным стоном.
Пораженный увиденным, я отпрыгиваю в сторону, настороженно шевеля усиками.
- Видал?! А?!
Карло отвешивает полену еще один удар.
- Ммммм... Ммммм... - отзывается полено и в этом голосе слышится что-то жуткое и противоестественное.
- Я выстругаю из него девочку, - продолжает шарманщик, - с кукольным личиком, осиной талией и точёной грудью. Она будет прекрасна и беспомощна. Я буду продавать её состоятельным господам по всей Италии и она сделает меня богатым!
- Карло, - я пытаюсь вклиниться в этот пьяный поток сознания.
- Нет, - перебивает меня он, - Времена сейчас уже не те - я сделаю мальчика! Маленького сладкого мальчика! С большими невинными глазами и смешным носом...
- Карло! - говорю я громче, - Карло, послушай! Я гораздо старше тебя и я видел в жизни очень много всякого дерьма. Наш город стоит на местах эпических битв и сражений. Когда сюда пришли северные варвары, чтобы сокрушить Великий Рим, они принесли с собой своих тёмных богов. Они устраивали капища на нашей земле и проводили ритуалы настолько жуткие, что небо рыдало, а воды Тибра становились красными... Карло, у меня очень нехорошее предчувствие по поводу этого истукана... Карло!
Но упрямый старик в ответ лишь отмахивается от меня. Он достаёт свой острый, как бритва нож и начинает ловко орудовать им по полену. Надо признать, ножом он владеет виртуозно - эхо его бандитской молодости. И вот из-под лезвия творца начинают появляться кудрявые локоны, высокий лоб, брови, большие глаза, длинный смешной нос... Карло работает, словно одержимый. Пот стекает по его лицу, но он, кажется, совершенно не замечает его.
Наконец, его работа завершена. Перед нами стоит деревянный мальчик. Он обнажен. С его губ капает то ли смола, то ли слюна. Он застенчиво и неуверенно улыбается. Карло опускается перед ним на колено, чтобы получше рассмотреть и оценить произведённый шедевр. Старик оглядывает мальчика с разных сторон и удовлетворённо цокает языком.
- А ты хорош! Как же мне тебя назвать? Назову тебя Бу...
В этот момент мальчик делает шаг вперед и прижимает своё лицо к лицу Карло, целуя его в щёку. Шарманщик вздрагивает всем телом. Длинный тонкий нос мальчика почти полностью погружается в его глазницу. По телу Карло еще раз проходит судорога. Старик опускает руки и валится на пол. Его нога еще какое-то время продолжает дёргаться. Мальчик вытирает кровь с носа, глядя на труп. Его улыбка становится шире. Он медленно поворачивает голову и смотрит на меня.
Я, не в силах отвести от него взгляда, начинаю пятиться к своей трещине в штукатурке. Мальчик не спеша нагибается и снимает с ноги шарманщика башмак. Я понимаю, что сейчас решится моя судьба. Бросок! Прыгаю на опережение, по дуге, на лету меняя траекторию крылышками.
Башмак настигает меня у самого края трещины. Впечатывает в стену. Моё брюшко раздавлено, хитин на спине проломлен, лапки согнуты под неестественными углами, один глаз оторван и висит на ниточке. Мальчик подходит и поднимает упавший башмак.
- Мудрый говорящий Сверчок, - говорит он неожиданно низким грудным голосом, - Что же ты не даёшь мне своих мудрых советов? Почему не говоришь, чтобы я взял азбуку и начал ходить в школу? Чтобы я слушался старших?
Я беспомощно шевелю перекошенными жвалами, ощущая во рту странный горьковатый привкус.
- Слышишь меня, Сверчок?, - мальчик приближает ко мне свое лицо и продолжает хриплым шёпотом, - Я буду разорять птичьи гнёзда, таскать за хвосты кошек и собак, буду дразнить и бить мальчишек и девчонок, кидать камнями во взрослых, буду проказничать и хулиганить, как только могу. А потом я вырасту и тогда...
Конец фразы не достигает моих ушей - подошва ботинка размазывает меня по старой штукатурке, превращая в небольшую грязную кляксу на стене возле холста с нарисованным очагом.
(по мотивам произведения Алексея Толстого "Буратино")