Алгоритмы подчиняют себе мир
19 октября 1987 года американский фондовый рынок рухнул. Это событие стало большим сюрпризом даже для инсайдеров Уолл-стрит. Предсказать его не смог никто – более того, никто даже не смог его толком объяснить. В результате в процесс функционирования рынка вмешалось государство, и регулирующие органы постарались сделать так, чтобы вместо людей, допускающих ошибки, основную часть торговых операций выполняли компьютеры.
Кто-то всегда оказывается быстрее
Канадец Брэд Кацуяма никогда особенно не стремился к тому, чтобы осуществить смелые планы, скорее он пытался вписаться в общество. Он мог бы попасть в школу для одаренных детей, но решил остаться с друзьями-одноклассниками в самой обычной школе, затем не поехал учиться в престижный университет, чтобы не расставаться с любимой девушкой и приятелями. Получив образование, Кацуяма недолго думая пошел работать трейдером в Royal Bank of Canada – в основном потому, что больше ничего не приходило в голову.
“Недавно обретенная способность рынков двигаться со скоростью обработки информации, доступной компьютеру, а не человеку, породила на Уолл-стрит новый класс трейдеров, осуществляющих новые виды сделок””.
В 2002 году банк перевел его в Нью-Йорк на должность руководителя международного подразделения по электронной торговле и трейдингу. Через некоторое время Кацуяма стал замечать странности в процессе электронных торгов. Начиная с 2007 года ему все чаще не удавалось покупать акции по ценам, появляющимся на экране его монитора. Стоило ему разместить приказ на покупку, как цена росла. Скорость этих изменений исключала влияние на рынок новостей. Постоянные колебания цен затрудняли оценку рисков.
“Американский фондовый рынок теперь делился по классовому признаку на имущих и неимущих в зависимости от скорости доступа””.
Найти объяснение происходящему помогли его сотрудники. Когда Кацуяма нажимал кнопку на компьютере, система отправляла приказы сразу на несколько бирж. Но поскольку биржи расположены в разных местах, приказы поступали туда не одновременно. Разница измерялась в миллисекундах, но этого было достаточно, чтобы другие участники рынка – высокочастотные трейдеры – успевали рассчитать, какие акции Кацуяма собирается приобрести, и перекупить их, чтобы потом продать ему же по более высокой цене.
Жажда скорости
У Ронана Райана не было связей на Уолл-стрит, которые помогли бы ему найти хорошо оплачиваемую работу, поэтому он устроился в телекоммуникационную компанию BT Radianz. Там он занялся проблемой ускорения передачи сигнала по электронным сетям и стал свидетелем впечатляющей битвы за скорость, разыгрывающейся в биржевой торговле. Брокерские компании изо всех сил старались сократить расстояние, преодолеваемое электронным сигналом на пути от своего дата-центра к бирже. Райану пришло в голову продавать услугу “близости расположения” – размещения серверов клиентов на максимально близком расстоянии к зданию биржи. Вскоре возможности, связанные с уменьшением длины кабелей, были исчерпаны, и специалисты принялись совершенствовать сетевые коммутаторы, чтобы сократить время передачи сигнала хотя бы еще на несколько микросекунд.
“Человеку требуется 100 мс, чтобы мигнуть, – трудно было поверить в то, что совсем крошечная часть этого мгновения имела такое огромное значение для рынка””.
Опыт Райана заинтересовал Кацуяму, и он предложил ему должность главного разработчика стратегий трейдинга. Кацуяма хотел с помощью Райана разобраться, как используемые технологии воздействуют на ситуацию на рынке. Чем больше Кацуяма узнавал о HFT, тем лучше понимал, насколько серьезно изменились правила игры, как сильно новая технология трейдинга влияет на фондовые рынки и в какую сложную ситуацию попали биржи. В итоге Кацуяма решил объявить войну высокочастотному трейдингу в надежде, что если разъяснить эту ситуацию другим инвесторам, то давление с их стороны сможет изменить систему.
Куда приводят благие намерения законодателей
До того как Джон Шволл присоединился к команде Брэда Кацуямы, он руководил разработкой новых продуктов в Banc of America Securities (слово Banc вместо Bank в названии подразделения позволяло ему обходить определенные юридические ограничения). Шволла отличали дотошность и способность заниматься рутинной работой, необходимой для настройки трейдинговых программ. Узнав, что некоторым участникам рынка удается покупать акции быстрее других, Шволл захотел понять, как такое возможно и насколько это законно. Он стал изучать законодательство, регулирующее американский рынок ценных бумаг.
“То, как люди воспринимали фондовый рынок США, – в виде рядов цифр на экранах профессиональных трейдеров или ленты тикера, бегущей внизу экрана CNBC, – все это оказалось иллюзией””.
Шволл выяснил, что закон обязывает брокеров, представляющих интересы инвесторов, покупать акции по самым низким ценам. Для определения того, какая цена в данный момент является самой низкой, информация со всех бирж по требованию законодательства аккумулируется центром обработки данных под названием “Процессор информации о ценных бумагах” (SIP), который и рассчитывает лучшие на рынке котировки. Эта процедура создает небольшую задержку. Именно благодаря этой задержке высокочастотные трейдеры, размещающие свои суперсовременные компьютеры прямо в зданиях бирж, имеют возможность быстро рассчитать, куда брокеры отправят приказы о сделках. Чем больше расхождение во времени между вычислениями процессора SIP и расчетами высокочастотных трейдеров, тем больше они зарабатывают. А чем сильнее колеблются цены на акции, тем больше появляется у них таких возможностей.
“Небольшая группа инсайдеров, имевшая скоростной доступ к рынку, теперь могла с опережением просматривать рынок и использовать эту картинку для ведения торгов””.
Таким образом, возникли законодательные лазейки, которыми стали активно пользоваться высокочастотные трейдеры. Благодаря новым правилам трейдерам стало проще предсказывать движения рынка, чем другим его участникам, ориентировавшимся на “общедоступную версию” информации от SIP. Получается, что какие бы действия ни предпринимали регулирующие органы, обязательно находится обходной путь и кто-то извлекает из этого выгоду.
Война с невежеством
Кацуяма пришел к выводу, что о том, как на самом деле работает высокочастотный трейдинг, мало кому известно. Многие поклонники новой технологии (в их числе сотрудники Комиссии США по ценным бумагам) заявляли, что этот вид электронной торговли обеспечивает рынок ликвидностью: в самом деле, в 2008 году на высокочастотный трейдинг приходилось до 65% всего объема биржевых торгов. Однако Кацуяма видел, что высокочастотные трейдеры просто встраивались в чужие сделки. Стоило им получить информацию о продавце и покупателе – и они зарабатывали на этом, не принимая на себя никаких рисков.
“В 2010–2013 годы волатильность котировок в рамках одного торгового дня была на 40% выше, чем в дни с самой высокой волатильностью во времена краха доткомов””.
В действительности высокочастотные трейдеры не создают, а сокращают ликвидность. Ликвидность обеспечивают обычные брокеры, которые предпочитают избегать риска, когда не могут опереться на рыночную информацию. Более того, высокочастотные трейдеры обогащаются благодаря волатильности рынка: “если бы цена акций не менялась, то полученная несколькими людьми возможность первыми добывать информацию о цене акций не имела бы смысла”. Наконец, высокочастотный трейдинг усиливает тенденцию к фрагментированию рынков, создавая стимулы к открытию новых бирж.
Дело Сергея Алейникова
Руководство Goldman Sachs понимало, какие возможности открывает высокочастотный трейдинг, однако банк не мог их использовать из-за несовершенства своих компьютерных систем. Чтобы решить эту проблему, в 2007 году банк пригласил живущего в США программиста Сергея Алейникова. Изучив ситуацию, Алейников пришел к выводу, что оптимальным для банка решением по созданию платформы для высокочастотного трейдинга будет разработка новой системы с нуля. Но руководство банка было категорически против. Сергею пришлось заниматься “латанием” старой системы.
“Крупные фирмы Уолл-стрит превратились в машины по превращению выходцев из России с развитым аналитическим мышлением в высокочастотных трейдеров””.
Алейников мог бы легко найти других клиентов на Уолл-стрит, но он не планировал покидать Goldman Sachs. Так продолжалось, пока управляющий одного хедж-фонда не предложил ему создать новую торговую платформу. Алейников ухватился за эту возможность. Работая в Goldman Sachs, он использовал программы с открытым кодом – при этом банк запретил ему публиковать любые модифицированные им фрагменты кода в онлайн-сообществе разработчиков свободного ПО. Банк считал своей собственностью даже минимальные изменения кода. Перед увольнением Алейников загрузил часть своей работы в бесплатное хранилище файлов, чтобы, если ему вновь придется писать подобную программу, иметь шанс воспользоваться результатами своего труда. Алейников подозревал, что нарушает закон, но считал это нарушение мелким – большинство программистов на его месте поступили бы так же.
“Темные пулы были еще одним жульническим порождением нового финансового рынка… Их внутренние правила оставались тайной, и только брокер, управлявший темным пулом, точно знал, чьи именно приказы о покупке и продаже допускались к исполнению””.
Однако, узнав об этом, руководители Goldman Sachs сообщили в ФБР, а там посчитали нарушение очень серьезным. Алейникова арестовали, обвинив в экономическом шпионаже и краже собственности. Он охотно признал свою вину, полагая, что чем быстрее ФБР поймет, в чем состояло его преступление, тем скорее он выйдет на свободу. Но оказалось, что следователи, прокуроры, присяжные и большинство свидетелей понятия не имели, как устроен высокочастотный трейдинг и насколько тяжелым было его правонарушение. Алейникова приговорили к восьми годам лишения свободы без права досрочного освобождения. После вынесения приговора многие эксперты признали, что его действия были вполне обычными для программиста. Написанный им код не имел никакой ценности за пределами Goldman Sachs, особенно с учетом того, что для создания новой трейдинговой платформы ему пришлось бы использовать совершенно другой язык программирования. Если бы Алейников действительно хотел заработать, он мог бы скопировать и продать торговые алгоритмы Goldman Sachs, но как раз этого он делать не стал.
“Биржа инвесторов”
Изучив ситуацию на рынке, Кацуяма и его коллеги покинули высокооплачиваемые должности в RBC и организовали собственную биржу, получившую название IEX (Investors Exchange, то есть “Биржа инвесторов”). Они хотели устранить лазейки, благодаря которым наживаются высокочастотные трейдеры, и создать площадку с правилами игры, одинаковыми для всех. Для этого в организацию торговли на бирже были внесены следующие нововведения:
- Задержка в 350 микросекунд. В отношении сделок на бирже IEX намеренно замедляется обмен любой информацией, чтобы исключить возможность сыграть на опережение.
- Отказ от услуги “близости расположения”. Было решено не продавать никакой фирме право на привилегированный доступ к центральному процессору биржи.
- Запрет на “откаты” и вычеты. Все участники биржи платят одни и те же комиссионные, размер которых определяется объемом торговли акциями.
- Ограничение количества типов приказов на совершение сделки. На некоторых биржах допускаются приказы нескольких типов, что играет на руку высокочастотным трейдерам. Например, трейдер может спрятать приказ на определенную сделку, пока кто-нибудь не введет в систему такой же приказ, – в результате этот трейдер оказывается первым на очереди. Типы приказов, разрешенных на IEX, лишили преимуществ трейдеров, способных максимально быстро рассчитывать котировки.
- Биржа принадлежит только инвесторам. Во избежание конфликта интересов никому из тех, кто может торговать на бирже, не позволено владеть какой-либо ее частью.
Темные дела в “темных пулах”
IEX начала работать 25 октября 2013 года. Уже через пару месяцев Кацуяма получил несколько важных уроков. Так, выяснилось, что другие биржи (в этом не было ничего удивительного) и крупные банки с Уолл-стрит (что оказалось неожиданным) были не в восторге от появления нового игрока. По рынку начали расползаться клеветнические слухи, а в адрес сотрудников новой биржи даже стали поступать угрозы. Когда крупные инвесторы потребовали, чтобы обслуживающие их банки перевели торговлю на “Биржу инвесторов”, те сделали все от них зависящее, чтобы этого не допустить.
“Все случаи несправедливости в рыночной системе проистекали из лазеек в законодательных актах, создававшихся с целью исправить какую-нибудь предыдущую несправедливость””.
Разобраться в реакции рынка Кацуяме помогла программа, графически отображающая статистику торгов. Выяснилось, что некоторые крупные банки “прозванивают” биржу, чтобы выяснить наличие на ней определенных акций. Например, они размещали приказ на покупку 100 акций, чтобы узнать, есть ли на бирже продавцы. В результате им удавалось получить информацию о предложении, не афишируя высокий спрос, который мог привести к невыгодному для них росту цен на акции. Самое интересное, что когда на бирже находился подходящий для банков продавец, те все равно не заключали сделок.
“Начиная с 2007 года более 200 сотрудников [Комиссии США по ценным бумагам] покинули этот правительственный орган ради работы в фирмах, занимавшихся высокочастотным трейдингом, или в фирмах, лоббировавших интересы HFT в Вашингтоне””.
Кацуяма выяснил, что банки предпочитали торговать на своих собственных, практически нерегулируемых, частных биржах, называемых “темными пулами”. Закон не требовал, чтобы банки раскрывали информацию о том, как управляются эти биржи, и у банков благодаря этому имелись богатые возможности для манипулирования информацией, сообщаемой инвесторам. “Прозванивание” биржи, созданной Кацуямой, давало крупным банкам по крайней мере два преимущества. Во-первых, тем самым они создавали впечатление, что пытаются работать с новой биржей. Во-вторых, они портили ее статистику, поскольку инвесторы оценивают биржи по среднему объему торгов.
“Вопреки отчаянным усилиям банков Уолл-стрит средний размер сделок на IEX намного превосходил наивысшие аналогичные показатели любой фондовой биржи, публичной или частной””.
Крупные банки игнорировали приказы клиентов на заключение сделок за рамками “темных пулов”, но брали деньги с высокочастотных трейдеров за доступ к информации о торгах. В итоге у Кацуямы сложилась полная картина того, как биржи, банки и брокеры научились извлекать выгоду из несовершенства системы биржевой торговли. Исправить ее оказалось намного более трудной задачей, чем создать абсолютно новую биржу, работающую по честным правилам. Кацуяма обратился к крупным инвесторам, призвав их предать гласности нездоровую ситуацию, сложившуюся на фондовом рынке, а также одобрил действия банков и брокерских компаний, которые отказались от недобросовестных приемов торговли ценными бумагами. Новое руководство Goldman Sachs пришло к выводу, что не сможет выдержать конкуренцию со специалистами по высокочастотному трейдингу, и решило в нем не участвовать. Два влиятельных руководителя Goldman Sachs увидели в создании IEX поворотное событие в финансовой истории, и в декабре 2013 года банк начал проводить сделки через эту биржу. Такая поддержка дала Кацуяме надежду, что его усилия изменят ситуацию на рынке к лучшему.