Возник спор об Игоре Шафаревиче.
Его гражданскую позицию в целом не обсуждаю. Был он смелым, мужественным и твердым в своих убеждениях человеком. Обсуждать следует его политическую философию. Она, в общем, делится на две части - это книга о "Социализме" и книга о "Русофобии".
Все остальное было по существу продолжением этих книг. У меня к ним отношение довольно сложное: такое ощущение, что автор схватил какое-то явление, но реально проанализировать его не смог. Сделал неправильные выводы и тем самым предопределил будущие ошибки всего того патриотического движения, гуру которого он волей неволей оказался.
Начну с "Социализма". В чем открытие этой книги? Ее открытие состоит в том, что Шафаревич доказывает и доказывает убедительно, что "социализм" - это совсем не только про равенство, что само это требование принудительного равенства прикрывает что-то другое.
Почему с проектами коммунизма так часто связывается требование отмены семьи, уничтожения веры, национального и классового смешения?
По Шафаревичу, требование равенства есть прикрытие уничтожения консервативных основ цивилизации, что по его мнению равнозначно тяготению к смерти. Любопытно, что Шафаревич не включает в свой анализ утопий "Новую Атлантиду" Бэкона, не включает именно потому что не находит там ни принудительного равенства, ни унитожения семьи, ни антихристианства. Напротив, твердая вера, крепкая семья и мощная национальная идея - это то, что отличает Бенсалем Бэкона.
И тем не менее это утопия и, пожалуй, самая привлекательная и самая очевидная из всех созданных социалистическим воображением. Но по какой-то причине люди не пошли розенкрейцеровским путем, адептом которого был Бэкон, и Шафаревич принимает за настоящий социализм вот все эти окольные пути, впрочем, к той же цели.
Таким же окольным путем, но к той же цели был и марксизм. И, конечно, это не тяготение к смерти, а тяготение к развитию, но вне консерватизма и в самом деле опасное и разрушительное. Шафаревич почувствовал, что социализм как бы непрозрачен, не сводим к декларируемым целям, но в глубине его не разобрался.