Это может быть верно, как минимум, в двух смыслах, коль скоро марксизм и вправду позиционировал себя, как наука. В сложном раскладе между наукой и философией, выбиралась философская наука и/ или научная философия. Диалектика, научная и материалистическая, объявлялась методом. Позитивизм- естественный союзник. После снятия противоположности механицизма и диалектики 30-х годов, в противоположности диамата и истмата, что и назвать так, теперь, можно только условно, речь зашла о сущностном тождестве, не прекращалось внутреннее противоборство между диалектикой и позитивизмом. Исходная оппозиция всегда оставалась такой исходной, как и восхождения к вершине. В определенный момент, впрочем, позитивизм, как и либеральная утопия победил, только не в 45, но в 91-м. Позитивизм исходящий из США, кроме прочего, перестали, даже хоронить за не надобностью, чего- то иного, пусть бы и радетели искусства не оставляли бы забаву пиявить прагматизм и утилитаризм, часто искусственными парадоксами. После окончательного признания религии и ее отделения от государства, вся метафизика вновь в основном отошла ей, вместе с утешением и смирением соответствующей философии в богословии и теологии. Впрочем, религиозная политика и политика веры. Тогда как позитивизм стал мировой сетью в цифровых технологиях, в философии оставаясь наиболее общим, пусть и часто формальным, но позитивным знанием. Постмодернизм- это искусство, что резвиться с наукой и позитивизмом на границе модерна( капитала), и таким образом, на любой границе. Видимо резвясь подобным образом, Бона на канале Блумберг практически не сомневаясь просто выбрал капитализм, конечно на его границах, видимо уйдя от менее свободного выбора между марксизмом с его естественным союзником позитивизмом и фашизмом. Видимо, и в этом случае фактор географический- различие континентов, играет весьма существенную роль в том числе и в мышлении американских евреев.
Иначе говоря, марксизм был наукой, и в том смысле, что это была и наука революции, а диалектика- алгеброй больших перемен. Впрочем, впоследствии, критика мирового жандарма в лице России, прежде всего Европы, уступила место критике тоталитаризма в СССР. Как и критика темноты и невежества, критике науки, во всяком случае в одной из ее парадигм, прогресса, в критике ни только одной из его тенденций, и революции в критике ни только одной тенденции, из ее продолжений. Парадокс, все это происходило, как раз, в процессе очередных революционных изменений, и прежде всего в России. Тем не менее, афоризм в известных смыслах, известного рода аттракторов, даже при условии суперпозиции смысла, может иметь позитивное значение. Прежде всего, в виду простого и не простого обстоятельства, смена технологического и общественного уклада, их связности, характера событийности в России, досталась коммунистам. И прежде всего образование, что так долго было в ведении народников. Это была и наука. Кроме того, что это была: и мораль, право, искусство, философия. И что говорить иногда, даже религия. Хотя в последнем отношении с равностью объемов всякий раз можно было и поспорить, в гораздо большей степени, чем с равностью объемов, с иным формами общественного сознания, спортом и даже рекламой.
Можно ли сказать, что, БИВ оказался наукой для немцев? - "Еще как?!" Могла ли наука со времен присуждения премии Гете, по литературе Фрейду за психоанализ измениться так ,что теперь и БИВ мог бы получить нобелевскую премию за открытия … в бытии, что исходили бы из дазейн анализа и дазейн аналитики? Или, иначе, кто-либо из последователей смог бы номинироваться на нобелевскую премию мира?
Три де по отношению к этому тексту, могут быть и сильно заторможены в виду его интерпретации, в качестве науки о бытии, и получить косвенную поддержку от противного, в виду кроме прочего и комического, что могло бы быть исходным пунктом развертываний такой герменевтики трех де. Деррида был естественным союзником на этом пути, несмотря на то, что едва ли не до неузнаваемости трансформировал позитивизм в его пост. В этом смысле молится на различие бытия и сущего не надо, как и гадать на нем, метод в приоритете, а он, это именно деконструкция текста ближайшим образом в виду многоголосья истины.
Опять шифруемся с котами- ученые бытия?
Видимо не видимо, но БИВ, это практически последняя попытка утвердить философию на ее собственных основаниях. Коль скоро, это вопрошание о бытии вообще и его смысле вообще, о идее такого смысла, и речь может идти при этом о "нет" и "ничто", то и на основаниях без основы. "Опять стоять на голове?" Но как бы там ни было, в этом смысле придирки Карнапа, могут быть прочитаны именно как придирки, к отдельным и, надо сказать, не многочисленным фразам в тексте. Позиция самого Карнапа: Наука логики или искусство, впрочем, могла быть не менее уязвима может быть, просто и не просто потому, что наук логики, может быть, как минимум две.
И конечно, могут быть две предельно разные позиции в философии: искать основание философии в ней самой, в нескончаемой чреде попыток обрести смысл бытия вообще, почему бы и не в ином , другом начале, или подготавливать появление философии, что и может быть свободной мудростью в чем угодно и для кого угодно, которой никогда еще и не было. Через революции кроме прочего подготавливать состояние философии, как действительно свободного занятия и мудрости, в отличие от любви к ней, и которой философия не стала, даже в творениях Гегеля, вопреки его обещаниям. Первое, это видимо Хайдеггер, второе Маркс. Неокантианство действительно было мощным течением, не обошло оно, ни Гуссерля, ни Хайдеггера. Путь бы и последний мог бы сильно отбиваться от причастности к этой традиции, в частности в диалоге с Кассирером, не избежав, однако диалога с Кантом в своем варианте истолкования и ревизии его творчества, в известного рода, верификации проекта БИВ, что явно давала понять какой линии он, все же, придерживается из закрытой ветки. Но кроме мысли о конце метафизики и неопределенности дальнейшего, что дана в виде пророчества о событии, после можно найти только размышления о ином начале, другом начале, что и это заранее решено будет и иным продолжением, иным заново начинанием философии, ничего кроме вечной проблемы. Ровно в ту меру в какую бытие это не сущее никакого позитивного знания нельзя найти в большей части томов собрания сочинений в 90 единиц. Быть может в 20 из них, ровно, как и у Гегеля, и можно обнаружить что -то полезное по истории философии, но не более того, все остальное произведение искусства, чей референт приостановлен, что ничего ни влечет и ни из чего не следует ни о чем, и ни от кого, разве что от Дазейн события бытия. Тот, кто так презрительно отзывался о толках и болтовне, во всяком случае в названии таких практик, наболтал и натолкался на 90 томов. Хорошо, коль скоро и это перформативное противоречие могло свидетельствовать, скорее, о добром нраве, чем нет, скрытого демократа, но и не шуточное прозвище шута, таким образом, может быть не за горами, впрочем, а зачем может быть столько Макбетов? В этом смысле, Карнап прав, почему не писатель? Тем не менее, разгадывать это обстоятельство на манер Кнорозова, что дал правильное чтение иероглифов Майя , читая диалект, если ни жаргон подлинности Хайдеггера, дело видим запоздалое, это просто тривиальное знание о его философии. Иным образом, оттенок смысла "растворения" философии в равности объемов с самыми разнообразными формами общественного сознания в виду возможности действительной свободы, и в действительности, растворяет ее теперь в политике и алгебре революции, и в то же время перемещает, если не в бесконечную даль, то во всяком случае куда-то далеко. Эта ситуация множественное количество раз констатировалась теми, кроме прочего, кто хотел бы и школярства. У Маркса может быть и нет философии, и более того может быть та и не нужна, во всех прежних формах, кроме "Капитала", политической экономии, что вообще говоря позитивная наука. Но в этом смысле Маркс, как и Кант не учил тому, чему невозможно научить, ибо философствование- это свободная мудрость времени и кого-то самого в этом времени, чему априори нельзя научить, как и ситуативной сообразительности и рассудительности. Наивностью начетничества лишь можно пояснить все еще иногда, впрочем, все же гораздо реже чем ранее, раздающиеся призывы эмансипироваться от религии, коль скоро это уже произошло, и та редко где, теперь, господствующая государственная идеология, скорее господствует на своих основаниях, быстрее эмансипировалась. И, вообще требование эмансипации. Спору нет в известном смысле термин может использоваться и теперь, в виду требования равных свобод для: полов, рас и сообществ, но и речь таким образом скорее могла бы идти о том, что же такое это равенство свобод. Коль скоро, можно творить по меркам любого вида, то творить лишь по меркам дерева, или чего-то черного, белого или кого-то избранного, может быть наивно. Отсюда, видимо, кроме прочего, частично, могло и просматривалось продолжение, странное, таящее в себе возможность радикальной индивидуации, но всеобъемлющее Дазейн, здесь-бытие. Для Гегеля, вернее, для его все еще верных последователей, будущий пророк события заготовил, мог бы использовать лишь одно слово, если бы кто-либо всерьез решил, что его философия- это гегельянство, но без Гегеля,-о чем было свидетельствовал Ясперс,- онтотеология. Сам же он не прочь был третировать в своих глазах Маркса, как крупнейшего, но гегельянца. Но что если проверить Ясперса? И действительно, во всем наборе афоризмов Хайдеггера о бытии можно иногда не найти ничего, кроме риторики обхода ясности мысли онтотеолога. Бытие- это пустое понятие и потому ничто, или ничто из сущего. Сложность в том, что даже полных понятий не существует, как и геометрии в известном смысле. И потому, еще видимо, если бы бытие не было бытием сущего его бы и не было. ОК. Гегель, но без Гегеля, коль скоро именно индивида, тот считал абсолютной действительностью. И потому еще можно найти столь пронзительные пассажи в тексте: "Что такое метафизика?" Но вообще говоря, автор "Феноменологии духа", "Науки логики", малой и большой, и "Философии права" давно опочил, и кто мог бы сойти за него, видимо, крупнейший гегельянец в лице его последователей. Можно ли сказать таким образом, что Хайдеггер был крупнейшим марксистом своего времени и искать теперь в БИВ науку политической экономии, средства от заботы бюргера, или предоставить мертвым хоронить мертвецов? Гегеля хотели сделать настоящим новым пророком новой религии, а не философии, коль скоро, в последней он был по оценке учителей и его юности, идиот. Видимо, так же отчасти думали и те, кто хотел его сделать зачинателем новой религии, и против которых в большей мере, а не против самого Гегеля, Кьеркегор и писал свои опусы эссе. Наука о бытии, одно название, одна книга в энциклопедии философских наук, или все творчество в 90 томов, иного автора? И все же, надо признать это был иной вопрос, чем еврейский? Что же, с марксизмом и закрытием ветки всей прежне тысячелетней философии? С последним, все кажется легко: теория познания природы и общества, логика и материалистическая теперь диалектика, как наука о наиболее общих законах природы, общества и мышления, это то, что может быть философией помимо позитивной науки, коль скоро вообще может быть философия материализма, в виде складчатости границ, в том числе, философского и научного познания. И поэтому мы еще раз настойчиво говорим, трудно найти в этих терминах, что-то более открытое и одновременно закрытое по ветке, - коль скоро следует этому закрытию ветки всей прежней философии, что произвели Маркс и Энгельс,- в виде такого иного своего, чем АЭ. БИВ, это момент сингулярности и микроуровня желания, заботы если угодно, все то, что связано с аутентичной темпоральностью очень трудно отмыслить, хотя это и возможно,- не привязывать такое время к какой-либо оппозиции из известных, тем более в политике или в публицистике, но в таком случае ничего кроме беспредельного качества неоплатонизма, может и не быть - от экзистенциального солипсизма. То что для автора эта привязка к солипсизму могла бы быть смешной, в виду, кроме прочего и радостных видов массового восторга от революционного, политического реванша,- не только от пары фокуснических фраз о том, что событие экзистенции, как и экзистенциальные события, субъективнее субъекта и объективнее объекта, - дела не меняет, это было и остается проблемой в не меньшей мере и теперь, в виду сети Интернет , удаленки и прочего, переход от молекулярных уровней желания и делания, к массовости события присутствия, и в ином противоположном направлении, не является свободным. Отчасти это вполне можно описать следующим образом, в переводе слов Рильке : "есть между жизнью и большой работой старинна какая-то вражда",- и живой человек находясь перед огромным, неограниченным полем деятельности по высвобождению свободы, может легко спросить: ну и что? В чем же различие ? Ближайшим образом в том, что это не признается вечным состоянием.
Разнородная гетерогенность свобод не видится чем-то таким, о что можно разбить голову, как о стену. И только известного рода недоразумением общей ситуации, кроме прочего, нижайшего падения идеализма, если ни опять же смиренного закрытия ветки, можно пояснить, что исторический материализм теперь, это провозвестник свободы, о которой может, хотя бы сказать хоть что-то, что еще не было сказано. Адорно был не слаб в критике, но что это кроме, часто бесформенного аффекта, зато не замышляющего ничего благого, и неудержимого дробления? И все эти реверансы уместны для последнего, материализма, коль скоро для него в большей мере характерно, что в начале было дело. И вот, что же, как же так, может быть с философской теорией теперь? И, потому, конечно Гуссерль, от которого оторвать Хайдеггера, ну никак нельзя,- кроме прочего, от идеализма, да еще и абсолютного, что до закрытия ветки признавался единственно возможной формой философской теории,- без риска потери легитимности начинания, и именно в виду отклонений Хайдеггера, случая надетой формы и фото. Его ученичество у Гуссерля, знаем мы, это возможное алиби, как и статус ученого, но именно поэтому оно таким же образом часто и оспаривается,- мол не бы никогда феноменологом и ученым,- схватывал на лету, - как и выдвигаются обвинения в его адрес. Почему бы не назвать это ректорство и даже фото, преступлением, и вновь не потребовать покаяния. Если это никогда не поздно, то от его последователей, и тех, кто изучает его философию пусть и в ознакомительных целях? И ответ прост, в стенах университета, это не вопрос вины и не чистой совести, но скорее абсолютной ответственности Сартра, что не берет на себя ответ за то, за что философская теория не могла бы отвечать. В то время, как все остальные, в том числе и жертвы, вели бы себя мягко говоря, "как все", прежде и после. Ханне Аренд, мы отчасти "обязаны" той правде о ситуации, рассказать которую она видимо обязалась свой бывшей любви к учителю. Но кто сказал, что предназначение философии быть теоретической охранной грамотой от политической практики и обвинений в участии в не благовидных делах последней, для одержимого теперь фюрером, когда- то сына деревенского бочара, болезненного мальчика, что занимался спортом? Конечно, Хайдеггер мог ответить Троцкому, что-то более, чем просто "не дышать", совершать "эпохе", но может быть многое за то, что это был бы исходный пункт ответа. На улице, тем не менее, другое дело, в известном полку, видимо это дело Хайдеггера, таким же образом, может быть не вопрос, коль скоро он в целом был закрыт и, вообще говоря, давно. И потому еще, видимо, наука о бытии. Но почему-то, не логика. Что, впрочем, вполне понятно может быть, коль скоро и Гуссерль не Карнап. И потому, этот ближайший расклад был ясен и остается таким, давно, "…понимаем". И все же, мало кто рисковал так явно, пойти против текста, коль скоро, для бытия нет и грамматики, то какая о нем может быть наука, и тем более схоластика.
О чем и хотелось бы узнать поподробнее,- коль скоро философия это и вправду особая форма общественного сознания, отличная от всех, любых других возможных,- из текста нового толкователя, быть может, если бы ни "эзотерика" нынешнего времени.
После всех этих реверансов,- что отчасти могу быть похожи на книксен Сталина перед Риббентропом - после которых ожидается некое примирение, если ни намеки на угрызения совести, с противоположной стороны может последовать смех и обстрелы , как после отвода войск с мест дислокации учений. И это молодому поколению, что ведь в очередной раз на своем опыте может проверить это, думается не стоит забывать.
СТЛА
Караваев В.Г.