Я никогда не отличалась особым интеллектом.
Учёба в детстве меня не интересовала, все эти примеры, расчёты, правила, запоминание теорем, аксиом, исторических дат. Ох трудно это давалось.
Да и в быту я часто забывала, где что лежит, сделала я или нет, то, что попросили.
Даже помочь накрыть на стол было большой проблемой.
Например, ищу в ящичках скатерть, попутно нахожу вилки, начинаю их выкладывать на стол и вот уже и тарелки, и фужеры всё выставила.
И тут кто-нибудь заходит и говорит «ну что ж ты за бестолочь, тебя ведь скатерть просили достать».
Однако как все девочки я любила наряжаться, краситься, в детстве часто мечтала о каких-то нарядах, увиденных в кино или в журнале. Просить, чтобы мне что-то купили я стеснялась. Мне казалось, что откажут, или будет извечный вопрос «а зачем тебе, тебе что одеть нечего». Как объяснить зачем, просто очень нравится это платье или эта блузка. Так нравится, что, закрыв глаза представляю себя в этой обновке. Как я в ней иду по набережной, как морской ветерок треплет складки ткани и мои волосы.
Ох волосы, тоже проблема. Они были хорошие, густые, и была эта опостылевшая стрижка «под гарсон», а мне так хотелось отпустить длину ниже плеч.
Но кто меня спрашивал, раз в месяц отводили в парикмахерскую и говорили мастеру как меня подстричь. Меня просто не спрашивали.
Почему я молчала? Не знаю. Я практически никогда не возражала, не спорила, я принимала всё как данность.
Когда становилось совсем грустно и одиноко начинала придумывать другую жизнь, другую реальность. Сидела за письменным столом в своей комнате, передо мной лежали учебники и тетрадки, надо делать уроки. А я сижу, подперев рукой подбородок, смотрю в окно на раскидистую берёзу и нахожусь в своём мире.
В мире, где у меня есть всё, чего так хочется.
Где я хожу туда куда хочется.
Какие-то сценки, диалоги, взаимоотношения в придуманной реальности рисовала моя фантазия. Я даже начинала разговаривать вслух с воображаемым собеседником, правда негромко, почти шепотом. Иначе услышат и будут ругать, за то, что вместо уроков «дурью маюсь».
Порой замечтавшись, не замечала, как темнело за окном, как все собирались ужинать и даже вздрагивала, когда открывали дверь в мою комнату и звали есть.
Не помню почему есть я особенно не любила. Это потом много-много лет спустя еда стала одним из немногих доступных удовольствий.
А тогда в детстве еда была невкусная и есть то, что давали мне не хотелось. Я сидела за столом и вновь улетала в свои фантазии не замечая, что только моя тарелка ещё полная, а макароны во рту не прожеваны и находятся за щекой как у хомяка.
Как обычно следовали замечания, что я ковыряюсь, что у меня щека скоро лопнет и надо есть, а не ворон считать.
Я очень любила гулять, в любую погоду.
Да иногда во дворе подходили соседские дети или одноклассники, мы во что-то играли, но общаться я ни с кем не стремилась. Я уже прекрасно знала, что всё хорошо только до того момента, пока им не понравилась какая-нибудь моя вещь.
Это происходило с самого маленького возраста, когда взрослые принуждали отдать мою игрушку со словами «отдай он же маленький».
Я не понимала, я ведь тоже маленькая, почему мне никто ничего не отдаёт. Да и новых игрушек или вещичек было так мало и появлялись они так редко, что, не поиграв ещё сама я не хотела ими делиться.
Зачастую вещь или игрушка, отобранная у меня в пользу маленьких, возвращалась испорченной и было вдвойне обидно, что мне так и не досталось ничего хорошего.
Жаловалась ли я?
Да. Я спрашивала дома «когда я буду маленькой?»
Меня не понимали и лишь ругали за испорченные другими детьми вещи.
И всегда - всегда я была виновата.
«Ты сама виновата, зачем отдала, зачем вынесла, должна была сказать, что по-твоему люди слов не поймут»
Доказать свою невиновность, отстоять свою правоту не получалось, меня никто не слушал.
Приговор вынесен и обжалованию не подлежит, я опять бестолочь, которая во всём сама виновата.
Вот и полюбила я одиночество с раннего детства.
Я уходила в какой-нибудь укромный уголок двора и погружалась в мир своих грёз.
Порой мечтая о своём, попутно рисовала что-нибудь веточкой на земле, а зимой лепила из снега.
Хорошо если в этот момент никого не окажется рядом.
Мне было очень обидно, когда мои рисунки или скульптурки топтали и разламывали. Чем они помешали?
Но я и к этому привыкла. Привыкла скрывать обиду, сдерживать злость и держаться подальше даже от родных людей.
О том, чтобы открыть кому-то душу, рассказать о переживаниях или о сокровенном не было и речи.
Во взрослом возрасте многие удивлялись, когда другая разревелась бы от обиды, досады, жалости я лишь тяжело вздыхала и ещё больше уходила в себя.
Ближе к концу школьного обучения у нас в школе появилась «художница».
Эта дама разительно выделялась на общем фоне необычными нарядами, шляпками, брючными костюмами из красивых тканей и походкой. Её походка плавная, раскованная, взгляд слегка свысока на всех.
Она стала преподавать рисование, факультативно, по желанию. Я пошла.
Выполняя её задания, я даже переставала мечтать и уходить в мир своих фантазий.
Процесс рисования захватывал меня полностью.
У меня появился альбом, где я рисовала что-то для себя и не показывала никому.
Однажды я не уследила за альбомом, и он попал в руки одноклассников.
Один из мальчишек выхватил его из моей сумки и побежал, размахивая добычей и выкрикивая какие-то глупости.
Я погналась за ним и настигла на лестнице на пятом этаже. Я не сомневалась, что справлюсь с мерзавцем, моя комплекция позволяла легко давать отпор обидчикам. Но он просто выбросил мой альбом в окно.
Я не рисовала ничего такого, просто цветы, деревья, птицы, кошки. Изредка наброски пейзажей.
Мне было жаль, но поднимать альбом на улицу я не пошла.
Я стояла у окна и смотрела вниз, видела, как альбом подобрали и начали терзать, перетягивая из рук в руки другие ученики. Слышала, как злобно хохочет одноклассник выбросивший его.
Что-то переклинило внутри.
Я повернулась и уставилась на обидчика, но он не переставал ржать и крутить пальцем у виска.
Даже не ожидала, что он не успеет увернуться от удара. Пощёчина получилась хлесткой и звонкой и наконец заткнула весельчака.
Думала гадёныш как обычно побежит жаловаться на меня, но либо он не пошёл, либо учительница в этот раз не стала его слушать.
К концу занятий в класс зашла преподавательница рисования, держа в руках растерзанный альбом поинтересовалась у класса чей он. Я промолчала, остальные тоже. Никто не видел моих рисунков и сказать, мой он или нет могла лишь я.
Почему промолчала?
Не знаю. Во-первых, опять всё было испорчено и брать в руки уже не хотелось. Во-вторых, скажи я при всех, что это мои рисунки начнётся очередной виток травли, а я только - только отошла от предыдущего происшествия.
Но преподавательница как-то догадалась, и уже на своём предмете подошла ко мне, она иногда ходила и смотрела как ученики выполняют задание.
Она наклонилась будто подсказывает как выполнять натюрморт и тихо - тихо спросила «твой альбом?».
Я лишь молча мотнула головой отрицая своё авторство.
В конце учебного года наша учительница объявила, что устраивает конкурс рисунка. А победитель будет зачислен в художественное училище.
Условие было одно, никто не должен знать где чей рисунок, голосовать будут посетители выставки за номер понравившегося рисунка.
Она раздала всем, кто захотел участвовать специальные листы.
Рисовать можно было чем угодно, что угодно, никаких ограничений.
После рисунки с закрытым изображением мы должны были сдать ей.
Присваивать номера и развешивать рисунки учительница собиралась, не зная авторства.
Срок выполнения неделя.
Я закрылась в своей комнате и задумалась, что я хочу нарисовать. В первый день я не сделала ни единого штриха. Внутри было пусто, мне не мечталось, не фантазировалось.
А ночью приснилась река, окружённая сухими почерневшими деревьями, багряная луна подсвечивала её воды превращая воду в кровь. Вдали виднелись чёрные пики горных вершин и темное небо с тусклыми точками звёзд.
Я даже завтракать не вышла, торопилась нарисовать увиденное во сне, закончила к вечеру.
Когда краски высохли положила рисунок в специальный бумажный пакет и отнесла в кабинет рисования в школе.
Там стоял деревянный ящик с прорезью, в который и попадали наши работы.
За день до выставки учительница ещё раз спросила все ли из нас рисовали сами и велела к вечеру воскресенья прийти с родителями на объявление победителя.
Выставка длилась почти неделю.
Учительница пригласила оценивать рисунки нас школяров и студентов «художки», и преподавателей, и своих знакомых художников, приходили и просто желающие с улицы.
На выходе все брали листок бумаги и писали на нём номер понравившегося рисунка. Листки отдавали нашей учительнице, и она считала кто победил.
Мой номерок был третий. Надо сказать, что рисунок красной реки с отражающейся в ней луной и окружённой тёмными деревьями и горами на фоне тёмного же неба сильно выделялся на общем фоне.
В большинстве были рисунки кошек, собак, натюрморты, пара машинок, и два ярких пейзажа. На одном солнечный зимний день, на другом море и кораблик.
Не смотря на уговор, ученики знали кто что рисовал, методом исключения одноклассники вычислили и мою работу.
Возле моего рисунка многие останавливались и подолгу всматривались в детали.
Я старалась их прорисовать. И корявые ветви мёртвых деревьев, и водную рябь, и ночных птиц и островок посередине на котором стоит небольшой шалаш и горит костерок. Там было много деталей.
Мой номерок оказался пророческим, мой рисунок занял третье место, но на объявление результатов я пришла одна.
Нет, я не скрывала дома что в школе проводится такой конкурс, я обмолвилась что результаты будут в воскресенье и просили прийти и родителей, но со мной никто не пошёл, потому что «других дел полно».
Я стояла в сторонке совсем одна.
Кажется, никто даже не обратил внимание на объявление учительницы, что мой рисунок третий по итогам голосования и мне вручили в подарок набор красок и бумагу для рисования.
Получив его, я тихонько направилась к выходу. Слышала, что морской пейзаж занял второе место, а зимний первое и его автора, нашу отличницу и красавицу с родителями позвали в кабинет директора.
Когда я вышла из школы, то не сразу пошла домой.
Нет, мне не было обидно, эти два рисунка, что заняли первые два места мне и самой очень нравились. У меня бы так не получилось и было досадно от собственной никчёмности.
Мои невесёлые мысли прервал стук резко распахнувшейся двери.
Победительницу в слезах уводили родители, а она сквозь плачь обвиняла их, что так и знала, что училка поймёт, что рисунок не сама сделала.
Вот те на, отличница. А может и уроки делает не сама. Хотя у доски то отвечает, контрольные пишет.
Дождавшись, когда семейство отличницы покинет школьный двор поплелась домой.
Увидев мой приз, дома сказали, «ну вот, а ты всё краски просила».
Да, когда я стала рисовать, я впервые в жизни осмелилась попросить купить мне хорошие краски, ведь гуашами, да акварелями не всё получалось нарисовать. Ответ был обыкновенный «ты скоро рисование забросишь, а краски пропадут». Не купили короче, повторять просьбу я не стала.
В понедельник вся школа только и гудела о том скандале, что устроили родители победителей конкурса.
Когда учительница приглашала их в кабинет и просила при ней изобразить фрагмент рисунка выяснялось, что рисовали за них художники, знакомые их родителей. Естественно, учительница их результат отменила и в училище никого не взяла.
Ещё все перешёптывались за моей спиной, о том, как мне повезло и теперь возьмут меня.
А вечером дома меня ждал разговор.
Началось издалека.
У меня впервые спросили «неужели тебе так плохо?»
Первый порыв был сказать наконец всё, всё что наболело и накопилось, но следующая фраза меня остановила.
«В твоём рисунке сказали слишком много чёрных красок, считают, что это твоё внутреннее состояние, ты что не могла как другие нарисовать?»
Опять, опять другие лучше меня, даже не стала ничего отвечать, ушла в свою комнату и расплакалась.
Те разговоры, что теперь в «художку» возьмут меня, заронили надежду. В своих мечтах я представляла, как уже учусь там, в мыслях мелькали сюжеты, которые хотелось отобразить, но пока не хватало умения.
А оказалось слишком много чёрных красок.
Я проплакала всю ночь.
На следующий день нам сказали, что учительница уволилась и занятий рисованием больше не будет, и да подаренные краски действительно засохли. Больше я за рисование не бралась, потому что «это баловство, а надо уже решать куда поступать дальше и ходить на курсы».
Курсы были бесплатные, многие будущие абитуриенты их добросовестно прогуливали, используя это время по собственному усмотрению.
Я не была исключением. Посещала только математику, так как в школе таких знаний нам просто не давали.
Поступлю или нет, по большому счёту было без разницы. Душа не лежала ни к какой профессии. Но «надо самой на кусок хлеба зарабатывать и нужна профессия».
Зачисление тоже восприняла без энтузиазма, а вскоре пришлось перейти на вечерний и начать работать.
Собственно работа и определила все дальнейшие события. Она была не сложная. Нужно отдать чертежи в светокопию, потом забрать рулоны, разрезать, сложить по стандарту и убрать в папки.
Но у меня появились собственные денежки. Нет я не могла использовать всю зарплату по своему усмотрению, зарплату я дома отдавала, а вот аванс с меня никто не спрашивал.
А ещё на работе лежала стопка модных журналов с моделями одежды, выкройками и схемами для вязания. Их выписывали на архив, брали оттуда когда нужно и потом возвращали обратно.
На аванс я покупала ткань и нитки и любое свободное от работы и учёбы время использовала для вязания и шитья. Я по-своему подбирала цветовую гамму беря за основу только понравившейся в журнале фасон или образ.
Спустя некоторое время я полностью сменила свой серый мешковатый гардероб.
И даже получила признание своего мастерства дома, выраженное словами «могла бы и матери юбку сшить».
Конечно, я сшила и несколько, и они стали любимыми, ведь посаженная по фигуре вещь из приличной ткани, это не магазинный бесформенный силуэт.
Ещё я наконец отрастила волосы и смогла позволить себе тушь, помаду и тени.
Мой новый образ стал манким для противоположного пола и как я не «дичилась» избежать этого ожога мне не удалось.
Сначала я воспринимала любые знаки внимания и попытки ухаживать очень настороженно.
Никак не выходила из головы некрасивая история ещё школьного периода.
История банальна. Девочка решила отметить день рождения без родителей - они ей разрешили. Девочка пригласила к себе компанию, в которую попала и я. Празднование предполагало игру в бутылочку. И один из приглашенных мальчиков в грубой форме сказал, что со мной целоваться не будет. Я собственно и не претендовала и самой это было неприятно. Но меня стали травить. Цеплялись целой сворой по любому поводу. Пытались побить, но получили «ответку» и побежали жаловаться. Опять я оказалась виновата.
Чего мне только не было сказано. И нос у меня длинный, и кожа жирная, и сама я оглобля длинная.
Поделиться и найти поддержки мне было не у кого, пришлось всё пройти и пережить самой.
Но отпечаток лёг на сердце намертво, навсегда сформировался комплекс, что я настолько некрасива, что даже в бутылочку со мной играть не захотели.
Я не привыкшая к общению и вниманию обычно одна находилась с чертежами в архиве, одна ехала вечером учиться, одна уходила после занятий.
Все кучковались компашками и на работе, и на учёбе, но меня практически не приглашали.
Было несколько раз, когда позвали на посиделки, но девушки, уже находившиеся в компании, были резко против, вплоть до ультиматумов «если она останется, то я уйду».
Не желая разрушать компанию и вызывать конфликт, я обычно уходила.
Ушла и в тот раз.
А он догнал и отправился провожать.
Что этот случай может иметь продолжение я и подумать не могла.
Просто прошли пешком, просто болтали, точнее он болтал, а я слушала. Просто на прощание он сказал «спасибо за вечер».
Я не пыталась ему понравиться, я не собиралась с ним встречаться. Когда как бы случайно он вновь и вновь меня провожал и уже спрашивал, что я люблю, аккуратно брал под руку, нежно целовал в кончик носика я расслабилась.
Я поверила, что вот с ним могу быть собой, что ему не всё равно.
Где мы только не встречались, он обязательно приносил мне бордовую розу и покупал какую-нибудь вкусность.
Шутил над моей худобой и малым весом при высоком росте совсем не обидно, говорил «не расстраивайся, ещё есть отрицательные числа».
Он был нежным, он был ласковым.
Единственное из-за моих комплексов и зажатости в постели я не поучала удовольствия. Но мне просто быть с ним рядом было безумно хорошо.
Мне было хорошо быть самой собой и не получать осуждений или пакостей исподтишка.
Как же хорошо, знать, что можешь поделиться чем угодно и тебя не только не осудят, а ещё и поддержат.
Однажды подаренных роз стало три, и он сказал, что хочет познакомиться с моими родителями.
Вот не думала я, что это окажется конец отношений.
Дома на букет произошла странная реакция. Мне с осуждением было сказано «а дальше, что замуж выскочишь».
Я сдуру сказала «не знаю, он познакомиться хочет».
В знакомстве было отказано со словами «знакомь, когда замуж соберёшься».
Ещё было добавлено про подол, в котором нельзя приносить и что с моим приплодом никто сидеть не будет.
Почему, почему я не согласилась уйти жить к нему. Что меня пугало?
Да я мало знала его, чуть больше полугода длились наши отношения. Случись чего мне будет некуда идти, дома скорее всего меня бы не приняли. И я не решилась. А он не настоял.
Всё медленно сошло не нет. Мы больше не встречались. Я ревела ночи напролёт. А потом заболела. Тяжело заболела, долго лежала в больнице, где никто меня не навещал. Потом ещё одна больница и операция, после которой не хотелось жить.
Однажды дома меня спросили не хочу ли я объяснить почему не вышла замуж. Это был перебор. Я взорвалась, высказала, что, если бы не отказались познакомиться возможно уже была замужем. Ответ меня поразил «привела бы, никуда бы не делись, познакомились бы». А потом ещё был случайно услышанный обрывок телефонного разговора «да разве дождёшься от неё внуков, эта бестолочь даже замуж не смогла выйти».
Закрывалась в своей комнате и ждала, когда умру. До меня никому не было дела.
Опять одна, только снова уйти в мир грёз не получалось, реальность раздавила и сломала меня.
Спустя год после больницы я всё-таки стала жить самостоятельно. Мне досталась однушка одной из сестёр моей бабушки.
Как, почему из массы родственников она выбрала именно меня, я не знаю, я до сих пор мысленно её благодарю и ухаживаю за её могилкой.
После получения диплома на работе меня повысили, теперь мне было поручено создавать электронный архив. Общаться приходилось больше и я чувствовала, как мне от этого тяжело.
Одно дело работать с документами в тишине и совсем другое выслушивать враньё и обвинения, когда обнаруживается некомплект в документации. То отдавали ищите у себя, то это я потеряла раззява. А потом выяснялось, что даже не приступали к разработке.
Ещё откуда-то на работе узнали, что я живу одна в своей квартире и начался поток ухажёров.
А у меня кроме прежних комплексов добавились новые, после операции я стеснялась раздеться даже на пляже. Выбирала максимально закрытые купальники. Какой уж тут секс.
Мне говорили всякое разное.
Что секс нужен для здоровья и надо давать по-тихому.
Что надо обязательно выйти замуж, что надо родить для себя.
Доходило до передачи моего телефона без спроса потенциальному партнёру.
Я стала резкой, не допускала даже мелкого флирта, грубо осаживала пытающихся приударить.
Возможно, я ещё надеялась и ждала встречи со своим первым мужчиной, наверное, я ещё любила его. Почему он не искал со мной встречи, выходит и для него я ничего не значила.
Ухажеры тоже со мной не церемонились. Зачастую поступали заявления что не в моём возрасте привередничать. Что мне пора за последний шанс цепляться. Один особо упорный ходил по пятам и то кофе ему дай, то обедом поделись, то на ужин пригласи, то замёрз он и хочет погреться тельце к тельцу.
У меня сформировалось стойкое отвращение к противоположному полу и всему, что с ним связано.
Удивительно, что теперь, когда стало больше свободного времени, мне больше не хотелось ни шить, не вязать, ни готовить. Я красилась лишь для «выхода в люди».
Изредка я позволяла себе купить билет на концерт или в театр.
Там тоже случались эксцессы.
На одном из театрализованных шоу моё место оказалось рядом с компанией парней и девушек. Чтобы сесть рядом с девушкой парень попросил с ним поменяться «вы всё равно одна, садитесь на моё место назад».
Я обернулась, его место располагалось так, что обзор перекрывала колонна.
Меняться я отказалась. И всё первое отделение сидевший сзади пинал ногами спинку моего кресла, задевал чем-то по голове каждый раз деланно извиняясь. Весь вид его говорил, что спокойно посмотреть шоу он мне не даст.
После очередной выходки я встала и развернувшись к нему сказала, что уступаю ему место, но раз там сзади настолько неудобно то заранее извиняюсь за возможные пинания и задевания.
На шум побежал стюард. Предупредил что выведет нас из зала если не успокоимся.
На моё счастье, после перерыва компания досматривать шоу не вернулась.
Мои дни слились в однотипный поток серых будней и мрачных выходных. Особенно зимой, когда уходишь на работу в темноте и возвращаешься в темноте. Был ли день, вставало ли солнце кто его знает.
Проснулась выпила кофе с бутербродом, отработала перекусив в обед бутербродами, вернулась снова бутерброды и чай.
Выходной пробежка по магазинам в надежде что-нибудь купить. В принципе даже если бы было лишь молоко и хлеб мне бы хватило. Но иногда хотелось чего-либо мясного.
Сделав продовольственный запас, убиралась, стирала и никто меня не называл бестолочью. Как могу, так и делаю.
Квартирка моя была в старом доме и в ней то и дело что-то ломалось. То стояк даст течь, то заклинит замок, то «коротнёт» проводка. Моя записная книжка пополнилась телефонами разных ремонтных служб.
Каждый раз приходившие ремонтники интересовались наличием у меня мужика, дескать что же твой мужик ничего не ремонтирует.
Узнавая, что обхожусь своими силами, цокали языком, один даже бросил фразу «жалко, такая красивая девушка». Это был первый раз в моей жизни, когда мужчина назвал меня красивой.
Но больше всех отличился электрик. Он возился очень долго и закончив поинтересовался не найдётся ли у меня перекусить.
Узнав что есть магазинные сырники аж присвистнул, «ну ладно мы мужики - холостые магазинным питаемся, но ты же ба.., запнулся и добавил женщина».
У меня не было желания объясняться просто сказала, что не умею готовить.
От сырников электрик отказался взял плату и ушёл.
Через день вечером раздался звонок в дверь.
Я никого не ждала и ходила по дому в банном халате и с полотенцем на волосах.
Увидела в глазок электрика, открыла дверь без задней мысли, наверное, что-то из инструментов забыл.
А он притащил кастрюльку борща.
Видя моё недоумение, по-хозяйски прошёл на кухню и поставив кастрюлю на огонь спросил «способна ли я хоть тарелки достать.»
Первый шок с меня сошёл, и я поинтересовалась не та ли — это ситуация как в поговорке про стакан воды, когда так есть хочется, что переночевать негде.
Электрик заржал, сказал, что ночевать пойдёт домой и что зовут его Сашей.
Тарелки для супа я не доставала очень давно, пока нашла, пока протёрла, Саша успел нарезать хлеб, обнаружил в моём холодильнике сметану и выставил на стол принесённую с собой водку.
Что это был за манёвр я не поняла, потому что как только я сказала «а вот этого не надо» бутылка исчезла со стола.
Борщ был достаточно вкусный, но наедаться на ночь не хотелось. Я съела чуть-чуть, а Саша уговорил полную тарелку. Имеет право, борщик то его.
Я поинтересовалась с чего он ужинать ко мне пришёл.
Ответил, что скучно одному.
«А борщ кто варил» спросила я.
Ответил, что сам и вообще он хорошо готовит.
Дальнейший разговор не клеился, меня то и дело одолевала зевота и Саша, недолго посидев ушёл.
Следующая встреча произошла как раз в выходной. Саша ждал у подъезда, завидев меня издалека побежал навстречу подхватил сумки и помог донести.
Спросил, что я буду готовить из мяса.
Я на тот момент ещё не решила и лишь пожала плечами.
Саша предложил вместе приготовить жаркое.
Пришлось сказать ему, что посторонний в квартире для меня нестерпимый дискомфорт.
«Понятно, значит не нравлюсь», с нескрываемой обидой Саша ушёл.
А я так и не поняла его намерений.
Потом как бы случайно мы встретились в магазине, и он довёз меня до дома на своей ниве. Просто довёз помог донести сумки и ушёл.
Такие случаи повторялись ещё несколько раз, мне было стыдно пользоваться его услугами понимая, что это далеко не по-дружески.
Однажды попыталась отказаться от помощи, но Саша со словами «не дури», вновь доставил меня с покупками домой.
Саша был немногословен, я тем более.
Однажды я пригласила Сашу «хоть чашку чая выпить»
«Лучше кофе и лучше с бутербродами», произнёс он, занося сумки в квартиру.
Мы молча пили кофе на кухне, Саша будто продолжая разговор с кем-то невидимым произнёс, «ну вот и весна, как грязь просохнет отвезу на дачу».
«Кого» переспросила я.
«Тебя»
«Спасибо за кофе», Саша ушёл.
В конце апреля было не то, что тепло, было уже жарко. Саша заехал за мной едва ночную темень разбавили предрассветные сумерки.
На мои сонные возражения сказал «доспишь в машине»
Я устроилась на заднем сиденье и на самом деле задремала.
Когда проснулась мы ещё ехали, по сторонам дороги сплошной стеной высился хвойный лес.
Часы показывали почти одиннадцать.
«Уже скоро» сказал Саша, заметив, что я проснулась.
Лес будто оборвался, и дорога шла через огромное поле, зеленевшее молодыми всходами. На горизонте показались маленькие домушечки.
Во двор одного из них и заехал Саша.
Выгрузив сумки, и распахнув в доме все окна, Саша натянул высоченные сапоги, прихватил удочки и ещё какой-то инвентарь и уходя бросил «ты осматривайся и картошку почисти, сейчас рыбу принесу, уху сварим».
Дом небольшой терраса с двумя креслами качалками, кухня с печкой спина которой выходила в просторную комнату, лесенка на второй этаж.
Пока я нашла подходящую посуду, пока чистила ножом картошку, я, купив однажды «чистилку» для овощей орудовать ножом уже разучилась.
Саша уже вернулся. Пять крупных и десяток мелких рыбёх легли на деревянный уличный стол.
Саша оценил количество, начищенной картошки слегка приподнятой бровью и словом «нормально».
«Теперь две морковки и луковицу почисть» выдал указание Саша и пошёл разводить в садовой печке огонь. Рыбу Саша тоже чистил сам.
Пока он колдовал над казанком я поднялась по лесенке в мансарду. Из её окна открывался живописный вид на луг, реку и высящийся в отдалении лес.
Всё стены мансарды были увешаны рисунками, в том числе и этого вида из окна. Его кто-то рисовал во все времена года и в разное время суток.
И вдруг меня словно ошпарило и приморозило одновременно. Среди всех этих рисунков на стене висела багряная река, окружённая тёмными деревьями. Я подошла ближе, сомнений не было, это мой школьный рисунок, заботливо вставленный в рамку и защищённый стеклом.
Как подошёл Саша я не услышала, только волна тепла словно накрыла меня со спины.
«Нравится» толи спросил, толи констатировал Саша.
- Матери моей тоже нравилась, переживала она очень, что девочку, которая это нарисовала родители учиться на художника не отдали. Говорила девочка не от мира сего и ещё говорила через цвета состояние души человека отражается. А вот эти красные и чёрные — это крик о помощи.
Я обернулась, собираясь задать Саше вопрос о его матери, но едва успела сказать «где», как он сгрёб меня в охапку уткнувшись в мои распущенные волосы сбивчиво заговорил:
- Три года как её нет, сначала инсульт, выбрались, следом рак. Последний год слегла, я с работы ушёл с ней сидел.
Сдавленное рыдание тряхнуло могучую фигуру Александра. Я стиснутая его объятиями едва дотянулась до плеч, чтобы погладить. В памяти всплыл образ «художницы». Весеннее солнце сквозь высокие арочные окна заливает медовым светом школьный вестибюль.
Она неспешно идёт сквозь кишащую толпу младшеклассников высокая и статная.
Кремовые шёлковые брюки свободного кроя и такая же блузка ниспадают мягкими волнами и колышутся в такт её шагам. Полы длинной ярко красной шелковой безрукавки слегка развеваются. Поля бежевой шляпы немного прикрывают лицо. Длиннющая нить жемчуга завершает её сказочный образ.
Она и так выше всех преподавателей нашей школы и тем не менее её обувь всегда на тонком высоком каблуке.
Один первоклашка внезапно падает прямо перед художницей, она наклоняется его поднять, говорит «ну что же ты, вставай», а он, раскрыв рот завороженно смотрит на красивую тётю.
Саша успокоился.
- Пойдём, уха остывает.
Мы ели на улице, за массивным дощатым столом под кроной высоченной липы. Дерево только начало распускать листочки и почти не давало тени.
Скамья была такой же массивной.
Я еле дождалась, когда Саша доест, подсела к нему поближе и когда он вновь обнял меня спросила:
- Расскажи, как вы жили?
- Как все, мать работала я учился.
- А отец?
- Он погиб, я маленький был не помню, мать говорила на машине разбился.
- Она ведь очень красивая, почему снова замуж не вышла?
Саша заглянул мне в лицо
- Откуда ты знаешь?
- Она нам рисование преподавала.
Саша вновь откинулся на спинку скамьи прижав мои плечи к своей груди.
- Не знаю, она всегда была с учениками, водила их по выставкам, на пленэры вывозила, меня пыталась научить рисовать, но мне точные науки лучше давались, чем творчество. Начертить могу, а нарисовать нет.
- А потом?
- Потом отслужил, отучился, работал в НИИ, женился. Когда мать слегла жена ушла. Детей не было, не получалось. Мать до весны держалась, перед смертью всё просила сюда её привезти. Я повёз, только во двор въехали, я на руки её поднял в дом занести, а она за шею меня обняла «господи, как хорошо» сказала и умерла.
Саша надолго замолчал.
Спустились сумерки, а мы всё сидели под деревом обнявшись.
Потом пока я мыла тарелки Саша затопил кухонную печку, в доме почти мгновенно стало тепло и потянуло в сон.
Почти засыпая в Сашиных объятьях, я спросила чьи ещё рисунки висят в мансарде.
- Часть мамины, часть её учеников.
- А пейзаж, что видно из окна кто рисовал?
- Это мама, когда ещё не совсем слегла сидела у окна и рисовала, там в ящике до сих пор её кисти и краски лежат, рука не поднимается выбросить.
Этой ночью мне снова снилась река, её ровная гладь отражала ультрамариновое небо, подёрнутое белой пенкой перистых облаков. Берега окружала изумрудная зелень листвы и травы, из-за горных вершин показался ослепительный край солнца, заставив померкнуть лунный диск и последний ничем не отличался по цвету от облаков.
Я проснулась с каким-то детским ощущением счастья, тихо встала накинув на себя выданную Сашей футболку, длина которой доходила мне до колен и поднялась в мансарду.
Я старалась не шуметь и не разбудить Сашу.
Тихо вытащила краски и кисти и принялась переносить на бумагу свой сон.
Сашино присутствие я вновь ощутила через волну тепла, прямо как от печки, мягкое, обволакивающее.
Он долго разглядывал мой рисунок иногда сравнивая его с тем, что был на стене. Потом взял кисточку и на моём рисунке рядом с шалашиком на островке появилась обнимающаяся парочка.
- Выходи за меня
Я повернулась к Саше, он смотрел на меня ожидая ответа, а меня понесло в объяснения
- Мои родители не захотят знакомится;
- Ну и ладно;
- Я всё путаю и забываю;
- Я напомню;
- Я бестолочь;
- Ты моя любимая бестолочь;
Разревевшись, я прижалась к Саше.
- Ну чего ты, ну маленькая моя, не плачь.
- Сашка, я тоже тебя люблю.
Конец.
Все события, описанные в рассказе, являются вымышленными, любые совпадения носят случайный характер.
