После того, как в декабре 1942 года на фронт ушла София, Мария стала писать письма. Писала каждый день. Найденные в подвале документы и амбарные книги Петра Николаевича Мария вымачивала в воде и сушила. Чернила размывались и поверх них можно было писать.
Перед уходом на фронт София привезла своего двухлетнего сына Артёма.
Калмычка дочку не отговаривала. Пообещала, что сына сбережёт. Не плакала, когда София вышла из дома. Не плакал и маленький сын.
Алексей тоже рвался на фронт. Всё говорил Марии о том, что сбежит и найдёт отца, чтобы воевать вместе с ним.
Алексей всё-таки сбежал. Возвращал его домой из Костромы милиционер. Немолодой мужчина в очках с очень толстыми линзами.
Мария на радостях пригласила спасителя за стол. Накормила его досыта. Он рассказывал о первых днях войны и украдкой вытирал слёзы.
— Пишите письма, — советовал он Марии, — они как хлеб на фронте. Буквы-то и есть буквы. Но в них сила невероятная!
Глеб Валентинович стал частым гостем в доме Марии. Приезжал в свои выходные и помогал по хозяйству. Вместе с сельчанами собирал урожай.
А потом вдруг Мария заметила, как Евгенька и Глеб выходят гулять глубокой ночью.
Радовалась за Евгению. Относился к ней Глеб с уважением. Когда снимал свои увеличительные очки, становился совсем другим человеком. Смешно щурился. Без очков почти ничего не видел.
Дети в отсутствие Максима прикипели к мужчине. Вместе с ним каждое утро под звуки радио делали зарядку. Алексей убегать больше не хотел.
В мае 1943 года сыграли скромную свадьбу.
Евгения Петровна вместо Каталевской стала Ивановой.
В декабре 1943 родила девочку, крошечную Марию. Девочка родилась на два месяца раньше срока, но была крепенькой и здоровой.
Евгенька назвала её в честь калмычки. Новоиспечённый отец радовался. Глаза Евгеньки светились счастьем.
Только у Марии на душе было скверно. София перестала отвечать на письма.
— Не чувствую я её духа, — с тревогой говорила Мария сыну Алексею.
Максим писал часто. Писал обо всём: как чинил машину под шквалом огня, как проезжал по мосту за секунду до взрыва на нём, как попал в окружение и чудом удалось спастись.
Старший сын Евгеньки на новогодние праздники привёз к Марии своих детей, а сам вместе с женой Олей почти без отдыха трудился на заводе.
В доме было тесно, но сыто и спокойно. Когда в селе началась эпидемия тифа, из семьи Марии никто не заболел. Калмычку стали ненавидеть. Больше половины села унесла страшная болезнь.
Дворы опустели. После санитарной обработки, приехавшей из райцентра, из домов вывезли одежду для нужд фронта. Несколько пар валенок отдала Мария.
В апреле 1944 года пришло письмо.
«Дорогая моя Марго, я виноват перед тобой, моя хорошая. Вспоминаю как ты явилась ко мне, как снег на голову. Я был молод. Я был ветер, который в поле шевелит колоски. Но ты не серчай. Еленка, небось, невеста уже. Сколько ей годков? Запамятовал я что-то. Покидало меня, родная, по земле нашей многострадальной. Ты забери меня, родная. Меня и не ждёт никто кроме тебя. Твой Иван! Кланяюсь низко. Целую твои ноги, родная!»
Далее был написан адрес госпиталя в Подмосковье.
Мария прочитала и отдала Евгеньке.
На семейном совете решили за Иваном не ехать. В мае 1944 года вернулся Николай. Мария опустилась перед ним на колени, обняла за ноги и долго не отпускала.
— Говорила же я, что перепутали.
Николай изменился. Перестал смотреть на всех с подозрением. Широко улыбался. Вернулся без кисти одной руки. Поселился в одном из заброшенных домов и вскоре сошёлся с молоденькой вдовой.
Вечерами Мария выходила на улицу и смотрела на закат. Постоянно что-то шептала себе под нос.
Глеб Валентинович говорил Евгеньке:
— Боюсь я Машу в такие моменты. Глаза у неё как копья, так и кажется, что вот-вот выстрелят. Странная у тебя родственница.
Хотя виду не подавал, что боится. Марию очень уважал, а Алексея любил как родного сына.
В один из дней Мария отправилась в город. Хотела повидаться с Андреем. Маялась что-то несколько дней, сердце было не на месте.
Андрею удалось вырваться на несколько часов. Ходили вместе по базару, присматривали валенки для подрастающих детей. И вдруг взгляд Марии упал на нищего.
Он с надеждой в глазах смотрел на проходящих мимо него и тянул руку.
Это был её сын Пётр. Грязный, в лохмотьях, с опухшими глазами. Но даже в таком виде она узнала его.
Рядом с Петром лежал костыль. Мария ужаснулась. Попросила Андрея остановиться. Сама подошла, посмотрела на Петра.
— Есть что подать? — сказал он неприветливо.
— Есть, — прошептала Мария, присела рядом, взяла его за руку, — сердце возьмёшь?
Пётр вырвал руку и небрежно оттолкнул Марию.
Она не сдавалась. Смотрела на сына пристально.
— Петя, — обратилась она к нему, — вот я и нашла тебя.
Пётр вздрогнул, отвернулся.
— Уходи, — прошептал он. — Уходи, у вас весело. Со мной только горе. Я привык так.
— Так ты узнал меня? — обрадовалась Мария. — Что же ты меня гонишь, я же твоя мать.
— У тебя есть для кого матерью называться, а я тебе не сын. Не могу я быть сыном твоим, — прошептал Пётр.
Андрей Петра тоже узнал. Но в разговор не вмешивался. Ждал, пока Мария наговорится с ним.
Возвращалась Мария домой со старшим сыном. Когда он поднялся на ноги, оказалось, что костыль — это для жалости. Как потом узнала Мария, Пётр сидел в таком месте, где было людно и подавал своим подельникам знаки, кого можно обокрасть.
Прожил у Марии неделю. Познакомился со всем большим семейством. Сходил в гости к Николаю. Там они подрались, и Пётр, не попрощавшись с матерью, уехал обратно в город.
Мария впервые с начала войны заплакала, когда мазала синяки Николая.
— Не за всё ответила, — причитала она. — Не за всё…
Похоронка на дочь пришла в сентябре 1944 года. Опять не было слёз. Но рвать её Мария не стала. Аккуратно положила в шкатулку с письмами.
Взяла на руки сына Софьи и сказала:
— Спасибо, что ты остался у меня!
Мария не жаловалась на тяжесть в сердце. Могла только излить душу Максиму. В ответ на его письма плакала словами. Выплёскивала всё, что тревожило, хотя понимала, что ему тоже будет плохо. Но Максим писал в ответ:
«Дорогая моя Маша, я вытираю твои слёзы, я рядом. Пиши, не держи в себе. Вместе мы преодолеем всё, вместе с тобой победим врага, вместе будем счастливыми».
После своего спонтанного отъезда Пётр явился на Новый год. Сунул Марии в карман пачку денег.
Она отдала их обратно. Он кричал, что заработал их честно. Но Мария так и не взяла.
— Пойди на базар и разбросай их. Заберут те, кому больше всех надо.
Пётр посмотрел на мать злым взглядом. И ушёл. Больше Мария не видела его никогда.
Через некоторое время в газете прочитала заметку о том, что пойман и обезврежен Пётр Петрович Полянский по кличке Джурык — главарь банды, которая много лет держала в страхе сёла и деревни.
Продолжение тут
