Мне снова очень непросто заснуть. Даже после тяжелого, полного событий дня, от которого все тело и голова заполнена усталостью и организм просит заслуженного и такого простого отдыха, наступление ночи я встречаю с тревогой.
Прямо сейчас я лежу в своей кровати и пытаюсь уснуть. Но забвение все никак не приходит. Что-то мешает мне получить долгожданный покой. Отчего же этот элементарный, заложенный в людей десятки тысячи лет назад механизм выживания, даёт сбой? Выключись, прошу.
Снова и снова переворачиваюсь с боку на бок, взбиваю подушку, ложусь на спину и снова на живот. И так по кругу. Стараюсь ни о чем не думать, только смотрю в темную пустоту своих закрытых век и кручусь, как на вертеле, сбивая простынь под собой.
Считаю до ста. Раз, два.. девяносто девять, сто. Есть смысл считать дальше?
Я даже не размышляю о чем-то особенном. Просто не могу уснуть. Мучаюсь каждую ночь.
О чем мечталось раньше перед сном? Танцы, мальчишки, будущее.
Но будущее уже наступило, и о нём думать не хочется. Танцы мне больше не интересны, а от мыслей о мужчинах я лишь потеряю необходимое сейчас спокойствие. Надо постараться не забивать голову. Боюсь, что это самое сложное. Снова переворачиваюсь, накрываю подушкой лицо.
Лежу, ни о чем не думаю.
Кроме того, что все пространство вокруг заполнено чем-то лишним, ненужным. Книжные полки вокруг, подаренные тапочки у кровати, одежда на стуле, ковер на полу, пластинки разбросанные на диване. Вся квартира пожирает мой кислород, вот от чего мне тяжело спать. Вещи поглощают его весь, не оставляя мне ни грамма. Особенно эти документы и старые фотографии, что спрятаны в шкафу. Они вытягивают из меня последние силы и мешают отдыхать.
Должен же быть способ уснуть, если организм просит.
Спустя какое-то время я сдаюсь. Тихо поднимаюсь и опускаю ноги на пол. Смотрю на тумбочку. На часах 3.30. Значит я пролежала почти четыре часа, думая о том, что не надо думать. Лежать в темноте так утомительно. Кто пробовал - тот знает.
Посидев на кровати, ухожу на кухню. Там открыта форточка и должен быть воздух.
Холодная вода из крана помогает освежиться. Выпиваю полную кружку. Лишь на мгновение становится лучше, а в следующее моя кожа и внутренности снова сухие и шершавые, словно кора старого дерева. Я сажусь на табурет у маленького стола. Здесь всё маленькое - кухня, стол, телевизор, конфорка на плите, и я во всей этой матрешке самая маленькая часть.
Сахарница с отбитой ручкой стоит на столе сколько я себя помню. Неужели нельзя было за тридцать лет поменять её на новую? Не могли что ли поменять мне такую ерунду, как сахарница. Чего-то мы всегда ждем и откладываем.
И без того небольшое пространство кухни в темноте ночи смыкается будто бы прямо над головой. Квадратные метры вокруг, что так приветливы и ароматны днём, сейчас превращаются в тесную мрачную коробку.
Как же в мире стало душно. Свежий воздух не желает залетать внутрь квартиры, даже в приоткрытое окно. Может не стоит даже пытаться дышать? Закрыть его и вернуться в кровать, чтобы пролежать там, страдая на теплой простыне, всю ночь до звонка будильника.
Лишь стекло, что отделяет мой мир от внешнего, все еще ожидаемо холодит прислоненный лоб. Я вижу дом, темные скопления кустов во дворе и темные лавочки вокруг песочницы. Той самой песочницы, в которой я так весело играла тридцать лет назад.
В доме-близнеце, что стоит напротив, тоже есть несколько бедолаг, которые сидят в середине ночи на кухне, пытаясь понять, как же всё так получилось.
Есть только одно спасение.
Быстро одеваюсь и выхожу на улицу, накинув легкую куртку. Я не иду гулять просто так, а точно знаю, куда двигаюсь.
Прохожу мимо школы, пятерочки, почты, поликлиники, рынка. Оставляю всё в сумерках позади себя.
Поднимаюсь на железнодорожный мост. Он хорошо освещен и я вижу, как он разделяет город на две половины. Здесь наконец-то есть кислород и приятный чуть горький запах металла и железной дороги, который вечно умоляет меня уехать куда глаза глядят. Я только боюсь, что везде будет то же самое.
Смотрю в разные стороны. Один край моста и другой, право и лево, металл и дерево, дома и пустыри, земля и небо.
Все в жизни разделено и продолжает постоянно делиться. Так устроен мир.
Все в жизни я хочу объединить и сохранить. Так устроен человек.
Спускаюсь с моста и иду вдоль железной дороги мимо круглосуточного ларька . Прохожу не останавливаясь, сегодня я не пью.
Нахожу знакомую дырку в заборе и спускаюсь на пути. Здесь снизу есть огражденное бетоном углубление в железнодорожной насыпи. Его размер совсем небольшой, как раз чтобы поместился сидя один человек. Сажусь, достаю ручку и пишу.
Справа и слева от меня пространство бетонных стен разукрашено моими рисунками. Их так много, что всё труднее найти свободное место.
Вижу пустое место и ставлю сегодняшнее послание:
"Я всё ещё верю, но уже не знаю во что" и дата.
Отсюда в поле моего зрения попадают только рельсы в два направления. Это всего лишь ничего не значащие, абсолютно одинаковые металлические рельсы. Одни уходят вправо, а другие влево. И здесь снова все делится. Кому-то туда, кому-то оттуда. Редкие ночные поезда едут, увозя пассажиров в разные стороны. А я бы осталась здесь в своем укрытии. Хочу чтобы ничего не менялось, и никто больше никуда не уезжал.
За забором железной дороги виден густой строй деревьев. Высокие тонкие стволы и еще более тонкие кривые линии ветвей без листьев едва колышутся от легкого ветра.
Здесь, затаясь в темноте на свежем воздухе, и наблюдая лишь за движением ветвей, мои глаза постепенно наливаются усталостью.
В моей голове звучит:
“Пётр живет в тайге, вот уже третий год.
Пётр ушел от людей, он ушел от мирских забот.
Он просто устал от жизни и не держит зла на людей,
Но было время он был носителем великих идей.”
Наконец-то я полна усталости, моя голова пуста, а глаза смыкаются и готовы ко сну.
Встаю, зеваю, отряхиваю штаны от светлой гравийной пыли и иду домой, чтобы вернуться к рассвету в свою кровать и ненадолго уснуть.
Я так плохо сплю.
***
Другие истории: