Сегодня уже невозможно отследить, кто заложил первый камень. Быть может, это произошло в тот день, когда церковь и верховная власть скрепили свой договор. Или же это случилось во времена добылинные и даже доисторические, и родоначальником этой современной громады стал первый человек, вышедший из пещеры и построивший себе жилище. Как бы то ни было, стена – единственное, что противостоит Времени, тогда как все остальное тленно и изменчиво. В стене появляются прорехи в годину захватнических войн, когда она ощетинивается дулами пушек; впоследствии бойницы поспешно замазываются. Ребенок, впервые попавший на улицу, разглядывает из своей коляски голубей и автомашины; шагнув, трогает снег и тянется к одуванчику. На стены он и не смотрит. Уже при рождении в его душе заложено странное знание о той невидимой, но при этом самой главной стене.
Стена не однообразна. Достаточно некоторое время смотреть на какой-либо предмет, да хоть просто на небо, а потом вновь перевести взгляд на стену – и начинаешь явственно замечать в ней сотни ярусов, как почерк разных строительных бригад, имеющих свою манеру кладки.
Ярус первый. Ничто так не подчеркивает базис стены, как безмятежность ребенка. Заводы и предприятия, прежде патронировавшие свои детсады, давно уже открестились от подопечных, передав их в руки государства. Государство – это здорово, однако бюджет детских садов почему-то сокращается. Отдельные организации могли их содержать, государство же, куда стекаются все деньги, почему-то не может. Парадокс этот не так уж абсурден: стоит приглядеться к заседанию Госдумы, к служителям народа, что мирно дрыхнут в своих креслах. Отправьте спящего чиновника в дворники – и хотя бы один детский сад спасен. Но начистоту о положении вещей никто не скажет, ведь власть обеспокоена демографией в стране, и нужно говорить, что все хорошо, а дальше – ну, от ребенка ведь уже не откажешься. И не государство, а родительский комитет закупает на свои средства игрушки, развивающие книги и канцелярию. А воспитатели в конце месяца видят в зеркале свои слезы. Они идут домой со своей грошовой подачкой, вспоминая, что у старшей дочери нет зимней обуви, а младшая третий год ходит в одной и той же куртке. А завтра вновь на работу. И тридцать детей на попечении. И, глядя на них, думается: как, когда, куда же все это делось, куда ушло у нас самих? Кто украл этот задорный смех, жизнерадостность, жажду познания? И кто же вор, который должен сидеть в тюрьме?
Ярус второй. Самоубийства школьников случались и прежде, однако в XXIвеке это явление приобретает все больший масштаб. Совсем недавно армия рабочих закончила кладку, водрузив на верхотуру глыбу, именуемую единым государственным экзаменом. Тысячи голосов протестуют, опасаясь, что глыба сорвется, калеча судьбы, и процесс станет стихийным. Но тщетно. Быть может, строители посчитали, что глыба – удачный венец, подчеркивающий многолетний труд? А может, все куда проще: не хватило материалов. Ведь водрузить глыбу – это совсем не то, чтобы кропотливо подгонять кирпичик к кирпичику. Юное дарование, отправляясь на экзамен, с каждым шагом съеживается, мрачнеет: глыба давит, бросая на школьников свою тень. И аттестат, обеспечивающий бесплатное поступление в вуз, под вопросом. А у одноклассников нет таких проблем, потому что у их родителей есть деньги, чтобы заплатить нужному человеку, который откроет путь на самый верх. Но если нет этих денег сейчас, откуда они возьмутся потом, когда перед глазами предстанут закрытые двери института? Или позже, когда увидишь отрешенный, скучающий взгляд сотрудницы отдела кадров приличного предприятия? Или еще позже, когда уже твой собственный ребенок упрется лбом в стену, после чего посмотрит на тебя со вздохом, а потом развернется и побредет назад?
Ярус третий. В трудные времена стена становится еще более зловещей. Отовсюду слышатся жалобы – но это не есть, как принято считать, следствие слабости, неумения потуже затянуть пояса и переболеть, пережить. Стенания – следствие боли от ударов: там, где раньше существовали хоть какие-то узенькие оконца, как раз чтобы просунуть голову, теперь монолит. Сотни дверей захлопываются, тысячи сердец тоже, каждый сам за себя. Человек оказывается на улице без работы и без обещанного правительством пособия: президент не заглядывает к нему в бюро, тут своя власть, а сфабриковать персонально для тебя статью несоответствия легче легкого. И бывшие коллеги отводят глаза в сторону, в душе ликуя, что это не коснулось их; на дверях сотен учреждений возникает надпись «Работы нет!»; газеты с объявлениями о приеме на работу переполнены лживыми посулами; а политик между тем клянется в верности народу. Человек оглядывается и видит лишь стены. Он может обратиться в суд – во всяком случае, так ему внушают. Впрочем, он просто еще не знаком с другим ярусом.
Ярус четвертый. Тысячи людей, спасаясь от безысходности, безденежья и произвола, думают, что там, где соединяются торгово-экономические пути, их ждет настоящая жизнь. Пусть хоть небогато, зато цивилизованно. Но из тысяч выживают десятки. Уверенность в собственных силах разбивается о закон выживания: тебя кусают на вокзале, толкая плечами и сумками; тебя кусают риелторы, творя свои черные махинации; тебя кусают коллеги по работе, прокладывая свой собственный путь к карьере; на тебя огрызаются прохожие. Твой сосед, хозяин снимаемой тобою комнаты, винит тебя в том, что из-за таких, как ты, он не может устроиться на перспективную работу. В конце месяца ситуация меняется, он уже тут как тут с протянутой рукой, ибо сегодня ты уже не конкурент, сегодня ты – кормилец. А потом ты обнаруживаешь его же на кухне со шприцом – вот тебе и перспективная работа. И когда ты узнаешь, что у него гепатит С в запущенной форме, ты идешь к адвокату: ты имеешь право на компенсацию, любой имеет право, тебя никто не предупредил, что есть риск заражения смертельным вирусом. Ты еще веришь, что попал в оплот цивилизации, и рекламой бесплатной юридической консультации забиты сайты… Догадываться об истинном порядке вещей ты начинаешь в тот момент, когда адвокат тебе заявляет, что ты должен представить справку о болезни хозяина комнаты, если хочешь получить компенсацию. Он это серьезно? То есть идешь в больницу, говоришь: «Дайте справку, что такой-то болен». Они тебе: «Забирай на здоровье!» А ты так верил депутату, когда с экрана телевизора тот убеждал, что в этой стране гражданин стоит выше всего и закон обязан его защищать. На самом деле защитит тебя сверток с деньгами, когда ты сунешь его «бесплатному» адвокату, и он тут же изыщет массу способов помочь тебе. А нет свертка – ну и шагай себе в суд.
Ярус пятый. Тут же, по соседству, Министерство здравоохранения облицовывает свой ярус стены, конкурируя с предыдущим. Иногда нет возможности махнуть на все рукой, развернуться и продолжать жить как жил, – приходится карабкаться. Соскальзывая и срывая ногти в кровь. Когда твой отец лежит с инфарктом, а тебе десять лет, а дома больше никого и диспетчер на том конце в сердцах бросает трубку, припугнув, что ты поплатишься за розыгрыш, – ты карабкаешься. Несешься к соседям с просьбой позвонить в скорую, а то там ругаются и не хотят ехать. Когда твоя мать лежит в больнице, а медсестра пьет чай и ест батон в соседнем кабинете, – ты карабкаешься. Ты готов мыть ей ноги, пусть она в два раза младше тебя, только чтобы она сделала то, что должна делать. Когда твой ребенок имеет группу инвалидности, а ты, чтобы получить гарантированное государственное пособие, должен месяцами скоблить каждый очередной булыжник у окошечек, – ты делаешь и это. А потом проходит полгода, и выясняется, что, пока ты скоблил, срок, предусмотренный государством, истек, – великолепный механизм! Ты уже знаешь о ярусах, ты немедленно обращаешься за помощью к единственно возможному ключику – свертку с деньгами. И вдруг выясняется, что архитекторами предусмотрены лазейки, – и магический ключ позволит тебе втиснуться в маленькое помещеньице.
Правда, стену ты все равно не перемахнешь, – и если вдруг кто-то из твоих близких умирает вследствие неправильного ухода, или ошибочного диагноза, или неудачной операции, хозяева соседнего яруса несутся на помощь своим товарищам. Кирпич начинает лепиться к кирпичу с ожесточением, без прежней декоративности, лишь бы как можно выше, и через год виновный врач продолжает практиковать, а у тебя уже целая пачка извещений о невозможности возбудить уголовное дело.
Ярус шестой. В душещипательных историях, в художественных фильмах всегда найдется место альтернативе. Всегда будет герой, персонаж или просто объект – живой или неодушевленный, – который вдохнет в человека, разбившегося о стену, новую жизнь. Зачастую в этом качестве выступают близкие люди: старый товарищ, симпатичная соседка, которая в тебя тайком влюблена, или твоя супруга, верная и преданная. Но вот в жизни… Этот нравственно-психологический комплекс выстроен настолько мудрено, что множество окон, видимых со стороны, вблизи оказываются нарисованными, как глаза Страшилы. Стоит только заплакать, и краска смоется. И твоя жена смотрит на твои слезы странным взглядом, в котором ты видишь зачаток презрения. Она не плохая: неужели вам самому не страшно от вида того, как на глазах смывается то, что считалось незыблемым? Суть в том, что любая женщина смертельно боится одного: когда ее мужчина слаб. Вариаций на тему «как жить дальше» великое множество: она боится остаться у разбитого корыта, она боится, что ты сядешь ей на шею, она боится за своих детей, даже будущих, ведь любая из девушек потенциальная мать; она просто боится неизвестности. Но больше всего она боится, что ее чувства разобьются об эту глыбу, хотя в этом не признается даже себе. Внутри она – нежная и тонкая, верящая в незыблемость чувств. Если от них останутся осколки, эти осколки станут частью ее взгляда, ее души. Она станет Каем из сказки «Снежная королева», вот только никакая Герда ей уже не будет нужна. Она смотрит «Дом 2», и что-то щелкает в ее голове, она становится такой же, как и персонажи шоу.
Кто-то швырнет камень, гаркнув при этом: «Ну и что? Система работает! Если попался один неправильный бюрократ, то это не значит, что можно хаять всю систему!» Да. Не значит. Но интересно другое. Сегодня кого-то приговорили к 15 годам ошибочно, – неправильный следователь. Завтра пьяный работник ГИБДД сбивает на тротуаре женщину, – неправильный гаишник. Послезавтра по вине врача умирают несколько человек, – неправильный врач. Через месяц правительство принимает закон, приведший к дефолту, – неправильное правительство. А где правильные? Замурованы в стены?
А может, тебя вдруг впустят внутрь. Ты внутри стен, и ты рад. Ты встаешь у доски, вытаскиваешь перед учениками из дипломата монолит – что это, дети? Это – ваше будущее. Ты садишься в кабинет, отрешенно и с долей брезгливости наблюдая за ошеломленными людьми, разбившими лоб о выступ. Дома ты все меньше разговариваешь с женой, а когда пытаешься припомнить былые темы, видишь кладку. Твои дети предоставлены сами себе, тебе достаточно знать, что вскоре очередной КПП на их пути, и привычно готовишь «отмыкающий сверток». Ты не боишься, ты забыл, как это делается.
Были те, кто закладывал у основания тонны взрывчатку, и стена рушилась. И приходилось воздвигать новую стену, зачастую более крепкую, уже зная о возможных огрехах, ведь без стен мы беззащитны. Мы не в силах это изменить, ведь само понятие общества предполагает строительство, мы не знаем другого способа соорудить себе жилище. Наверное, нужно научиться среди всех этих монолитов оставлять немного пространства. Пусть просто окна, но лучше – двери. Чтобы те, кто снаружи, могли войти и выйти. А те, кто внутри, могли выглянуть иногда, увидеть солнце и улыбнуться.
Но главное – за дверью обязательно должна присутствовать лестница. Ведь если ты не прилагаешь никаких усилий, и все дается без труда, ты – обезьяна. И даже хуже, ведь и обезьяна имеет свою пальму, на которую ей нужно вскарабкаться, чтобы раздобыть себе банан.
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!
Олег РУДКОВСКИЙ