В начале 1942 года, а точнее – 12 февраля, германские командование осуществило в Ла-Манше операцию «Цербер», проведя два своих линкора и тяжелый крейсер из Атлантики в Балтийское море через узкую горловину Дуврского пролива между Англией и Францией. Им наперерез ринулись британские торпедные катера, но из-за большой разницы в скорости они не смогли германский флот даже догнать.
Шёл третий год Второй Мировой…
…Утром 12 февраля 1942 года отряд линейных кораблей гитлеровского флота в составе «Шарнхорст» и «Гнейзенау», а также тяжелого крейсера «Принц Евгений», обеспеченный эскадренными миноносцами, тральщиками и катерами разного типа (торпедными и артиллерийскими), прикрываемый истребителями, вышел из Бреста и прорвавшись через узкую горловину пролива Па-де-Кале, ушел в Балтийское море.
Англичане очень долго ждали этого прорыва и как бы к нему подготовились, но оказалось, что все их приготовления вылились в грандиозный пшик. Не помогли ни активные разведывательные мероприятия, ни тройные дозоры, ни минные поля, ни атаки британской авиации и торпедных катеров. Все это не нанесло ни малейшего урона германским линкорам, и единственное, от чего они пострадали – это два подрыва на минах, да и то не благодаря тому, что англичане эти минные поля так хорошо расставили, а из-за невнимательности немецких моряков.
Операция со стороны немцев называлась «Цербер», а англичане ее никак не назвали, чтобы не привлекать внимания к этому конфузу со стороны мирового сообщества.
Однако я думаю, что если бы англичане и на самом деле готовились к прорыву германских кораблей, они действовали бы расторопнее, и не проспали бы все события.
Об этом прорыве написано много, но почему-то во всех источниках действия англичан трактуются как героизм. Мол, геройски хотели остановить грозные германские корабли, но не получилось.
Да, британские летчики и моряки проявили чудеса героизма, атакуя тяжелые корабли врага, идущие в виду берегов Англии, но часто одного героизма солдат мало, особенно когда ему сопутствует глупость военачальников. И профукали эту операцию именно британские военачальники, которые против мощного истребительного прикрытия пустили тихоходные торпедоносцы-бипланы, у которых прорваться к кораблям заведомо не было никаких шансов.
Все самолеты англичан, атаковавшие линкоры, погибли, а иначе и быть не могло. Авиация не добилась ни одного попадания, но герои были награждены, причем как с британской, так и с немецкой стороны.
Интересен момент, касающийся попыток англичан торпедировать немецкие линкоры с помощью торпедных катеров. В отличие от воздушных торпедоносцев, торпедоносцы морские не понесли потерь, кроме зря израсходованных торпед и горючего. Немцы по британским торпедным катерам и не стреляли даже как следует, хотя могли все их утопить в пять минут. Наверное, они прекрасно знали боевую ценность этих кораблей, и не трогали их даже тогда, когда те пытались атаковать.
В общем, после этого «боевого похода» командующий британским торпедным соединением лейтенант-коммандер Пампфри и один из его подчиненных были награждены, только совсем непонятно – за что. Наверное, за то, что вообще как-то пошевелились, впрочем, они честно пробовали, но исход сражения был решен не ими, а их начальством, которое не обеспечило их ничем, что надо было для победы – ни информацией, ни оружием, ни даже мотивацией.
Недавно я нашел в одной англоязычной книге достоверный рассказ этого самого лейтенант-коммандера Пампфри. Книга старая, называется «The Battle of the Narrow Seas» («Битва в узких морях»), и написал ее британский военный Питер Скотт. Всю войну этот Скотт прослужил в «москитном флоте» (в береговой обороне на торпедных и артиллерийских катерах) и собрал много материала по поводу действий этого самого британского «москитного флота», который в книге фигурирует под названием «Прибрежные силы».
Представляю один отрывок из этой книги, рассказанный автору тем самым лейтенантом-коммандером Пампфри. Перевод сделан как можно более точным, по крайней мере, даже в таком виде он прекрасно представляет то плачевное состояние, в котором находился британский «москитный флот» не только в первый, самый драматичный год войны, но и гораздо позже.
Вот как начинается этот отрывок.
«…Утром 12 февраля я сидел в своей канцелярии. В 11 ч. 35 м. Раздался телефонный звонок.
- Пампфри, - сказал голос, в котором я сразу узнал начальника штаба кэптена Дея. – Линейные крейсера (немецкие тяжелые корабли – прим. ред.) сейчас в Булони. Когда вы можете выйти?
Это было немного удивительно. Я ответил ему, что мы находимся в четырехчасовой готовности, но сделаем всё, что в наших силах. Я приказал спешно укомплектовать все катера командами и офицерам прийти в оперативную комнату.
Был сумасшедший бег к катерам. По какому-то невероятно счастливому случаю на ходу оказались все торпедные катера, то есть они не были демонтированы для ремонта. Время также было удачным – все команды вернулись в базу с вечеринок и других развлечений. Торпедные катера находились в готовности к походу.
Артиллерийским катерам не повезло. Командиры этих катеров были в городе. Дежурный офицер артиллерийских катеров получил приказание разыскать их. Нельзя было терять ни секунды, когда предстояло перехватить корабли с 27-узловым ходом торпедными катерами, имеющими только 24-узловый ход.
Мой катер № 38 находился в порту Веллингтона, и я намеревался вести флотилию на катере № 219. Однако когда все катера были уже готовы, оказалось, что нет командира катера № 221. Я сам пошел на этом катере.
Мы построились в кильватер и пошли со скоростью 24 узла.
Было пять катеров: № 221, 219, 45, 44 и 48. В этом порядке мы прошли мимо волнолома.
Мы легли на курс сближения с противником. Было достаточно свежо, с крепким западным ветром, но погода не оказывала большого влияния на скорость.
Вскоре мы увидели большое количество истребителей «Мессершмитт». Очень близко над нами пролетела эскадрилья, настолько близко, что мы могли видеть металлические ободки на защитных очках летчиков. Мы открыли по ним огонь, но по каким-то причинам они не ответили нам. Я полагаю, что они экономили свой боезапас, ожидая встретить рои бомбардировщиков.
Одновременно на юго-востоке мы заметили дым в виде двух отчетливых пятен неправильной формы и почти одновременно увидели немецкие быстроходные катера, которые ставили дымовые завесы.
На торпедных катерах в моторах получилась небольшая неполадка. У катера № 44 один мотор вышел из строя, и он остался на несколько миль позади нас. Остальные старались держаться изо всех сил, однако они растянулись на 2 кабельтовых (около 360 м).
Самое неприятное заключалось в том, что нельзя было уменьшить ход. Курс был изменен на слегка сходящийся с катерами противника. Когда дистанция сократилась до 1000 ярдов (915 м), завязалась двухсторонняя перестрелка, но стрельба на такой дистанции при умеренном волнении моря была просто бесполезным расходованием боезапаса.
Затем главные неприятельские силы вышли из дымовой завесы, поставленной катерами, - это были три больших корабля с несколькими эскадренными миноносцами в кильватере. Они шли тем же курсом, что и немецкие быстроходные катера, но только на 4000 ярдов (3658 м) дальше от них. Вокруг них был рой эскортирующих самолетов. Я определил скорость этих кораблей в 27 узлов.
Обстановка была весьма сложной. Немецкие быстроходные катера преграждали торпедным катерам путь для выхода в атаку, и хотя я дал приказ держать предельный полный ход в попытке вырваться вперед, но был уверен в бесполезности этого. Я был прав. Катера противника просто увеличили скорость на один или два узла, сохраняя свое превосходное положение для защиты.
Эти 10 катеров противника, вероятно, с большим трудом удержались от соблазна повернуть на нас, подойти на короткую дистанцию и смести нас. Подобно «Мессершмиттам», они продолжали свое движение. Инициатива осталась за нами.
Были две возможности: попытаться пробиться сквозь строй немецких быстроходных катеров или вести стрельбу с дальней дистанции. Торпедные катера находились на идеальном курсовом угле – 50 градусов по носу головного немецкого линкора, но дистанция была безнадежно далека. Я принял неправильное решение и изменил курс, чтобы стрелять через охранение.
Было поступлено весьма опрометчиво. Неизбежным результатом могла быть потеря всех катеров до того, как удалось бы уменьшить дистанцию до целесообразной величины, скажем, 2000 ярдов (1829 м). Но в дело вмешалась случайность: когда я сделал поворот, мотор стал работать с перебоями, и моя скорость упала до 16 узлов. При таких обстоятельствах оставалось только одно – держаться до тех пор, пока огонь неприятельских катеров не станет опасным для моих трубных торпедных аппаратов, а затем стрелять с дистанции 4000 ярдов (3658 м).
Мы держались в строю фронта, пока дистанция до катеров противника не сократилась до 200 ярдов (183 м). Большая волна не позволяла вести пулеметный огонь. Мы выпустили свои торпеды без надежды на успех и отвернули. Операция в целом оказалась совершенно неудовлетворительной. Через три минуты после выстрелов «Шарнхорст» и «Гнейзенау» отвернули на 90 градусов. Исчезли наши последние надежды на удачу. «Принц Евгений» повернулся к нам примерно на 50 градусов и стал для командира катера № 44, который привел в порядок свой мотор, возможной, хотя и очень отделенной, целью.
После этого я увидел через некоторый промежуток времени столб воды под мостиком «Принца Евгения». Это не было характерное торпедное попадание, но я не знаю, чем иным это было.
Немецкие катера возобновили дымовую завесу, и наши торпедные катера уныло собрались вместе. Неожиданно из дымовой завесы показался немецкий эскадренный миноносец типа «Нарвик», приближавшийся к нам на полном ходу. Мы поставили дымовую завесу, рассредоточились и стали уходить от него на самой большой скорости.
Мы были совершенно беспомощны без торпед. Миноносец быстро перегнал нас. К счастью, его огонь был слабым. Все же положение могло стать очень серьезным, если бы не появились неожиданно наши артиллерийские катера № 43 и 41. Они двинулись на эсминец, ведя огонь из своих единственных Эрликонов. Немец, должно быть, принял их за вновь подошедшие торпедные катера, имеющие торпеды, потому что отвернул и ушел к своим главным силам.
Единственным светлым пятном в этот мрачный день было то, что на нашем обратном пути торпедный катер № 45 смог подобрать двух наших летчиков».
На этом рассказ Пампфри заканчивается, и, думаю, комментировать тут ничего не стоит. Сделаю небольшое дополнение, вытекающее из последней фразы рассказа – практически всю войну торпедные катера в Ла-Манше прославились только тем, что спасли множество британских летчиков, сбитых над проливом. Если и были какие-то боевые столкновения с немцами, то они были редкими и успех их был крайне переменным.
НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ:
Гибель суперавианосца «Синано» в 1944-м – глупость японского капитана, или удача американского?
