Найти тему
Отражение Времени

ХРАНИ БОГ ВАНЕЧЕК


Людмила Николаевна Малина всю блокаду пробыла в Ленинграде.
Уже после выхода статьи говорила мне, как переживает, что рассказала о матери, съевшей своих детей.
- Зачем я сказала?.. Не нужно это вам...Надо было про мальчика рассказать...я знала его. Он и до блокады худеньким и маленьким был. Однажды мама, вернувшись домой из очереди за хлебом, передала нам с сестрой, что видела, как он вырвал из рук бабушки выданную той пайку. Как вся очередь стала пинать его ногами. Ослабевшие люди топтали ребёнка, а он только корчился и жевал, жевал эти казавшиеся ему бесценными 125 граммов хлеба...

 "Я стояла на Невском, когда проводили колонну с военнопленными. Обмороженные, вшивые, полубосые, грязные. Мне жалко их было. Понимаете, война – это совсем другие отношения. За что мне их ненавидеть? Они простые солдаты. Их призвали в армию, отдали приказ наступать, что им оставалось делать?.. А думаете, среди наших плохих не было? Нельзя всех по одной мерке мерять. Только, если бы мне сейчас предложили бесплатную путёвку в Германию, то я отказалась бы".
"Я стояла на Невском, когда проводили колонну с военнопленными. Обмороженные, вшивые, полубосые, грязные. Мне жалко их было. Понимаете, война – это совсем другие отношения. За что мне их ненавидеть? Они простые солдаты. Их призвали в армию, отдали приказ наступать, что им оставалось делать?.. А думаете, среди наших плохих не было? Нельзя всех по одной мерке мерять. Только, если бы мне сейчас предложили бесплатную путёвку в Германию, то я отказалась бы".


900 блокадных дней между надеждой и смертью. О настоящем в человеке и ненастоящем в людях.

Кошачий двор, звонить в дверь страшно

Договориться о встрече с Людмилой Николаевной Малиной удалось с трудом.
- Нет, я с журналистами больше не общаюсь, - заявила она и согласилась только при условии, что ничего не напечатают без её одобрения.
- Честное слово даете? Тогда приезжайте, - продиктовав адрес, положила трубку.
И вот двор растянувшегося, казалось, на километр дома. Приехав раньше, не решаюсь звонить в двери, за которыми придется спрашивать о самом больном. Сажусь на лавочку. Заметив меня, серый котяра, дремавший на дальней скамейке, снимается с места. Сначала устраивается рядом. Переминаясь с лапы на лапу, медленно забирается на колени. Просит тепла, поёт песню. Глажу его, а думаю только об одном: "А мы своего кота не съели"… Это слова из другого мира. Из блокадного ада. Из воспоминаний жительницы взятого в кольцо Ленинграда Марины Ткачевой, которую цитируют авторы "Блокадной книги" Даниил Гранин и Алесь Адамович.
В голодном Ленинграде люди ели землю, клей, порой даже, обезумев, доходили до самого страшного. Очень быстро в осажденном городе исчезли собаки, кошки, птицы. Зимой 41-го года температура здесь доходила до -40 градусов. В домах не было света, тепла, воды. За ней ходили на Неву, Фонтанку. Растапливали в ведрах снег. Минимальная норма хлеба - 125 граммов в день. Хлеба липкого и черного, на сорок процентов состоящего из опилок, примесей, обойной муки.
Да разве можно было выжить в таких условиях?.. Открывшая двери и приветливо улыбающаяся Людмила Николаевна одним только своим существованием говорит: "Можно". Как?.. На это она сама ответить не может.

Папины слезы

Наша героиня выбирает сама, что рассказывать. Осторожно заглядывая в прошлое, старается идти самыми безопасными для нее тропами, только всё равно едва начнет, как послышатся в голосе слезы, предупрежденные её же мгновенным: "Но ладно, об этом не буду".
Когда началась блокада, ей сравнялось без малого 12 лет. У неё была большая семья, от которой осталась лишь старшая сестра Лёля. Отец ушёл первым. Отдав все силы работе по обезвреживанию неразорвавшихся снарядов - ими был усеян весь город - он пришёл умирать домой.
"Николай, встань. Ну, встань", - просила его жена. Если бы он начал двигаться, может, сумел бы выжить. Но в измученном, съеденном переживаниями и голодом теле не было воли бороться.
Как плакал он, когда младшую дочь увозили непонятно куда. Людмила Николаевна на всю жизнь запомнила эти слезы. Таким его она видела в первый раз. Её тогда вместе со всей школой увозили в эвакуацию.
- Узнав об этом, папа прибежал на вокзал. Я так удивилась, что он плачет, - вспоминает наша героиня. Ей недолго пришлось пробыть в эвакуации. Не успев уехать далеко, учителя вернули детей домой – железнодорожные пути были уже перекрыты немцами.
Этот образ рыдающего мужчины – растерянного отца семейства, чью жизнь выворотила война – красноречивее многих.

Спасали картины, а не еду...


-
В самое тяжёлое время, в декабре 41-го, брата призвали в армию. Мама ходила к нему в казармы. Там было невыносимо холодно. Парнишка с нашего двора лежал на кровати застеленной клеенкой, у него, как и у многих в то время, был голодный понос. Он умирал, а помочь ему никто не мог. Мама тогда просила офицера позволить ей принести тому тёплое нижнее белье. Тот не разрешил, не положено, мол. Я, знаете, не могу понять этого. Ладно терпеть то, от чего никуда не деться, но здесь же можно было хотя бы облегчить страдания – надеть под галифе подштанники?..-
Дрожит голос Людмилы Николаевны. Так рядом и так далеко был брат, которого ей не довелось больше увидеть. До сих пор не понимает она, где мать брала силы. Ходить на работу, после которой тут же идти в очередь за хлебом. Не пускала Пелагея Филипповна девочек на улицу. Боялась. Помимо всего, их могли и съесть. Случаев людоедства было не мало. Отекшие, обезумевшие от голода люди искали жертв послабее.
А как осмыслить подвиг матери, раненной во время обстрела, которая шла по занесенному снегом Ленинграду в эти казармы к оторванному от неё сыну, которого через некоторое время отправили на фронт, откуда он не вернулся? Всему рассказу нашей героини будет сопутствовать образ Пелагеи Филипповны. Кроткий, жертвенный и святой. Она сгорит в доме во время пожара. Но прежде успеет устроить обеих дочерей на работу в военно-восстановительное управление автоотряда Метростроя. Благодаря этому, они выстоят. А ещё благодаря пищевым отходам, которые ей удавалось иной раз получить у служащих столовой в обмен на вещи. Картофельные очистки, мочевые пузыри — то, что раньше не дали бы есть собаке, теперь продлевало жизнь.
- Один раз мама мне дала кусочек жмыха. Я под одеялом долго облизывала, сосала его.
Я не понимаю, как выжила. Сама не могу сейчас представить, что такое голод, и как мы сумели тогда сохранить в себе человеческое
, - говорит Людмила Николаевна. В тему к этому, она припомнит, как перед блокадой помогала красить чердачные перекрытия специальной белой пастой.
Вы никогда не задумывались, почему Ленинград не выгорел в череде постоянных бомбежек? Из воспоминаний доктора технических наук И.Л. Эттингера можно узнать о том, как использовали невывезенный с Невского химкомбината суперфосфат. Его раствором обрабатывали деревянные перекрытия, которые после этого не загорались.
"За месяц огнезащитным составом покрыли 90 процентов чердачных перекрытий и деревянных строений, девятнадцать миллионов квадратных метров!- пишет учёный, подчеркивающий, что это успели сделать до того, как на Ленинград упала первая бомба.
Эрмитаж, Русский музей, Публичная библиотека…Их успели покрыть защитным слоем, а вот легендарные Бадаевские склады, в которых хранились запасы продовольствия, нет.
Как чудо воспринимается и то, что тринадцатилетняя девочка вовсю разбирала и чистила карбюраторы и бензонасосы, работая из последних сил ради Дороги жизни – единственной транспортной магистрали, проходящей через Ладожское озеро, по которой в город поступали продукты.
Пожалейте и не осудите
-
Мы были другими. Более приспособленными к жизни, чем сегодняшняя молодёжь. Осваивать целину я уезжала из Ленинграда, полная энтузиазма и веры в лучшее. А условия там страшные были. Половина прибывших унесла ноги оттуда после первого же года, нахлебавшись всего. Я как приехала, меня старшим поваром назначили в комсомольскую бригаду. Ох, это раньше всех встать надо было, постоянно топить углем плиту (при нестерпимой, непривычной жаре). Зато там судьбу свою нашла. Замуж вышла за коренного оренбуржца, с которым в 59-м году и приехала жить в Оренбург, - рассказывает Людмила Николаевна.
- Он шпана был. Его все боялись, а я нет. Как раз в книге одной прочла, что таких ребят перевоспитывать надо, ну и …
На вопрос: "Перевоспитали?» качает головой: - нет, скорее, он меня.
Куда бы ни заводил нас разговор, Людмила Николаевна ни разу никого не осудила. Ни знакомую женщину-блокадницу, которая ела собственных малышей и их же мясом кормила других своих детей. Ни немцев.
- Я стояла на Невском, когда проводили колонну с военнопленными. Обмороженные, вшивые, полубосые, грязные. Мне жалко их было. Понимаете, война – это совсем другие отношения. За что мне их ненавидеть? Они простые солдаты. Их призвали в армию, отдали приказ наступать, что им оставалось делать?.. А думаете, среди наших плохих не было? Нельзя всех по одной мерке мерять. Только, если бы мне сейчас предложили бесплатную путёвку в Германию, то я отказалась бы.

Ребята, пожалуйста!


Оборонявшая Ленинград, в котором продержалась все 900 блокадных дней. Шесть лет отдавшая освоению целины Людмила Малина только об одном просит молодых людей:
- Вы берегите семьи. Мы бы не выжили, если бы не были дружными и не заботились друг о друге. Смотрю на сегодняшних детей и думаю, что если, не дай Бог, что-то случится, на нынешних Ванечек надежды мало.
Ещё не гонитесь за большими деньгами, они не дают счастья и не помогают в беде.


2014
г. Оренбург

#блокада ленинграда
#воспоминания

#реальные истории
#дети блокады #великая отечественная война
#Оренбург