Писатель В. Астафьев поднимает проблему проявления заботы в послевоенные годы.
Автор-рассказчик – фронтовик - пишет о том, как отстал от поезда, а дежурный ему помог. В диалоге автор использует специальную лексику, отражающую уважительное и заботливое отношение к человеку, который до сих пор соблюдает дисциплину, – «орел», «фронтовик-страдалец». Потом дежурный успокоил его и определил на ночевку, предложил отсыпаться и сказал, что если тот надумает гулять по городу, то часовой пропустит. Такое поведение явно говорит о проявленной к солдату заботе.
Еще одним доказательством в раскрытии проблемы является встреча автора-рассказчика с двумя девочками. Это были детишки, пережившие войну. После не покидающих его тяжелых военных воспоминаний рассказчику понравились эти девочки. Дети угостили военного ягодами, а потом одна, наклонившись к нему, сказала, чтобы он не грустил, ведь война уже кончилась. Младшее поколение видело, в каком до сих пор напряженном состоянии находился военный человек. Добрый, утешительный детский совет подействовал на него благотворно.
Оба примера дополняют друг друга и подтверждают мысль писателя о том, что сочувствие и заботливое отношение сохранились в советских людях, которые прошли через физический и нравственный ад.
Чтобы почувствовать отношение автора-рассказчика к происходящим с ним событиям, нужно обратить внимание на его внутреннее состояние. Ведь фронтовик считал, что он нарушил дисциплину, отстав от поезда. Он не ожидал такого сочувственного понимания со стороны дежурного. А когда девочки, как мудрые, рассудительные взрослые, сказали ему добрые слова об окончании войны, мужчина был несказанно рад такому человечному проявлению в обстановке мирной тишины.
Доказывая свое согласие с авторскими мыслями, приведу пример о том, как Андрей Соколов, главный герой рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека», не оставил в беде мальчика-сироту Ванюшку: стал заботиться о нем, нежно полюбил его. Таким образом, за годы войны и военные, и гражданские люди не растеряли добрых качеств: заботливости и доброжелательности.
Итак, пройдя через военные испытания, советский народ сохранил в себе человечное отношение к окружающим. Люди той поры заслуживают огромного уважения потомков не только за их героизм, но и за сохранение важного во все времена человеческого качества – заботливости.
ТЕКСТ
— Куда ты прёшь? — кричал дежурный по комендатуре города Винницы на сержанта в хромовых сапогах и с портупеей и одновременно отстранял его от барьера, стеной ставшего между властью и посетителем.
Я отошёл от барьера в угол и сел. Надоели. Всё надоело. Чёрт меня дёрнул отстать от эшелона в этой Виннице!
Нас, шестьдесят нестроевиков, ехало куда-то или в Никополь, или в Джамбул, на какую-то работу. Никто нам толком ничего не рассказал, паёк на станциях мы добывали с боем. На земле наступила большая неразбериха, и на кого обижаться, невозможно было понять. Военные отвоевались и ехали по домам как придётся: на крышах вагонов, на машинах, в спецэшелонах, на лошадях. Доконали солдаты врага и норовили как можно скорее попасть домой. И это было сейчас для всех главным.
Шел август. А День Победы я встретил на госпитальной койке. Но до сих пор мне снился фронт, до сих пор меня всё ещё мотало, вертело огромным колесом, и война для меня никак не кончалась, и пружины, нажатые до отказа там, внутри, никак не разжимались.
— Ты видишь, в углу солдат сидит? — услышал я голос дежурного и не сразу понял, что это обо мне. А когда понял, вскочил и такую выправку дал, что медали звякнули и разом испуганно замерли.
— Орёл! — восхитился мной дежурный. Я ел его глазами.
— Час сидит, другой сидит и ни мур-мур! — продолжал хвалить меня дежурный. А почему? Потому, что дисциплину знает, потому, что доподлинный фронтовик-страдалец. И он сидит и череду ждёт, хотя у него вся грудь в заслугах, а у тебя всего одна медалишка, и ту небось на тушёнку выменял. Вольно, солдат! — скомандовал мне дежурный.
— Сколько ранений?
— Четыре, товарищ лейтенант!
— Отстал от эшелона? — уверенным тоном всевидящего и всезнающего человека спросил дежурный.
— Отстал, — упавшим голосом подтвердил я. Я был твёрдо уверен, что надвигается буря и что буду я кинут в общую массу, как и все прочие разгильдяи, раньше времени освободившие себя от оков военной дисциплины.
Дежурный лейтенант определил меня ночевать в комендатуре и на прощание сказал:
— Отсыпайся, солдат, завтра или послезавтра отошлём тебя на пересыльный пункт. Эшелон всё равно тебе уже не догнать.
Он подумал и прибавил:
— Захочешь побродить, иди гуляй, скажешь часовому — я велел пропускать. Ну, будь здоров, вояка.
Я поел на кухне каши, взял в комнате у патрулей толстую книгу «Кобзарь», вышел в ближайший скверик, лег на траву и стал читать:
Ревёт и стонет Днепр широкий!
Днепр широкий. Ветер сердитый. Как это всё знакомо. Как это все еще близко. Закроешь глаза, и вот оно, продырявленное висячими фонарями чёрное небо, и внизу распоротая очередями трассирующих пуль чёрная вода, и крики, крики, крики.
Десятки тысяч людей кричали разом. Им надо было добраться до другого берега, а плавать умели не все, и добирались совсем немногие…
Широкий, очень широкий Днепр, особенно когда переплываешь его под пулями и минами, в одежде и с автоматом. Нет тогда на свете шире реки! Не переплыли эту реку, в ночи кажущуюся без берегов, мои друзья. Мы вместе росли, вместе учились. И чьих только друзей нет в этой реке! Кипит вода от пуль, кровью оплывают фонари в небе, и гудят, гудят самолёты.
Когда же они перестанут гудеть? Когда перестанут выть? Ведь должна же, должна когда-то заглохнуть война в сердце, раз она замолкла на земле!
Я смотрю на двух девочек, играющих неподалёку на лужайке возле повреждённого клёна. Девочки в беленьких платьишках, обе черноглазые и в веснушках. Должно быть, сестрёнки. В руках у девочек по пакетику с вишнями. Они достают по ягодке за тоненький стебелёк и губами срывают тёмные, поблёскивающие на солнце вишни. Розовеют их худенькие мордашки.
Девочки наклонились друг к другу, о чём-то пошептались и взглянули на меня.
— Дяденька, покушайте вишен. – И ко мне протягиваются сразу два пакета, сделанные из листочков ученических тетрадок.
— Вишня? — переспрашиваю я и сажусь на траву.
— Ну что ж, с удовольствием.
Я беру у них один пакетик и вдруг ловлю себя на том, что мне очень хочется им что-нибудь подарить. Но у меня нет ничего. Совсем никакой безделушки. Тогда я прижимаю их к себе и целую в худенькие, кислые от вишнёвого сока щёки и говорю чуть слышно: — Спасибо вам!
Они, видимо, что-то уловили в моём голосе. Одна из сестрёнок припала к моему уху и требовательно попросила:
— Не надо грустить, дяденька, война-то кончилась.
Они упорхнули от меня и снова стали играть под изуродованным клёном. (По В. Астафьеву)
У нас есть интересные тесты на канале Знать мир на пять. Проверяйте знания, постигайте новое, не останавливайтесь на достигнутом. Ведь мир безграничен и полон загадок и любит тех, кто стремится постичь неизвестное!
Тематика тестов:
Кто такой?
Что такое?
Разные темы
Литература
Русский язык
Ударение
Фразеологизмы
Автор мысли
Страны мира
География России
Женщины мира
О любви
Жизнь замечательных людей
Лишнее слово
Лишняя картинка
Животные
Овощи. Фрукты. Ягоды
Символы. Знаки
Танцы
Цветы
Пословицы
Загадки
