От леденцов не толстеют, подумал Лагашкин, закладывая в рот конфету. Покрепче угнездившись на ветвях, он грустно смотрел на валяющийся под деревом секатор – спускаться за ним было лень.
– Привет, говорю. Или ты глухой? – прозвучал женский голос.
Значит всё-таки не послышалось.
Лагашкин не ответил, он неспешно посасывал монпансье. Интересно, как он выглядит в глазах этой… девицы? Повернувшись на голос, он разглядывал соседний участок через почти облетевшие ветки.
Её стройность и точёное, бледное лицо не портили даже телогрейка, кислая мина и дымящаяся в пальцах сигарета. А может именно это её и украшало.
Наличие соседей, да ещё таких было для Лагашкина неожиданностью – этот дом пустовал лет семь, с тех пор как померла баба Валя.
– И вам доброго дня, милая сударыня, – произнёс он наконец и, пытаясь устроиться для светской беседы поудобнее, рухнул вниз.
Так и не сумев посмотреть глазами соседки на самого себя, теперь он лежал на холодной осенней земле среди яблок; ныл голеностоп, в ушибленном боку кололо, а глаза упёрлись в валяющийся тут же возле дерева баскетбольный мяч.
***
Лагашкин с детства любил баскетбол и даже подавал надежды.
Физкультурника звали Петрович, у него был золотой зуб и лысина. Он почитал весь спорт, который показывало советское телевидение, и особенно обожал комментаторов. В те годы Котэ Махарадзе, неудержимый в театральном своём таланте, распираемый яростным темпераментом, восклицал с соответствующим акцентом: "Мячъ попадаэт в брэвно!" и "Защитник встаёт с нападающего с чувством выполненного долга". А физкультурник Петрович подмечал и менее заметные, но исключительно меткие штучки грузинского острослова и применял их в своей нехитрой педагогике. Для каждого ученика у него находился эпитет: "Дивов, ну ты… мешок с…", окончание фразы бормотал неразборчиво; "Алкаева, танцулька-грицацулька ты!"; и чисто Махардзевская инверсия – "А, хрустальный он…", и варианты: бумажный, картонный.
Так он говорил о Лагашкине, подчёркивая перед невидимыми зрителями некоторую слабохарактерность подопечного. Тот бурчал в ответ: "Баскетбол – игра неконтактная", но Петрович лишь махал рукой: "Картонный. Картонный он…".
***
– Как же ты надоел… – пробормотал, лёжа на земле, Лагашкин вслед воспоминанию.
Соседка вяло поинтересовалась:
– Эй, верхолаз, ты живой?
– Да непонятно как-то… – просипел Лагашкин через забор. – А вас как зовут, барышня?
– Катя я, – ответили оттуда. – А барышней и сударыней в семнадцатом году отменили. И выкать прекращай. Не люблю.
– Понял, не дурак, – пробормотал Лагашкин и добавил погромче: – Павел.
– Да я в курсе, – ответила "не барышня".
Павел удивился и подумал, что от леденцов наверное всё-таки толстеют. И падают с деревьев.
***
Петрович из школы ушёл, его заменила интеллигентная Наталья Владимировна, но ярлык, выданный прежним физкультурником, прицепился к Лагашкину намертво.
Вися мешком на турнике, не дотягивая девяти (из десяти) подтягиваний до норматива, он смотрел на себя глазами одноклассников – "Картонный он" брюзжал в голове голос Петровича, и Павел, дёргаясь селёдкой, доставал подбородком до перекладины ещё разок.
Залезали с друзьями в чужой микрорайон, и их прихватывали за шкирманы мальчики постарше и погопотистее, а Лагашкин, выскальзывая из вражеских лап, останавливался, глядя на пленённого Гришаню всего в слезах, и в голову Павла явственно вплывало: Картонный он. Он подбирал палку и шёл с озверелым лицом на изумлённых душегубов.
***
Он всё лежал и думал, что физкультурник здорово ему поднагадил. Всю жизнь Лагашкин переламывал себя, по любому поводу слыша в голове заклинание "Картонный он", и поступал как правильно. Чтобы не быть картонным. Своим слабохарактерным желаниями вопреки.
Набрать форму и подкачаться? Пожалуйста. Преодолеть робость и подкатить к девчонке – конечно! А то раздастся в башке физкультурничий набат: "Карт…". Тьфу!
В институте, само собой, грыз землю, а не только гранит – так, чтоб одни пятёрки; вписывался во все движухи: научные, студенческие или турклубные, всюду Лагашкин на коне. Иначе долбодятел в голове проткнёт дыру. Спорт, друзья, карьера, женитьба и развод (алиментов, да побольше, он ведь не слабак) – везде Лагашкин ломал себя поперёк, переползая через собственное "я".
Молва, конечно, твердила: "Пашка – человек!". Приводили друг другу в пример. И лишь втихаря иногда прорывалось: не человек – робот.
А он сгорал. Воспитывал и тренировал себя, но прививки от своей истинной натуры так и не заимел. Он так и не привык быть сильным. И к сорока годам он заткнул своего внутреннего Петровича. Разразился на работе ультиматумом (а всё ж таки главинженер в немаленькой конторе; с авторитетом и положением: и контракт выбьет, и работников поддержит, и хитроумное решение предложит) – ничего не знаю, у меня отпусков на год вперёд, нет меня. И, приглушив Петровича, укрылся на даче.
Дом у Павла был сборная солянка: ещё прадед из деревни перевёз по брёвнышку настоящую избу, дед достроил комнатку и стеклённую веранду, вырыл погреб и надставил чердак. Наследную дачу каток всёперемалывающего Лагашкина обошёл стороной, изойдя мощью на загородный дом для бывшей на Истре.
Отрубив телефон, чистил сад, подрезал ветки, латал дом. К сараю прибил щит и кольцо – кидал мяч. Вечерами слушал радио, топил печь и читал старые журналы. На щеках Лагашкина появился румянец и щетина. По утрам он слушал тишину, сидя на ступеньках крыльца, и смотрел в огромное небо.
А теперь вот соседка.
– Катя, вы замужем?
"Картонный он" начал клевать мозг: познакомься, тук-тук; классная же девчуля; она одна, ты один, давай-давай. Не будь как…
Лагашкину хотелось к яблоням, к одиночеству и тишине. И сдаваться запросто так он не собирался.
В заборе, сдвинув секретную доску (знает?!), появилась голова. Та самая, с точёным профилем и кислой миной.
– С дуба рухнул? – сказала голова.
– С яблони. Антоновской.
– Повредился?
– Немного. Вот тут, и тут, – Павел показал где.
– Лагашкин, ты меня не узнаёшь? – Она пролезла в неширокую щель и предстала перед лежащим соседом.
А он изо всех сил старался остаться картонным, податливым обстоятельствам, плывущим по течению, нюней и рохлей. Дайте, кричал немо Лагашкин, дайте мне побыть размазнёй!
Он переместил себя к стволу яблони, привалился спиной, сцепив пальцы на животе. Прищурился.
– Катерина? – И всем видом изобразил себя Рудика из "Москвы со слезами".
– Очень смешно, – скривилась она, распознав шутку. – А так? – она свела русые волосы в два хвостика и растопырила их в стороны.
И Лагашкин узнал.
– Катька-дрыщ!
Она сморщила нос.
– Не хами.
Павел ковырялся в памяти:
– Сколько же лет…
– Если будешь вычислять вслух, обижусь.
Сердце Лагашкина забухало, казалось, вслух. И он сам не заметил, как голос Петровича вновь стих. Его вытеснило изумление: Ничего себе. Как у них (женщин) это так получается? Была девочка, раз! Стала женщина.
– А я ведь втрескалась тогда в тебя без ума. – Катя закурила.
Лагашкин не то, чтобы поперхнулся, но в горле что-то стало комом.
– Так ты ж пигалица была!
– Слушай, ты прекрати обзываться. – Брови Кати взлетели вверх. Изящные, ухоженные, породистые такие брови.
– Куришь многовато
– Тебя забыла спросить.
– Я и говорю. – Он подумал, пошевелил пальцами. – Но ты ж и правда ребёнком совсем была, а я уж здоровый лоб… Какая разница у нас с тобой?
– Десяток.
– А выглядишь ты…
Она показала кулак. Тоже очень изящный.
– Детская травма, выходит? – поинтересовался Лагашкин.
Она задумчиво выдула дым в сторону Павла и пожала плечами.
– А помнишь, ты меня на рыбалку взял?
Он улыбнулся, покачал головой.
– Шутил вот также... Сказал, доедай червей и пошли. А когда назад ехали, я на багажнике сидела и щекотала тебя.
Лагашкин физически ощутил щекотку и понял, что его уносит на неведомых каких-то прежде волнах в море нездешнего уюта и добра. Он не помнил все эти "…грибы. Я заблудилась, а ты…", "На пруд ходили, ты притащил камеру от БЕЛАЗА, что ли, не знаю… огромная такая…", но глупо улыбался и верил…
Где же ты была раньше, моя юная К?..
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
Выходи за меня, собрался сказать Павел. И да, Петрович со своим нелепым ярлыком был могильно тих и не рыпался. Лагашкин придумал предложение сам.
Открыл рот, но Катя его опередила:
– Ты, Лагашкин, можно сказать, мне жизнь поломал.
Павел захлопнул рот и замельтешил ногами по скользкой земле – захотел встать.
Она улыбнулась, качнула головой:
– Переполошился. – Ухмыльнулась и подошла к куче золы – Павел тут жёг хворост. – Шучу! – Затянулась последний раз и выкинула бычок. – Ладно, пойду я.
И пошла.
– Аа… – Павел неопределённо помотал в воздухе рукой. – Чего заходила? – выдавил из себя сипло.
– Заходила-то? – Она обернулась. – Участок продаю. Попрощаться зашла.
И в голову Лагашкина ворвалось гортанным галопом, тыгыдым-тыгыдым: "Картонный он, картонный он". Павел поднял с земли секатор и полез обратно на дерево.
Автор: Андрей Ваон
Источник: https://litclubbs.ru/duel/682-vnutrennii-petrovich.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#картонный #внутри #деревня #дача #участок #воспоминания #детство
