В моем детском лексиконе рыбка хамса была гамзой – так её называла бабушка. Целая плита этой рыбы регулярно появлялась на прилавке нашего сельского магазина рядом с весами: удобнее продавщице - каждый раз не бегать за ней в подсобку. Была она копчено-вяленая и интересного золотистого-чёрного цвета, брали её, как я понял, для домашних животных. Дома вoнь от этой рыбы разносилась специфическая, когда «гамзу» запаривали для поросят. Только несколько раз я видел, как её ели люди. Это когда мужики брали себе без очереди (в стародавние времена именно такое правило было!) четвертинку для быстрого «фуршета», а на закуску продавщица тётя Маруся разрешала им отщипнуть от плиты несколько рыбок.
И вот бабушка моя заходит в дом, озадачивая домашних своим неожиданно весёлым настроением. И с порога делится:
- Машка-то – совсем с ума сошла! Я от неё сейчас. Прихожу, она сидит за столом и ест гамзу с чёрным хлебом. Не ест даже – трескает, с аппетитом! Я глазам сначала не поверила, а она мне ещё: «Присоединяйся давай, поешь со мной. Знаешь, как вкусно!» Меня воротит смотреть, как она ест, а она еще и предлагает…
Очень быстро, правда, бабушка вдруг посерьезнела и вернулась в своё грустное состояние:
- У неё ведь всё вку-усно, не первый раз такое. Намаялась в блокаду-то, садель вон какую пережила… - сочувствие у бабушки, когда-то получившей похоронку на сына, было развито очень сильно.
Так я узнал, что рядом живёт человек, переживший блокаду фашистами Ленинграда во время Великой Отечественной войны.
И не утерпел, конечно. При первой же возможности начал выпытывать у бабы Маши Жарковой подробности тех жутких для жителей Ленинграда 872 дней 1941-44 годов, о которых к тому времени прочитал немало в книгах и газетных статьях.
То ли закваска в тех людях, переживших войну, такая, то ли события закалили их характер – не получилось «интервью» с этой бабушкой! Точно так же, как бесполезно было вызвать на «душещипательный» разговор фронтовиков, когда в школе давали такое задание. К тому времени я знал уже, что мой двоюродный дядя Иван Степанович Крюченков принимал участие в боях, когда брали остров Гогланд – тоже часть операций по освобождению Ленинграда от блокады. И что он мне рассказал?!
- Сидим в окопах, мы в своих, немцы – в своих. Между нами речка замерзшая. Затишье. И вдруг по льду побежал заяц. Как начали палить по нему с обеих сторон! Ну, и я к пулемету. Только нажал гашетку, еще не целился – заяц и рухнул. Вот сомнения и взяли. Проверил – точно! С завода непристрелянное оружие – новый пулемёт мне прислали…
В общем, с его слов, не война, а «Зарница» какая-то. А другой собеседник?!
- Александр Иванович, а что, всё-таки, в войне самое тяжелое было?
- Было такое - тяжелое. Ночью в атаку, я к автомату – а его нет! Лейтенант кричит «бегом, потом разберёмся!», а после боя выдает мне другой автомат. Так и нервничал я до конца войны – как сдавать-то с не моим номером? Объяснительную потом писал, как тот лейтенант советовал: мол, в спешке перепутали с товарищем… Поверили, успокоился…
Вот и баба Маша: что ни скажешь – «да, да, всё так», от самой же никаких подробностей, которыми собеседника мелкого надо бы пошокировать своим тяжёлым прошлым. И вроде не скажешь, что война чувства все выжгла у них: такие же, как все: жизнерадостные, кто с юмором, кто болтун несусветный. Но: о чем угодно, только не о войне.
Только я дневник Тани Савичевой видел своими глазами на Пискаревском кладбище. Давным-давно, еще в юности – и душу щемило от этих листочков.
А еще к нам на завод не так давно зашла женщина, приехала она издалека. Сидела в отделе кадров – и плакала. Их с младшим братом вместе с другими голодными истощенными детьми в те дни войны привезли в это старинное здание, оно тогда было детским домом. Всё вспоминала, каким было паломничество со стороны местных жителей: все, увидев их, доходяг, несли и несли продукты - кто что мог. Придя в себя, дети, как могли, отблагодарили за это: трудились, устраивали концерты… «Жалко, что братик так и не отошёл от истощения: умер вскоре после приезда. Ничем ему не смогли уже помочь врачи. Сделала я ему из листьев фикуса венок, и схоронили на местном кладбище…»
Авторство фото: Pages of a diary written by Tanya (in the public domain because Tanya did not work during the War), photocopy and page order produce a new copyright. Photo of Tanya (in the upper right corner) is also in the public domain (see the appropriate picture) - from world-war.ru, Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=111392