- Сегодня, говорит он мне.
Я так опешиваю, что даже не спрашиваю, что сегодня, почему сегодня, и кто он вообще такой, я его первый раз вижу, - он не дает мне опомниться, он тащит меня куда-то в сторону берега, я покорно тащусь в сторону берега, хотя не жду ничего хорошего от этого берега, с детства знаю, что от берега ничего хорошего ждать не приходится.
- Здесь... здесь...
Я даже не спрашиваю, что здесь, - здесь так здесь, хоть здесь, хоть там, хоть где...
- Никто не знает... понимаете, никто не знает! Только я...
Киваю, не знает, так не знает, только он, так только он, иду за ним, еще сам не понимаю, зачем...
- Луна, понимаете... луна!
Киваю, да-да, конечно, луна, полнолуние сегодня, так отчего бы не быть луне.
- Отлив... суша выходит на сушу...
Понимаю, что мне достался один из этих, которые сейчас в изобилии собрались на берегах нашего острова, ждут, когда схлынут волны, освободят подводные пустоши, и можно будет идти вязнуть в глубоких песках, вытаскивать из песка драгоценности, погребенные временем, торопливо прислушиваться, не подходит ли волна, готовая захлестнуть всех и вся. Думаю, сколько таких пропадает из года в год, засосанные песком. Понимаю, что даже думать об этом не хочу.
- Здесь... вот здесь... – он ведет меня какими-то немыслимыми закоулками, холмами между скал, по почти невидимым тропинкам вниз, вниз, вниз, в лабиринты камней возле берега. Чувствую, как песок под ногами становится влажным, вязким, понимаю, что мы уже спускаемся на сушу, которая вышла на сушу, что каких-то несколько минут назад здесь были шумящие волны...
- Скорее же... скорее, пока не вернулось море! – он торопится, он подгоняет меня, шустрый, нервный, тощий, он удивительно ловко шныряет по пескам, у меня так в жизни не получилось бы. Не выдерживаю, спрашиваю наконец:
- А... а что мы ищем?
Тут же сам чувствую нелепость своего вопроса, и правда, откуда нам знать, что мы найдем в глубине моря, которое ненадолго перестало быть морем.
- Да Холл же, Холл!
- Холл? Зал?
- Да нет же, Холл! Ну, вы понимаете... то Винтер-Холл, Атум-Холл, Сноу-Холл, Найт-Холл... А то просто Холл.
- А, вот оно что... – делаю вид, что понимаю, хотя ничего не понимаю, - просто Холл...
- Вы понимаете, сколько веков он был там... на дне моря?
- М-м-много веков.
- Да какие там много веков, если его двадцать лет назад построили?
- А-а-а... н-ну тогда... совсем немного.
- Вот то-то же, а то вы – много, много веков... Да вы хоть знаете, какие несметные сокровища там хранятся?
- Да, конечно...
- Что – да, конечно? Что – да, конечно? – вспыхивает мой странный попутчик, - вы-то откуда можете знать, что там, если вы там никогда не были? или... или вы что-то замышляете?
- Что вы, вовсе я ничего не замышляю...
- Да как это вы не замышляете, когда со мной пошли? Ясно же, что замышляете...
Понимаю, что лучше не спорить, если вообще можно не спорить с этим странным черт пойми кем. Покорно иду за ним к причудливому особняку, который возвышается на горизонте, утопающий в песке, обрушенный с одного бока, отчего вся постройка кажется немыслимой, сюрреалистичной, и непонятно, наяву это или во сне.
Смотрю, как мой странный попутчик безошибочно находит дверь, засыпанную песком и укрытую водорослями, как он пытается проникнуть в дверь, которую невозможно открыть, наконец, спохватывается, что можно просочиться в дом через обрушенную стену. Догадываюсь, уж на это-то я имею право, догадаться:
- Вы... живете в этом доме?
Он прожигает меня взглядом. Насквозь.
- Жил в этом доме, вы хотели сказать? Ну, жил, конечно же, мой холл, мой драгоценный холл... Ну, пойдемте же, пойдемте, нас ждут несметные сокровища... – поворачивается, строго смотрит на меня, - вам не более десяти процентов... согласны?
Пожимаю плечами, понимаю, что не очень-то имею право претендовать вообще хоть на что-нибудь. Вхожу в то, что когда-то было шикарным особняком, изумленно ахаю – даже под слоем песка и водорослей меня поражает богатое убранство Холла, который просто Холл. Я даже не могу сразу разобрать, что именно я вижу, то ли изящные музыкальные инструменты, то ли не менее изящные предметы мебели, на которых можно сидеть, лежать, расставлять шахматы долгими зимними вечерами...
- Чш, чш, куда это вы?
Вздрагиваю от его голоса, ну что такое, куда меня опять понесло, куда нельзя было нести, что я за человек такой, ничего мне нельзя доверить...
- А...
- ...и даже не вздумайте заходить в подвал, слышите?
- А там... опасно, да?
- Нет, не то, чтобы опасно, просто... гхм... просто не вздумайте заходит в подвал.
Понимаю. Не вздумываю. Не захожу. Понимаю, что сделаю все, что он скажет, что этих десяти процентов мне хватит, чтобы жить безбедно еще оставшихся жизней, даром, что жизнь у меня всего одна.
- Ну что вы стоите, что вы стоите-то, давайте, давайте, собирайте все, я что, один, что ли, на собственном горбу все это вытаскивать должен? – он в гневе набрасывается на меня, понимаю, что опять я все сделал не так.
- Да... да... сию минуту... именно это я и хотел сделать...
- Что значит, - хотели? Что значит – хотели? А кто это вам разрешил хозяйничать в чужом доме, позвольте узнать?
- Что вы... что вы... ни в коем случае...
Понимает, что окончательно запутал меня, торжествующе смотрит на меня взглядом победителя:
- Ну, то-то же... Ладно, пойдемте в подвал.
Не выдерживаю:
- Вы же сами сказали, что в подвал нельзя...
- Когда это я такое сказал, никогда я такого не говорил, что вы несете в самом-то деле?
- Простите...
- Ну, вы еще долго тут стоять будете, или все-таки соизволите за мной в подвал пойти? Или подождем, пока снова море нахлынет?
Покорно спускаюсь за ним в черные глубины подвала, пропахшие затхлостью, сыростью, и еще чем-то таким, что я назвал бы запахом смерти, хотя какая тут смерть, откуда тут смерть, хотя почему бы и нет. Хлипкая лестница шатается и поскрипывает, норовит поставить подножку, темнота скалит зубы, извивается изогнутыми ребрами...
...стоп...
...это еще что за черт...
Не понимаю, не верю себе, почему я вижу истлевшие кости под лестницей, это сон, этого быть не может, это наваждение какое-то – как и весь этот полурассыпавшийся Холл, который просто Холл, построенный на суше, которая никогда не была сушей...
- Это... это...
- ...не обращайте внимания... Давайте... вон в углу сундук стоит, тащите его сюда...
- Не... не получается...
- Да что с вами такое, что за молодежь пошла, кожа да кости, себя-то еще хоть поднять можешь, или тебя самого на ручках носить надо?
Покорно иду к сундуку, все-таки не выдерживаю, все-таки спрашиваю:
- А... а там...
- Да не бойтесь, да не кинется он на вас, мертвый же...
- А... а кто это?
- Ой, честно, не знаю...
- ...зато я знаю.
- Да?
- Да.
- И... и кто же это? – он первый раз смотрит на меня как следует.
- Ваш брат.
- Но у меня никогда...
- ...у вас был брат... которого вы заперли здесь, когда начался прилив... и дом этот, кстати, никогда не был вашим, отец завещал особняк младшему брату, который подавал большие надежды в отличие от непутевого старшего...
- Вы... откуда вы... – он отступает от меня вверх по лестнице, выше, выше, я уже понимаю, что он собирается сделать – стремительно захлопнуть люк чердака, и я еще слышу лязг замка – сквозь шум подступающей воды, ближе, ближе, потоки волн, океан, который возвращается. Я просачиваюсь сквозь пол вместе с волнами, я плыву в волнах, чтобы еще успеть увидеть, как он убегает, вязнет в песке, глубже, глубже, как волны захлестывают его с головой, нет, не волны – я сам становлюсь волной, я зажимаю ему рот и нос, не даю выбраться, он хватается за меня, не сразу понимает, что хватает пустоту...