Охотник на людей прибыл в город ближе к вечеру – и слухи о нем моментально разлетелись по всему городку. Ну еще бы, не каждый день такое бывает, если вообще бывает, вот представьте себе – ни с того ни с сего приехал в город охотник на людей.
Охотник на людей приехал на... да ни на чем, просто приехал, вот это странно, что ни на чем, хоть бы на лошади, что ли, или в экипаже, или на велосипеде, даром, что у нас еще не изобрели никаких велосипедов, а тут нате вам – просто приехал. Расположился в таверне «Кот и Скрипка» - потому что где же еще, у нас больше и расположиться-то негде. Сидел у окошка, попивал кофе, поглядывал на редких посетителей, перекидывался парой-тройкой слов с завсегдатаями, а не видели ли вы здесь людей – завсегдатаи отнекивались, открещивались, да как можно, да быть того не может, да вы что.
Ночью домой не вернулся сын кузнеца – поговаривали, что с ним расправился охотник на людей, потому что – кто бы мог подумать – сын кузнеца оказался самым что ни на есть человеком. Город снова наполнился слухами, слухами, слухами, а вы слышали, вы слышали, сын-то кузнеца, кузнеца-то сын, а вы слышали, да? Он-то... да-да, представляете, вот так вот, да мы сами в жизни бы не поверили, если бы не вот так, да...
Наутро охотник на людей снова вышел на улицу – чтобы застрелить в упор дочь пекаря, и когда дочь пекаря упала навзничь, мы увидели, что из простреленного горла течет кровь, - а значит, дочь пекаря тоже была человеком.
По городку снова побежали слухи, слухи, слухи, поскакали по крышам, просочились в окна, в двери, в дома, попрятались на чердаках, зашептались, зашушукались, а вы слыш-шали, вы слыш-шали, охотник-то... охотник... да-да-да... а дочь пекаря-то, дочь пекаря... да-да... вот так...
Вечером охотник на людей снова сидел в таверне, пил кофе, поглядывал на редких посетителей, перекидывался парой-тройкой слов с завсегдатаями, не видели ли вы здесь людей – завсегдатаи хмурились, пожимали плечами, все может быть, может, так, а может, эдак, а может, и еще как-то, кто его знает. В таверну «Кот и Скрипка» захаживали люди, осторожно подсаживались за столики возле окна, где сидел охотник, осторожно спрашивали странного гостя, а вы у нас надолго, а не надо ли вам чего, а то если что, мы принесем, вы только скажите, а не желаете ли отужинать у нас, если что, мы приглашаем, у нас сегодня сентябрь, запеченный в соусе из четвергов...
На следующее утро жене пастора показалось, что с её супругом что-то не так, и почтенная старушка наведалась в таверну поговорить с охотником. Охотник благосклонно выслушал почтенную даму и тем же утром застрелил пастора, а заодно и его супругу – они оба оказались людьми.
По городу поползли слухи, слухи, слухи, побежали по крышам, поскакали по чердакам, вы слышали, слышали, что делается-то, что делается, пастор-то... а жена пастора-то... вы слышали...
- Пап, а если я окажусь человеком?
Это спросил Дэнни, когда я укладывал его спать, вот так, ни с того, ни с сего, в лоб, - а что, если...
Ну что ты такое несешь вообще, каким еще человеком, глупостей не говори...
- Не пап, ну а если?
Ну что ты говоришь такое, быть такого не может...
Я отвечал, сам не верил в то, что отвечаю, как будто старался успокоить не столько Дэнни, сколько самого себя. И я даже не удивился, когда на утро следующего дня увидел своего сына, стоящего на заднем дворе, бледного, как будто обескрoвленного, а охотник на людей целился в него из своего карабина...
Сам не помню, как схватил свой собственный карабин, как ударил охотника прикладом – странно, что не выстрелил, только ударил прикладом, сбил с ног, схватил Дэнни за руку и потащил в дом, скорее, скорее, дрожащими руками закрывал дверь на несколько засовов. Дальше тоже не помню, как собирались всем городком, выискивали затаившегося где-то охотника на людей (в таверне «Кот и Скрипка», разумеется, где же еще?) – как стреляли навылет, навзрыд, навзничь, настежь, как торопливо зарывали что-то на опушке леса, зачем-то вбивали осиновый кол, сами не знали, зачем. Расходились, старались не смотреть друг другу в глаза, вечером ложились спать, тайком друг от друга кололи себе руки иголками, надеясь не увидеть крoвь – видели красные бусинки, поспешно отворачивались, говорили себе, что этого не было, не было, что вы, что вы...
Через пару дней в нескольких домах попробовали испечь хлеб – по слухам, его едят люди...