Бриллиантовая рука. СССР, 1969. Режиссёр Леонид Гайдай. Сценаристы: Морис Слободской, Яков Костюковский и Леонид Гайдай. Оператор Игорь Черных. Актеры: Юрий Никулин, Андрей Миронов, Нина Гребешкова, Анатолий Папанов, Станислав Чекан, Нонна Мордюкова, Светлана Светличная и др. 76,7 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссёр Леонид Гайдай (1923–1993) поставил 17 игровых полнометражных фильмов, 12 из которых ("Бриллиантовая рука", "Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика", "Операция "Ы" и другие приключения Шурика", "Иван Васильевич меняет профессию", "Спортлото–82", "Не может быть!", "Двенадцать стульев", "За спичками", "Совершенно серьёзно" (альманах, режиссеры других новелл – Э. Рязанов, Н. Трахтенберг, Э. Змойро, В. Семаков), "Деловые люди", "Опасно для жизни!", "Частный детектив, или Операция «Кооперация»") вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
Как оценивала «Бриллиантовую руку» советская пресса?
Читаем рецензию киноведа Марка Зака (1929-2011) из архива журнала «Искусство кино»:
«Сценарий оканчивался так: «Сеня, я тебе хотела сказать... Кажется, у нас будет... ребенок». Этим тихим и смущенным признанием разрешалась «детективно-эксцентрическая» комедия «Бриллиантовая рука».
В фильме такой реплики нет. А жаль. И не потому, что после всего увиденного хочется чего-то негромкого. Просто это было бы в интересах самих авторов и замысла.
Взять обычного человека и с головой погрузить его в стихию необычного — этот комедийный прием не нов, но подобно реплике «у нас будет...» не стареет. Мы уже начинаем привыкать к тому, что знакомые истины обновляются в фильмах Л. Гайдая. Столкновение рядового персонажа и эксцентрических ситуаций обещает...
Сценарий был написан на Ю. Никулина, который в то время находился в гастрольной поездке за океаном, исполняя свою основную роль — клоуна на арене цирка. Решено было пожертвовать Бывалым, Балбесом и Трусом, тремя актерскими масками, с которыми сжились авторы и зрители. Взамен режиссер получал одного старшего экономиста Семена Семеныча. человека средних лет, женатого, отца двоих детей, любителя рыбалки, но непьющего.
Что давала эта замена?
Обмануть зрителя: «А, Никулин! Ну-ка...» — все равно не удалось бы, так как было известно, что амплуа клоуна и маска Балбеса и раньше не мешали ему играть серьезные драматические роли. На этот раз актер должен был удивить и убедить в другом: в полной естественности и даже обыденности этого — все-таки условного — персонажа, потому что Семен Семеныч, или Сеня — наиположительнейшая фигура с набором всех библейских добродетелен, помноженных на моральный кодекс.
Редки актеры, которые бы выдержали подобную нагрузку. Никулин, в общем, выдерживает. В атмосфере отчаянной эксцентриады он сохраняет земной облик. Многие ли комедийные герои способны этим похвастаться?
Сверхположительность — антитеза зловещей шайке контрабандистов. Никулин оказался необходим, чтобы ввести преувеличение в рамки достоверного характера. С него начинается отсчет на шкале эксцентрики. Начинаются комедийные несоответствия персонажа и ситуаций. Начинается «Бриллиантовая рука».
Она открывается прологом, который составлен из коротких, ярко окрашенных кадров, похожих на картинки «комикса». Пролог не представляется мне удачным, хотя в нем есть свои находки — золото в ручке зонтика, завязка уголовной интриги и обещание динамического зрелища из жизни «контрабандистов» с элементами пародии на заграничные боевики.
Это вступление — или, вернее, рекламный ролик к фильму — сменяется нормальной сценой, где эксцентрика держится на нуле: отъезжающие и провожающие в порту, ребенок не вовремя захотел кое-куда, не потерять бы билет, автокар чуть было не увез девочку, жена не дает мужу слово сказать, и все как в жизни — старший экономист отправляется в круиз по капстранам.
Естественный ход вещей, слегка нарушаемый условностями комедии, уместен. Зрителю необходим материал для сравнения с тем, что грядет. Нормальный персонаж, обычные жена и дети, синее море, белый пароход.
И на чужой земле Семен Семеныч остается самим собой. Схваченный за рукав «жрицей любви», он готов откликнуться на просьбу гражданки — это срабатывает рефлекс положительности.
Начинаются испытания. Они происходят на нравственном поприще и поэтому суровы. Лишь в самом конце герой вступит в рукопашную, но эти сцены менее удачны.
В пределах одного фильма комедийность предстает в разных формах — низших, рожденных еще «комедией затрещин», и более высоких, где добродетель борется со злом не кулаками.
Жанровая чистота не отличает картины Л. Гайдая. (Впрочем, это не ставится ему в вину.) «Бриллиантовая рука» — не исключение. Комедия рассчитана на различные вкусы. Их амплитуда довольно широка. Есть кадры, где крючок цепляется за трусы, и у аквалангиста из одежды остается одна маска. Есть кадры, где мальчик стреляет дяде в лицо из пугача, заряженного мороженым. И те, и другие, и третьи смешны, хотя не для всех одинаково.
Но самое смешное в фильме начинается, когда герой вступает в полосу нравственных испытаний; зарубежные контрабандисты по ошибке принимают его за своего, и рука Семена Семеныча оказывается закованной в гипс и бриллианты.
Из положительных моральных качеств первым в очереди стоит «доверие». Герой с открытой обезоруживающей улыбкой поставлен в условия, жестко ограничивающие его веру в человека. За ним охотятся, каждый встречный может оказаться врагом. Тревожная басовая нота возникает из глубин его существа, голова несколько уходит в плечи, гипсовая рука слегка отводится назад, готовая к удару, — этот озвученный пластический рисунок Никулина предупреждает об опасности.
Но у детектива — комедийная подкладка. Актер играет в мнительность и делает это без нажима, натурально. Семен Семеныч входит во вкус, приобретет скромный милицейский опыт и больше не сует пистолет в авоську. В его действиях начинает проглядывать некий образец. Очевидно, что он водил семью на «Фантомаса». Доверчивость в борьбе с подозрительностью одерживает верх. В этом повинен актер, который играет в детектив так же, как дети играют в индейцев (или в Фантомаса).
Второй на очереди стоит «трезвость». Расход комедийных красок на эту добродетель никак не назовешь скупым. Испытание происходит в ресторане, где к услугам оказывается богатейший реквизит: бассейн, живые лебеди, жареная дичь, посуда, оркестр, зеркала, случайные знакомства. По видимости Семен Семеныч не выдерживает искуса. Да и Никулин не следует известной формуле «играя пьяного, ищи, где он трезвый». Актер убедителен в этой сцене, он намечает одну стадию за другой, пока его герой не доходит до «кондиции», когда преступникам остается провести несложную операцию: снять гипс вместе с бриллиантами.
Но вот здесь-то сказывается общая положительность его натуры. В затуманенном сознании возникает мелодия песенки о зайцах, которые косят «волшебную трын-траву»; он исполняет ее с эстрады, держась за микрофон, и с последним куплетом падает туда, где много стекла.
Контрабандистам помешала любовь героя к песне или, говоря шире — лирическое начало в душе, а если еще шире — человечность в образе. Давно бы Семен Семеныч запутался в детективной интриге и стал жертвой шайки, если бы не преодолевал свою условность тем, что в самой эксцентрической ситуации оказывался человеком.
Уж куда больше эксцентрики, чем в сцене рыбалки! Она поделена на подводные и береговые кадры. В первых, аквалангист нанизывает рыб на крючок, во вторых, герой таскает их из моря, не замечая угрозы за спиной. Что спасает его на этот раз? Знакомый и такой естественный азарт рыбалки! Вдохновенные размашистые движения рук предохраняют от удара сзади. В пантомимическом поединке победителем выходит тот, кто охвачен страстью. Может быть, вслед за авторами я несколько преувеличиваю, но замысел мне представляется именно таким: из плена опасностей и эксцентриады героя спасает то, что он человек и ничто человеческое ему не чуждо...
Доверчивость, трезвость, вдохновение н. наконец, «супружеская верность». Цепь испытаний могла быть длиннее. Добродетелей Семену Семенычу не занимать. Драматургия фильма в этом смысле не замкнута, она подразумевает серийность. Но после происшествия в гостинице авторы решают, что хватит. Инфернальная блондинка устраивает перед обалделым Семеном Семенычем сеанс стриптиза с элементами пародийности, впрочем, не очень навязчивыми.
Как всегда, Юрий Никулин серьезен в комедийной роли. И больше того — достоверен, хотя таскает как груз условности свою бриллиантовую руку. Недаром он заботливо подкладывает ее под голову спящей жене, чтобы и она и зритель свыклись с этим неудобством.
В создании положительного комедийного характера заключено одно из преимуществ картины. Поэтому тематическая рубрика «сатира на контрабандистов» здесь не подходит. Иерархия внутри шайки нарушена: чем выше — тем бестелеснее. «Шеф» почти не виден. Это рука, запирающая систему замков. Его помощник, которого играет А. Папанов, гораздо более объемная фигура с кулаками, мрачным юмором и южнороссийским акцентом. Но и она не требует сатиры.
Вспомним другого папановского героя из «Берегись автомобиля». Комедии во всем несхожи, однако разница манер и стилей не препятствие к тому, чтобы увидеть, как в одном случае зло выписано сатирическим пером, и памятный вопль «Свободу Деточкину!» имеет демагогический, то есть социальный оттенок. В нашем случае биография комедийного громилы начинается и заканчивается на экране.
Зато его партнер по шайке — «Граф», или Геша — сыгран А. Мироновым с той мерой условности, которая точно отвечает эксцентрическому облику вещи. Вместе с тем биография Геши продолжена за пределы фильма. Социальное начинается с танца на корабле, увозящем туристов в иные земли; предчувствие «сладкой жизни» заключено в рисунке этого вакхически-западного номера, исполненного на палубе в потоке ветра, дующего «оттуда». Роль сделана актером в легких, порхающих ритмах, в быстрой смене музыкальных движений и поз, похожих на «па» непрерывного танца, который кружит Гешу по жизни. Согласитесь, что несколько неожиданна трактовка образа, озаглавленного старинным словечком «контрабандист». Но она пришлась впору этой фигуре с модным стрекозиным силуэтом, внутри которого укладываются и басенный персонаж и вполне реальный фарцовщик.
Когда Геша попадает в лабиринт узких улочек, опаздывая на встречу с зарубежными мошенниками, его безуспешные поиски выхода исполнены как балетный дивертисмент, раскрывающий отчаяние героя и авторскую иронию. Сатирическая тема сыграна пластически. При всей своей кинобалетной условности персонаж свободно корреспондируется с прототипами, толпящимися вблизи интуристских центров.
Показательно, что другой персонаж, освобожденный от каких бы то ни было условностей — видимо, из-за того, что ему изначально была отведена серьезная сатирическая роль, — на мой взгляд, не получился в фильме. Тяжеловесный фельетон на тему о бдительной управдомши (Н. Мордюкова) «выгорожен» из общего стиля. Кстати сказать, удача образа тов. Саахова в том-то и состояла, что этот деятель осуществлял в «Кавказской пленнице» руководящие сюжетные функции.
В этом вопросе постановщику не стоило пренебрегать собственным творчеством, коль скоро он так широко и полезно пользуется кинематографическим опытом. Пожалуй, со времен «Пса Барбоса» Л. Гайдай не возлагал таких надежд на мировое кино. Элементы пародии перестали быть элементами, они слились в одну из главных внутренних тем картины. По ней можно изучать историю экрана — от ранней комической до модных новаций наших дней.
...Внутренний голос? Он рвется из сомкнутых губ Семена Семеныча, который вынужден больше думать вслух, чем говорить на самом деле. Когда же в реквизите появляются рюмки, его «внутренний голос» начинает заплетаться, хотя язык здесь ни при чем — мысль заплетается прямо в фонограмме.
Видения, свежие оттиски с сознания вторгаются в реалистическую ткань, и зритель наблюдает, как шествует по водам непорочный отрок с сияющим венчиком вокруг головы, как в черной пустоте летает бриллиантовая рука. От религиозного экстаза до ночного кошмара простирается увлеченность авторов современным киноприемом, который призван сделать видимой духовную жизнь.
Не приходится говорить о таком кинематографическом жанре, как детектив. Его отпечатки можно обнаружить на большинстве кадров, они не поддаются перечислению. Бросается в глаза разделение фильма на две обязательные части, стилизованные надписи и многое другое, что близко к антологии кино.
Возникает невольный вопрос о нормах пародийности. О самоиронии. Л. Гайдай миновал актерское «трио» Г. Вицина, Е. Моргунова, Ю. Никулина, он далеко ушел от «Пса Барбоса», в его комедиях накопилось немало материала для шуток над самим собой. Пока режиссер пародирует других. Это не только весело, но и полезно.
В самом деле, передразнивая уголовные сюжеты (самый близкий — французский «Разиня»), комедия заимствует от детектива интригу, мотив тайны, напряженное действие и всякое другое добро, которое идет впрок в умелых хозяйских руках. Ведь есть в Семене Семеныче и что-то от амплуа «простака»? Да что там старинное амплуа!
Но собственному признанию, авторы вдохновлялись повестью «Старик и море», решая сцену, где один контрабандист, оседлав под водой двигатель типа торпеды, увлекает за собой па крючке другого... Круг ассоциаций широк, включая Хемингуэя, и, скажем, древнюю притчу о прохожем и арбузной корке — именно на ней (арбузной корке) поскальзывается герой и падает, обрекая себя на дальнейшие перипетии. В разговоре о дозировке, об отборе всегда есть нечто от критической аптеки. Ведь смеются — охотно, весело. Какая может быть рецептура? Не вдаваясь в содержательный разговор о качестве веселья (служивший не раз материалом для пародий), попробуем выбрать самую смешную деталь в фильме.
Съемки велись во всех средах: на суше, под водой, в небе и во сне. Использовалась разнообразная техника: теплоход, акваланг, вертолет. «Мосфильм» не жалел затрат. Больше всего развеселила пачка сигарет «Столичные»: что-то в нее сказали, потом вынули сигарету, раздался музыкальный писк, хлопнули по крышечке, и все засмеялись.
Таинствен механизм смешного. Поставлен целый аттракцион с действующей моечной машиной, где среди водяных струй и щеток мечутся отрицательные персонажи. Смешно. Но пачка сигарет смешнее. Она отлично справилась с пародийной ролью радиопередатчика, в первую очередь благодаря своей обыденности. Настоящий, не бутафорский предмет, доступный каждому, попадает в особые обстоятельства и разоблачает их многозначительность. Нет ли в этой комедийной детали миниатюрного отражения фильма целиком? Обыденный герой попадает в экзотические кинообстоятельства и... См. фильм «Бриллиантовая рука».
(Марк Зак. Бремя страстей комедийных // Искусство кино. 1969. № 4. С. 28-35).