Настало время удивительных историй!
- Электропоезд до Монино отправляется в двадцать один час сорок восемь минут с десятого пути. Повторяю...
Юля подхватилась и собралась бежать. Вдруг она поняла, что ей надо в Монино. Монино, Монино - такое странное название, она бы даже рассмеялась, если бы была в другом положении. Надо ехать в Монино.
Кто-то схватил её за рукав. Она обернулась. Рядом стояла пожилая женщина в совершенно немодном, советском пальто и вязаной беретке. На сгибе локтя у неё висела старомодная потёртая сумка, которую Юлина бабушка когда-то называла ридикюлем.
- Извините, не уделите ли вы мне несколько минут? - спросила женщина.
- Я ничего не покупаю, - чуть не крикнула Юля.
- Нет, нет, вы не так меня поняли. Я не свидетель Иеговы, не распространитель товаров первой необходимости, просто мне нужно вам очень строчно кое-что сказать.
Она так и сказала: "строчно". Юля поморщилась. Абсолютная грамотность в обыденной жизни скорее была минусом, чем плюсом.
- Простите, но мне некогда, моя электричка уходит.
- На Монино? Через полчаса будет ещё одна. А я бы вас чаем угостила. Вон там, смотрите, уютное кафе.
Юля заколебалась. Она ничего не ела со вчерашнего дня, и горячий сладкий чай поддержал бы её силы.
- Ну, я вижу, вы уже наполовину согласны, пойдёмте! - женщина чуть сильнее потянула её за рукав и Юля, с тоской поглядев в сторону десятого пути, пошла за ней.
- Дима, нам два чая и пирогов, наверное, с мясом? - обратилась дама к подошедшему официанту, одновременно спрашивая про пироги Юлю.
- Нет, мне только чаю.
- Пироги только испекли, ещё настаиваются, - порекомендовал сильно в возрасте Дима, ласково глядя на даму.
- Давайте нам разных, по два каждого.
Юля опять едва заметно поморщилась. Ей вдруг стало страшно неуютно.
Дима степенно ушёл готовить их заказ, а дама открыла ридикюль и положила перед Юлей паспорт. Юля недоуменно посмотрела на неё.
- Меня зовут Муза Георгиевна, вот мой паспорт, чтобы вы не думали, что я какая-то мошенница.
- Зачем мне это? Я же сказала, что ничего покупать у вас не буду.
- Я просто увидела вас там на перроне, увидела, как вы метались от одной электрички к другой. Я знаю это состояние, поверьте. И вот мне захотелось напоить вас горячим чаем, чтобы вы немного успокоились и согрелись. А ничто так не согревает душу и тело, как крепкий сладкий чай.
Дима принёс им по огромной чашке чаю и поставил на середину стола огромное блюдо с пирогами. Муза Георгиевна протянула ему карточку и он, поклонившись, ушёл.
- Угощайтесь, пожалуйста, - указала она Юле на пироги. Я расплатилась. А что не съедим, я возьму с собой, мне есть, кого угостить.
Юля притянула к себе чашку чая, обхватила её ладонями и наклонилась над паром. Он был очень горячим. Очень. Юля черпнула его с самого верха ложечкой и обожгла губу. Больно было до слёз. Она попыталась успокоиться, но тут слёзы хлынули ручьём, и Юля уже не знала, что делать - она всхлипывала, тёрла лицо горячими руками, но всё никак не могла перестать плакать.
- Откусите, откусите пирожок, - протянула ей румяный расстегай Муза Георгиевна. - Сразу станет полегче.
Юля взяла пирожок, откусила огромный кусок и стала быстро жевать. Слёзы, действительно, прошли.
- Ну вот, а теперь чаю, чаю попейте.
- Горячо очень, я обожглась.
- А вы по чуть-чуть. Подуйте сначала.
Юля послушно подула на подёрнутый плёнкой чай и сделала крохотный глоток. Чай был очень сладким, она никогда такой не пила. Но сейчас почему-то он ей очень понравился.
- Вам ведь не нужно в Монино? - спросила Муза Георгиевна, когда Юля успокоилась.
Она отрицательно помотала головой.
- А переночевать вам есть где?
Юля снова была вынуждена помотать головой.
- А деньги есть у вас?
Снова нет.
Муза Георгиевна вздохнула.
- Похоже, вы сейчас находитесь на таком этапе вашего жизненного пути, когда можно принять совершенно необдуманное решение, а потом жалеть о нём много-много лет.
- Но мне никто, никто не помогает! А одна я не справлюсь! И учёбу придётся бросить!
- Давайте я вам расскажу одну историю. А вы пока кушайте пироги, они специально для вас были испечены.
Юля взяла беляш и теперь уже не спеша стала его есть.
- Моя бабушка, - начала Муза Георгиевна, - осталась вдовой в двадцать два года, а год это был тысяча девятьсот девятнадцатый. Если вы знаете, в стране тогда страшное творилось, да и страны-то толком не было. А она жила в одном портовом городе, и на руках у неё было тогда двое детей - моей маме было три года, а её брату - пять. Да-да, я поздний ребёнок. Но это неважно. Так вот, бабушка моя отчаялась хоть как-то свести концы с концами, продала всё, что у неё было, но семья голодала. Работы тогда для женщин было немного, и, наконец, соседка над ней сжалилась и взяла её с собой на ночную работу. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Надо ли говорить, сколько мук совести пережила за несколько часов моя бабушка. Раньше она была верной женой и примерной матерью, а тут такое. Но голодная смерть детей вынудила её пойти на такой шаг, и вечером они вдвоём с соседкой пришли в один портовый кабак.
Соседку её очень быстро увели какие-то матросы, а сама она пошла за каким-то греком. А, видите ли, она греческий немного знала - портовый город, все, так или иначе, знают небольшой набор слов из разных языков. И вот завёл этот грек её в каюту, велел раздеваться, а сам вышел. И она слышит через плохо прикрытую дверь, как он говорит кому-то на палубе, что сейчас весь корабль с ней поразвлекается, а потом её бросят на корм рыбам. И так ей стало жутко, а стоит она уже полностью раздетая, что схватила она первое попавшееся, что было на стуле, протиснулась сквозь окошко это, через иллюминатор, и в воду прыгнула. Она была очень худенькой и маленькой, потому и пролезла. И вот она плывёт в чём мать родила, одежду держит крепко, чтобы хоть в чём до дома добраться, и слышит брань с корабля, а потом и стрелять стали.
Когда же она прибежала домой, то обнаружила, что схватила не свою одежду, а того грека, что её увёл. Форменный пиджак это был. А под подкладкой у него были зашиты золотые монеты, да столько, что схватила она эти деньги, да в ночи с детьми уехала на перекладных из города, куда глаза глядят.
Вскоре осели они в Крыму, она купила там домик, и жила вполне сносно до самой войны. Когда сына её убило, а чтобы с дочкой ничего не сотворили, она уехала дальше, на Каспий. Там уже моя мама вышла замуж, родилась я, ну, это совсем другая история.
Но я что хочу сказать! Когда мне бабушка рассказала эту историю, она ещё добавила, что с той поры всегда помогала людям, попадавшим в трудную ситуацию, и велела делать так же и мне. Поэтому я вас и остановила.
Юля заворожено слушала рассказ Музы Георгиевны, забыв и про чай, и про пирожки.
- Ой, погодите! - вдруг подхватилась та. - Мне нужно срочно в туалет. Чай, знаете, не только согревает.
Она ушла и исчезла. Юля ждала её до закрытия кафе, но так и не дождалась.
- А где Дима у вас тут официант?
- Кто?
- Ну, пожилой такой мужчина. Дмитрий.
- Девушка, нет у нас никаких Дмитриев, у нас только женщины работают, вы что-то путаете.
Юля недоумённо пожала плечами и пошла к выходу.
- Девушка! А пироги кто будет забирать? Заказ-то оплачен! Нам чужого не надо!
Ей всучили пакет с пирогами, но, несмотря на огромное их количество, ей всё казалось, что он чересчур тяжёлый. И только надкусив один из них, она поняла, в чём дело. Вместо начинки в пироге лежал туго свёрнутый рулончик пятитысячных купюр, всего их там было на двадцать тысяч. И так в каждом пирожке.
Через пять лет у Юли был свой небольшой бизнес, хорошая машина, а по выходным она ездила в передвижные пункты помощи бездомным, где вместе с четырёхлетним очаровательным сынишкой помогала в оформлении утерянных документов, готовила огромные кастрюли супа и привозила отданную ей для этой цели верхнюю одежду. Потому что так велела делать бабушка Музы Георгиевны.
Автор: Татьяна Иванова
Если вы хотите научиться зарабатывать рассказыванием историй, присоединяйтесь к нашей сценарной мастерской.