Петя с детства был такой. Игрушек у него любимых не было, не было и любимых игр. Но дать кому-то поиграть свой самосвал, поделиться лопаткой, чтобы потом вместе поиграть в новенький конструктор соседского Пашки, он никогда не мог.
Поэтому и друзей у него не водилось. Ведь дружба — это когда отдаёшь не жалея, будто то игрушечный самосвал или неподдельное сочувствие, поддержка добрым словом или бутерброд с колбасой, который мама завернула с собой на обед.
Петя это не умел. Ему больше нравилось обладать: своим самосвалом, ресурсами своей души, своим бутербродом. И пусть самосвал пылится на полке, а бутерброд не съедается, заветривается. Зато — всё при себе.
Когда Петя вырос, он встретил девушку.
Вообще-то девчонки на него не смотрели, потому что он тут же спешил сообщить им свои принципы: мол, подарков дарить не буду (и ты мне можешь не дарить, не обижусь), на свидания будем ходить в парк, потому что не знаю, серьёзно у нас с тобой или как, а потому и деньги на кафе тратить не хочу; в кино не пойдём, нечего там смотреть, скукота и глупости.
Да, девчонкам не хотелось связываться с таким типом.
А Марина была из неблагополучной семьи, а потому ничего нового в поведении Пети для нее не было. Петя вел себя совсем как папа и мама Марины, когда все хорошее полагалось взрослым. А ребенку, то есть Марине, нужно было молчать и не отсвечивать.
Марина и молчала. И не отсвечивала, когда Петя потащил гулять ее в парк промозглым ноябрьским вечером. Неуверенно пожала плечами, когда спросил, можно ли ее поцеловать.
Так и получилось, что начали жить вместе. Петя взял квартиру в ипотеку — непременно до брака, чтоб не отдавать жене половину, если вдруг чего случится, — и позвал Марину переселяться. Кто-то же должен был отвечать за уборку в квартире, за готовку завтраков и ужинов. Да и о детях пора задуматься…
Мама и папа Марины сказали, чтоб не думала даже, а собирала вещи и отправлялась к Пете. И замуж пусть поскорей за него выходит, если не совсем уж глупая.
Марина привычно пожала плечами и переехала к Пете.
Впрочем, в ее жизни мало что изменилось. Работа, домашние дела… А любви не было. Но Марина и не знала, как это, когда тебя любят. Поэтому спокойно жила жизнь, в которую ее вынесло не слишком бурным течением знакомства с Петей.
Через год у пары появилась дочка. И это, пожалуй, было единственным ярким событием за всю маринину жизнь. «Так вот как выглядит счастье» — подумала она, увидев впервые сморщенное личико дочери. «Никогда бы не подумала, что счастье придет ко мне в образе орущего маленького человека с лицом, похожим на печеное яблоко» — улыбнулась про себя она.
Рождение дочери помогло Марине иначе посмотреть на свою спокойную, но безрадостную жизнь. Словно серый до того мир четко разделился цвета и даже их оттенки: вот чёрное, вот белое. Вот плохое, вот хорошее.
Родители не поддерживали — жаль, бывает, ничего не поделаешь. Муж не любит и будто бы не способен на это чувство — да и ладно. Но надо ли терпеть, тащить на себе, продолжать жить жизнь по этому никому не интересному сценарию? Петя дочкой интересовался мало. Впрочем, быть отцом ему нравилось: на корпоративе можно было показать фото ребенка коллегам и поучаствовать в общем разговоре, как сложно нынче растить детей.
В общем, Марина от Пети ушла, как только малышка подросла и пошла в садик. Одинокая мама сняла крошечную квартирку на отшибе, вымыла ее до блеска, да и зажила с дочкой. И хорошо зажила.
А Пете не давала покоя мысль, что у него что-то отняли. Что именно, он сформулировать не мог, ведь жена и дочь — не вещи, не собственность. Уходя, Марина не забрала ничего, совсем ничего. Значит, Петя ничего не потерял.
А все-таки ощущение, что его обобрали, не оставляло. И он подумал: «Дочь. Надо забрать дочь.»
Когда он позвонил Марине, та рассмеялась: «Зачем, Петя? Ты работаешь. Кто с ребенком будет сидеть, больная бабушка? Ты ведь и накормить ее не сможешь. И переодеть — не справишься. А играть с ней во что будешь?» Петя ляпнул: «В танки. На компьютере.» Марина положила трубку.
Петя обиделся. И пошел в суд. Опека, документы — все это заняло время. Но Петя был в себе уверен: государство не позволит его обобрать. «Присудит» ему дочь. Что значит «присудит», Петя не особенно разбирался. Он, в общем, был согласен, чтоб Анютка и дальше жила с Мариной. Просто ему нужен был… ну, как бы это сказать… Документ на собственность.
В суде просто и буднично объявили, что место проживания ребенка определено с матерью. И никакого «документа о собственности» Пете не дали.
Он с полгода еще звонил Марине, пытаясь «добиться справедливости». Она, в общем, была не против общения папы и дочки, но папа общаться не торопился. Как и вносить хоть какие-то радости в жизнь ребенка. Ведь бумаги-то о собственности нету! И не предусмотрело ее, эту охранительную бумагу, государство, вот поди ж ты. Петя просто бубнил что-то про «права», про то, что его вычеркнули, как ненужную строчку, из своей жизни.
Но ведь он же есть, существует! И ему нужно быть уверенным в том, что дочка — его, и никуда не денется.
Через полгода Марина внесла номер незадачливого папы в чёрный список.
Так и не дав ответственному отцу реализовать своё право собственности.
Что думаете?