Маша проводила Сашеньку в школу. Накопилось много домашних дел, но как-то всё из рук валилось. Бесцельно ходила по комнатам, часто останавливалась у окна… Пока не поняла, – скорее, не призналась себе, – что ей просто-напросто хочется всё для него делать… Чтобы – чисто, уютно, выстирано, отглажено, вкусно… Чтобы – ласково и нежно. У них в доме всегда так и было. Маша знала, как сделать так, чтобы от Серёжкиной усталости, даже раздражения не осталось и следа. А потом… Может, она сама устала? Может, что-то не успела, с чем-то не справилась… И так совпало, что как раз в эти дни Сергей не смог обойтись без её привычной заботы… Маша до сих пор не верила, что Сергей ушёл от них с Сашенькой к этой учительнице. Конечно, Саша… Александра Андреевна несравненно красивее её, Маши… И Сергей – такой красивый… сильный и сдержанно нежный, должно быть, почувствовал, что Маша – за своими борщами-пирогами, соленьями-вареньями, стирками-побелками перестала замечать его красоту и силу, а он без этого не мог… И всё же обида была непосильно тяжёлой: Маша знала, как любил её Сергей… Как любовь его стала вообще неизмеримой, когда она родила ему дочку, синеглазую девочку, которую он сам назвал Александрой. Разве они могли тогда подумать, что их девочка вырастет и скажет: я хочу другое имя… – потому что для отца вдруг окажется важнее его совсем неожиданная любовь почти к такой же девочке, как их Сашуля… И звать эту девочку тоже будут Александрой.
Маша взглянула на часы. Стала быстро собираться. Отвыкшие руки всё же справились с косметикой,– в зеркале растерянная Маша увидела себя… примерно такой, какой была она лет десять назад. Быстро собрала светлые густые волосы в привычный узел на затылке: Сергею больше всех модных причёсок нравилось, когда она собирала волосы в простой узел… Получилось уверенно и красиво, и от этого Маша почувствовала себя спокойной и сильной. И ей, спокойной и сильной, надо было просто узнать, правда ли дочкина учительница математики стала для Сергея важнее, чем они с Сашенькой.
Маша отправилась к шахтоуправлению: на днях звонила подруга, Анюта Савичева. Аня работает в плановом отделе, всегда знает, что происходит на шахте. Сейчас Аня рассказала, что Тимохин возглавляет комиссию по комплексному обследованию шахты «Зарничная», и комиссия будет работать целую неделю.
В Аниных глазах мелькнуло удивление: давно Мария не выглядела вот так, что мужики оглядываются… Одобряюще улыбнулась подруге:
- Давно бы так. – И тут же с сожалением вздохнула: – Тимохин сейчас в забое. С самого утра. И когда поднимутся, не знаю.
Анюта вроде бы уговаривала, – не расстраиваться, подождать: не вечность же они под землёй будут! А Маша скрывала улыбку: ей надо было взглянуть в глаза Сергею, и пусть пройдёт даже вечность, она дождётся его.
Вечность уместилась в полчаса. Тимохин встряхнул головой, оглянулся: этого не могло быть, но в тополиной аллее стояла Маша. Его жена. И она ждала его, – потому что медленно шла ему навстречу. Тимохин остановился. Что-то звенело вокруг, – наверное, угольки перекатывались в ручьях от тающего снега… А Маша подошла, и в этом звоне он услышал её негромкий голос. Она просто спросила:
- Ты любишь её?
У Тимохина кружилась голова, – от того, что целую смену был в забое, а теперь тополиная аллея светилась от солнца, и верхушки тополей отражались в звонких ручьях, покачивались, – и в вышине, и в светлой воде… И от Машиного голоса – совсем счастливо – кружилась голова. Он даже не понял её вопроса, просто был счастлив, что слышит её голос. А она ждала, и он спохватился. Стал искать нужные слова. Наверное, надо попросить прощения?..
- Маша!..
А Маша – уверенно красивая, а от того и смелая, улыбнулась:
- Ты не приходи к нам. Мы с Сашей сами, без тебя…
Улыбалась и говорила – не приходи, а сердце беззвучно кричало другое:
- Сергей! Серёженька!.. Не уходи! Мы не сможем без тебя! Ну, вспомни!!! Вспомни, как я родила тебе девочку, вспомни, как ты любишь её! Как меня любил… Как я тебя любила…и люблю…
Обида была сильнее… И дочкин вздрагивающий голосок тоже был сильнее:
- Я хочу другое имя!..
Маша чувствовала, что задыхается,– так сильно что-то сжало горло… Быстро повернулась, пошла по алее к выходу. Чуть оглянулась через плечо:
- Не приходи!
… Профессор Ковальский дождался Александру Андреевну у школы. Открыл дверцу машины:
- Садись, училка. Поговорить надо.
Александра покачала головой:
- Виталий Дмитриевич, я тороплюсь.
Ковальский преградил путь:
- Если я говорю, что мне надо сказать тебе, – значит, надо. Вот что, Александра. – Ковальский достал из кармана алый футлярчик. – В любовницах ходить хватит. О свадьбе я уже договорился: в «Короне» отметим. А с завтрашнего дня ты работаешь на кафедре. Возобновляешь подготовку к поступлению в аспирантуру.
Ковальский говорил решительно, даже строго. И чувствовал, как Сашенькины насмешливые глаза просто растапливают его уверенность в правильности своих действий… И уверенность таяла – вон, как лёд, что ещё оставался под тополями… На тоненькое изящное колечко с блестящей россыпью бриллиантов, похоже, и не взглянула. С затаённой улыбкой переспросила:
- Хватит ходить… – не поняла, Виталь?..
- В любовницах хватит ходить!
- В чьих… любовницах? – Александра всё же не скрыла улыбку. – Мы ж с тобой ещё в начале сентября договорились: у вас с Алёной Вадимовной всё давно… и прочно. А я, Виталий Дмитриевич, выходит, так… – ну, чтобы подтвердить статус профессора: что ж за профессор, если ни разу не покатал студентку… Не свозил её на базу отдыха! До любовницы я так и не дотянула. Поэтому ты не переживай, что теперь тебе надо взять меня замуж… Тем более, что я и правда выхожу замуж, – не за тебя.
- А за кого? – Ковальский бестолково захлопал глазами.
Саша рассмеялась:
- Ну, ты ж сам напророчил! За шахтёра и выхожу.
В школьный двор вошёл мальчишка, – весёлый и нагловатый. Даже если бы Сашины тёмно-карие глаза так счастливо не засияли ему навстречу, Ковальский всё равно догадался бы: сейчас Саша говорила о нём. Всё же ошеломлённо окинул взглядом самоуверенного пацана, – они все такие… Считают, что их какой-нибудь Зарничный – не меньше, чем центр Вселенной. Кивнул Саше:
- Этот, что ли?..
А Саша и её шахтёр уже бежали к автобусной остановке. Александра Андреевна всё же оглянулась, помахала профессору рукой…
А с Иваном они снова целовались в парке над Луганкой… И профессору Ковальскому не снилась такая уверенность, с которой Иван сказал всего одно слово:
- Собирайся.
-Вань!..
- Собирайся.
В Сашиных глазах пойманной птицей трепетало-билось отчаяние:
- Вань!.. Как же я… В посёлок-то…
Иван закурил:
- Я ещё тогда бабам сказал, что ты моя жена.
- Будущая, – уточнила Саша.
- Вот и пришло время. И ребята ждут тебя. И… Татьяна моя. – Иван усмехнулся: – А в школе так и нет математика. Учительница из Михайловки отказалась приезжать. Математику ведут все, у кого урок свободен. – Иван помолчал. – Знаешь, даже девчонка эта, дочка Тимохина, проводит уроки. Сначала только у малышей отваживалась, а теперь и своим объясняет, – то, что сама осилила.
- И как я, Вань!..
Профессор Ковальский стал бы читать целую лекцию по философии… А Иван просто сказал:
- С девчонкой поговорить надо.
… Сашенька Тимохина сидела не за первой партой у окна, а на самой последней, вместе с Тимкой Егориным. И не поднимала глаза… А учительница сдерживала слёзы: так хотелось синего сияния!..
Инна Евгеньевна попыталась обрадоваться:
- Вот и бери свой 9-Б! Там работать невозможно, – ты их распустила! Сладу никакого! Ни с ними, ни с родителями!
Не говорить же Сашке, что вчера родители написали заявление, – с просьбой поменять классного руководителя в 9-Б… А тут ещё Томку, как не справившуюся с обязанностями завуча, освободили от должности. Казавшийся таким прочным тыл зашатался… и рухнул.
А через несколько дней Саша Тимохина после звонка на большую перемену осталась сидеть за последней партой. Александра Андреевна затаила дыхание. Сашенька, синеглазая девочка, молчала. И было просто невыносимо больно, – из-за её так и не прошедшей обиды… Александра Андреевна подняла взгляд от тетрадей:
- Ты не простишь меня?
Сашенькины глаза не сияли… Но не было в них той отчаянной непримиримости, когда она сказала учительнице:
- Знали бы Вы… как я не хочу, чтобы меня звали так же, как Вас…
Синева в Сашенькиных глазах была задумчивой и грустной:
- Вы любите моего отца?
Учительница не отвела взгляд. Специально медлила, чтобы оттянуть минуту, когда наступит счастье, – от того, что будет сброшен с души тяжёлый камень. Счастье только большим будет, если наступит минутой позже…
- Нет. Не люблю. И он меня не любит. Просто случилось так, что в какой-то миг нам с ним надо было любить, – такое случается… что без любви начинаешь задыхаться… Без любви, – потому что вдруг оказалось так, что мы не смогли уберечь свою любовь. Или, – как я, – не сумела рассмотреть её, поверить в то, что это и есть любовь, которую так ждала... А с Сергеем Васильевичем…с отцом твоим, знаешь, Сашенька, словно зарница далёкая вспыхнула,– отблеском ожидания любви. И тут же погасла.
Сашенька усмехнулась,– так же задумчиво и грустно:
- А отец с матерью на свидания друг к другу бегают. Отец вернулся в посёлок, – его снова назначили директором шахты. Они думают, что я не знаю… а я всё вижу, как мама по вечерам бежит к нему, – они встречаются за посёлком. Как школьники.
Мать Ивана, Татьяна Григорьевна, будто случайно встретила Александру Андреевну:
- Что ж не заходишь? Иван сказал, что уж заявление подали… А ты – как не родная.
Саша растерянно молчала… А Татьяна Григорьевна усмехнулась:
- Зря обижаешься. Ты не смотри, что у Ивана двое детей. А у него и свиданий-то не было с девчонкой, – чтоб по-настоящему. Ну, вышло у них с Еленой, одноклассницей… Считай, от детского любопытства оба не удержались. Не усмотрели мы с Лукьяновыми за ними. Забеременела Елена… А у нас тут не принято девок бросать, если до беременности дело дошло. А подросли оба, – вместе с Тимкой своим, выходит, росли, – и оказалось, что любви-то и не было… Иван пытался семью уберечь, а что ж беречь-то!.. А тут – ты. Сердце изболелось за сына… за Тимку с Танюшкой: ты, в утеху себе, покрутишь с Иваном, да уедешь из посёлка… А он полюбил тебя…
Свиданий, говорите, не было?.. И Саша замирала от счастья. Как хорошо, что ещё есть время, – до регистрации в ЗАГСе! Иван ждал её у школы… И они на мотоцикле ехали до самой Мельниковой балки. И Саша позволяла Ивану только поцелуи. Надо же было ему узнать, как это – встречаться с девчонкой… Ждать свершения самой сокровенной тайны…
Но однажды – после третьей смены – Иван, в лучших традициях поселкового хулигана, перемахнул через забор Сашиного двора, и, ломая сиреневые кусты под приоткрытым окном, легко и бесшумно подтянулся к подоконнику, спрыгнул на пол в комнату… Саша чувствовала себя стыдливой девчонкой, такой счастливой, – от того, что умела быть покорной его неудержимому мальчишескому желанию…
А ребята из того, городского 9-Б, приезжали к Александре Андреевне в Зарничный. Случалось, они занимались алгеброй и геометрией, а потом здешний 9-Б пригласил луганских в степь. Тимка Егорин, как всегда, оказался непревзойдённым по части печёной в костре картошки… А к кринице в Мельникову балку спустились Настя Воробьёва с красивым и рослым мальчишкой из городского 9 -Б. Александра Андреевна незаметно смотрела, как будущий великий математик Денис Михеев бережно поддерживает Настюшу на склоне к кринице…
Другой будущий великий математик, Игорь Семистягин, не сводил глаз с девчонки, что иногда приезжала на мопеде из Михайловки к их костру. Алина с Сашенькой значительно переглядывались, чём-то шептались, а потом случилось так, что за руль мопеда сел Игорь, а Алина застенчиво обняла его плечи, и они уехали в Михайловку.
… Алёна Вадимовна зашла на кафедру, положила перед профессором Ковальским документы,– на подпись. Как-то просто, даже буднично, сказала:
- Ковальский, я беременна. Готовься.
Растерянный, но больше счастливый профессор ответил:
- Всегда готов!
… Горный мастер Вадик Пасюгин гордо угощал шахтёров Любаниными пирожками:
- Налетай, мужики. Вот с капустой… Эти с вишней. Любаня у меня мастерица! – Скромно опускал глаза: – На днях в декретный отпуск уходит. Так что пирожки будем есть чаще.
А у Александры Андреевны и Ивана дочка родилась. Тимка с Танюшкой назвали сестру Катериной.
Хорошо, Иванова мать помогала. В поселковой школе Александра Андреевна оставалась единственным математиком, а с нового учебного года её назначили заместителем директора. Повзрослевшая Сашенька Тимохина после урока подошла к Александре Андреевне:
- Я буду поступать в педагогический. Как Вы думаете, у меня получится стать учительницей математики, – как Вы?
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20
Навигация по каналу «Полевые цветы»