Февральская революция 1917 года, разрушившая все структуры самодержавной власти в России и на Дону, дала возможность казакам сформировать свои собственные органы власти. Навязанный им верховной властью наказной атаман граф М.Н. Граббе был смещен и отвезен в Ростов, где передан великому князю Николаю Николаевичу, который отвез Граббе в Ставку. Власть на некоторое время перешла к Донскому исполнительному комитету во главе с Андреем Ивановичем Петровским, юристом, бывшим депутатом 2-й Государственной Думы России. Однако традиционной формой власти на Дону было атаманское правление, и вскоре новым войсковым атаманом стал «природный казак», войсковой старшина Евгений Андреевич Волошинов.
Новый атаман родился в 1880 году в Новочеркасске, окончил Донской кадетский корпус. Был довольно известным на Дону композитором, автором популярных музыкальных произведений. Одновременно Волошинов обладал несомненным талантом фортепианного исполнителя. Вспоминая один из концертов Евгения Андреевича, его современник, профессор М.Пресман писал: «…Меня поразила игра Волошинова: ровная, легкая беглость пальцев в пассаж, мягкий, красивый сочный звук, при том идеально чистая педализация, какую не всегда услышишь…». (Пресман М. «Е.А.Волошинов – композитор»- // «Донская волна». № 1 (10 июня). 1918. С.12). Когда возникла идея организации в Ростове Донской консерватории, Е.А.Волошинов, по словам того же профессора Пресмана, «принимал близко к сердцу ее интересы, интересовался не только педагогическим составом консерватории, но даже всякой мелочью: ездил осматривать помещение «Марса», говорил о необходимом ремонте, распланировывал классы, службы и т.д. и говорил: «Первое прошение о приеме в Донскую консерваторию – будет мое». (Пресман М. «Е.А.Волошинов – композитор»- // «Донская волна». № 1 (10 июня). 1918. С.12).
В 1916 году Волошинов возглавил военный отдел «Военно-промышленного комитета» в Новочеркасске.
Исполняя обязанности войскового атамана, Волошинов многое делал для стабилизации обстановки на Дону, направив основные свои усилия на созыв Большого казачьего Круга, который должен был выбрать новые легитимные органы донской власти. Его усилия увенчались успехом.
Открывая 26 мая 1917 года Большой казачий Круг, атаман Волошинов сказал: «Россия переживает трудные дни. Анархия растет. И казаки должны властно сказать: анархия была, но анархии не будет… Мы пойдем по пути спасения Родины, как шли в «смутные дни», как шли в 1812 году. История снова возложила на нас великую честь – спасти Родину».
Сдав в июне 1917 года полномочия войскового атамана А.М.Каледину, Волошинов не отошел от политической деятельности, став членом президиума Первого Круга, а затем и председателем Круга.
После гибели 29 января 1918 года атамана Каледина для Волошинова наступили трагические дни. 25 февраля (н.ст.) 1918 года в Новочеркасск вошли красные, и в тот же день войсковой старшина Голубов арестовал войскового атамана Назарова и председателя Круга Волошинова прямо в зале заседания. «Арестованных провели через зал, - писал редактор еженедельника «Донская волна» Виктор Севский, - дали пальто и повели на гауптвахту. На улице грянул оркестр и проводил избранников вольного Дона бравурным маршем на гауптвахту. Здесь сам Голубов нашел темную сырую камеру для председателя Круга и запер ее громадным замком». (Севский Виктор. Семь расстрелянных.- // «Донская волна». № 1. 1918. С.8).
На третий день заключения Волошинова перевели в камеру к атаману Назарову. «Сидели вместе избранники вольного Дона, - писал Виктор Севский, - Назаров шутил, смеялся и у стражи спрашивал: - Ермака и Платова еще не снесли с пьедесталов? Напрасно, напрасно. Вам бы Емельяна Пугачева на площадь поставить. – Казаки конфузливо улыбались. Волошинов, рожденный быть композитором, музыкантом, был весел и читал Мусоргского». (Севский Виктор. Семь расстрелянных.- // «Донская волна». № 1. 1918. С.8).
2 марта в камеру к Волошинову допустили его родных, попрощаться. Вечером того же числа бывший атаман, понимая, что обречен, написал прощальное письмо матери. «Дорогая мама. Пишу из своей невольной темницы, в которую попал за то, что всю жизнь был честным сыном родины и Дона и желал ему блага. Совесть моя чиста, а потому я не боюсь. Говорили, что я Голубовым приговорен к смерти. Если это так, и мне суждено действительно умереть, то простите за все содеянное. Пусть все меня простят. Уйду в могилу с вашим материнским благословением. Не оставьте одинокой Иннусю и моих славных деток. Трудно, тяжело писать. Целую всех. Ваш сын Е.Волошинов… Народ поймет свою ошибку, казаки опомнятся, да будет уже поздно». (Севский Виктор. Указ. соч. -// «Донская волна». № 1. 1918. С.11).
Ближе к полуночи на гауптвахту, где сидел Волошинов с шестью товарищами, принесли приказ об их переводе в тюрьму. Евгений Андреевич попросил конвоира показать бумагу: приказ был написан поперек листа…
- Нас ведут на расстрел, господа…, - тихо сказал Волошинов. – Здесь уже обычай установился: если написано поперек листа – смерть, вдоль листа – тюрьма…
В полночь за арестованными явился конвой из двадцати двух красноармейцев и трех казаков. Забрав с собой Назарова, Волошинова, генералов Усачева, Гриднева, Исаева, полковника Ротта и войскового старшину Тарарина, двинулись окружной дорогой к тюрьме. «Был туман, - писал Виктор Севский, - ноги скользили по грязи, чуть покрытой снегом. Прошли последний домик на окраине и повернули с тропинки, что ведет к тюрьме. Повели на ростовский тракт.
- Куда вы ведете? – крикнули арестованные.
- Вестимо куда…
И защелкали затворами ружей… Грянул залп, и все упали». (Севский Виктор. Указ. соч. -// «Донская волна». № 1. 1918. С.11).
…Все были сражены насмерть, и только Волошинов оставался в живых. С простреленным бедром, исколотый штыками, он очнулся через полтора часа после расстрела и пополз назад в город. Добравшись некоторое время спустя к калитке чьего-то дома, постучался.Появившаяся на пороге женщина,спросила: «Кто там?»
- Я Волошинов, - слабым голосом проговорил Евгений Андреевич. – У меня рана в боку, дайте мне воды.
- У меня нет воды, - опасаясь мести со стороны красных ответила женщина (позже выяснилась ее фамилия – Парапонова).
- Прикройте меня, мне холодно, я в одном белье.
- Мне нечем вас прикрыть.
- Позовите моих родных. Я прощусь с ними.
- Не буду я звать никого, - раздалось с порога.
До самого утра в беспамятстве провалялся на холодной мартовской земле бывший атаман, тщетно ожидая братского казачьего милосердия.
Наутро сюда на лошадях прискакали три казака – палача: Петр Никулин, Василий Абрамов и Пшеничнов. Сорвав с плеча винтовку, Никулин подошел к Волошинову, прицелился в беспомощно лежавшего человека… Увидев направленный в глаза ствол винтовки, Евгений Андреевич инстинктивно прикрылся рукой.
- Прими руки! – истерично взвизгнул Никулин. Рука бывшего атамана беспомощно упала на грудь и тут же раздался гулкий выстрел. Волошинов вздрогнул и затих. Палачи за ноги оттащили его к трупам казненных сотоварищей, и, вскочив на коней, умчались в город. У места казни стали собираться зеваки. К их ужасу Волошинов снова зашевелился, толпа ломанулась в разные стороны, кто-то сообщил в милицию. Час спустя сюда явились трое рабочих местного завода Фаслера, и один из них по фамилии Карсавин в упор выстрелил беззащитному Волошинову в глаз…
«Волошинова, - писал в некрологе редактор еженедельника «Донская волна» Виктор Севский, - автора нежных романсов, музыканта минорных тонов, судьба заставила быть донским атаманом на заре революции, заставила умереть председателем донского парламента на закате революции, огненном и кровавом». (Севский Виктор. Семь расстрелянных. - // «Донская волна». № 1. 1918. С.10).
Евгения Андреевича Волошинова похоронили на Новочеркасском городском кладбище. Ныне неизвестно даже место последнего упокоения этого славного человека…
Михаил Астапенко, историк, академик Петровской академии наук и искусств (СПб).
