Карикатура на эмигрировавшего поэта Константина Бальмонта из журнала «Крокодил» за 1 октября 1922 года по обычаю того времени предваряется цитатой: «Поэт Бальмонт за границей написал восторженную оду, посвященную ген. Корнилову».
И сопровождается стихотворением:
«Хочу возврата ушедшей власти!
Хочу, чтоб снова был Николай.
Хочу участка! Желаю части!
Народ Российский, со мной желай!!!
О, Лавр!! Народу твой блеск желанен,
Мы два желанья в одно сольем.
Уйди, рабочий! Уйди, крестьянин!
Мне сладко с прошлым побыть вдвоем!..»
Стихи, в отличие от карикатуры, не подписаны, но кем бы ни был безвестный крокодильский пиит, с творчеством Бальмонта он явно был знаком, и строчкой «Мы два желанья в одно сольем» пародировал знаменитое стихотворение поэта «Хочу», посвященное Мирре Лохвицкой:
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздьев венки свивать,
Хочу упиться роскошным телом,
Хочу одежды с тебя сорвать
Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья в одно сольем…
Но в целом же сама карикатура была эпичным фейлом, поскольку стихотворение, посвященное Корнилову, Константин Бальмонт написал еще в период между двумя революциями и опубликовал в газете «Утро России» 15 октября 1917 г.
Лавр Корнилов
В стране, что ложью обессилена,
Средь жалких умственных калек,
Где, что ни слово, то извилина,
Ты прямодушный человек.
В тебе спокойный ум крестьянина,
И дух бесстрашный казака,
Была душа заботой ранена,
Но жертва родине легка.
Где власть — безвластье, где скоплением
Кривых затей всех душит нас,
Своим достойным выступлением
Напомнил ты, что грозен час.
Твоя нога в бою прострелена,
Не дух звездой уводит в твердь.
Ты всем напомнил: «Здесь расщелина,
Засыпьте пропасть. Или — смерть».
Как белый лебедь, полный гордости,
Плывет, и им светла волна,
Твой лик твердит: «Нам нужно твердости,
Любовь к России нам нужна».
Перед тобой склонен в восторге я.
Он предрешенный твой удел:
Ведь имя Лавра и Георгия
Герою битв и смелых дел.
С тобой душою вместе в плене я,
Но что бы ни промолвил суд,
Бойцу, я знаю, поколения
Венец лавровый принесут.
Более того – во время Гражданской эти стихи активно использовались белыми для агитации и пропаганды, вот вам для примера листовка, отпечатанная колчаковцами в Омске в октябре 1919 года.
Но если вы решили, что Бальмонт – это такой белогвардейский поэт, то вы ошибаетесь. Уже в наши дни другое творение Бальмонта активно используется ровно в противоположных целях – для борьбы с монархическими настроениями и уязвления «булкохрустов». Я имею в виду, разумеется, стихотворение «Наш царь» 1906 года:
Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима,
Наш царь — кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму — темно...
Наш царь — убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждет.
Кто начал царствовать — Ходынкой,
Тот кончит — встав на эшафот.
Здесь я немного отвлекусь и замечу, что у Бальмонта сегодня в лучшем случае знают только фамилию. Поэтов Серебряного века, если это, конечно, не Блок, Есенин или Маяковский, у нас вообще знают плохо. У неспециалиста все эти волошины-белые-бальмонты-ходасевичи сливаются в одно сплошное белое пятно.
Меж тем Бальмонт довольно много оставил после себя в русском языке. Например, именно он в 1903 году перевел знаменитую фразу Вольтера Écrasez l’infâme! (дословно что-то вроде «Уничтожьте мерзкую») как «Раздавите гадину!».
Выражение это настолько полюбилось носителям русского языка, активно использовалась пропагандистами на протяжении всей нашей истории. Обзывали «гадиной» и требовали раздавить сначала самодержавие, затем большевиков, позже - «врагов народа» 1930-х, немецко-фашистских захватчиков 1940-х, «красно-коричневых» сторонников Верховного Совета 1993 г. и «майданщиков» украинской Революції гідності 2013-14 гг.
Возвращаясь к карикатуре, хочу также заметить, упоминание бальмонстовской «оды Корнилову» может был и не фейлом, а намеренной дезинформацией, вызванной желанием лишний раз пнуть – не Бальмонта даже, а… Луначарского.
Вы наверняка обратили внимание, что в тогдашнем «Крокодиле», мягко говоря, не очень сильно любили наркома просвещения. Если же называть вещи своими именами, то над Луначарским предметно издевались и дискредитировали его всеми силами, достаточно вспомнить карикатуру, высмеивающую его совсем неплатоническую любовь к балеринам.
Сами понимаете, «война сливов и компромата» между различными башнями Кремля началась задолго до появления Телеграмма. Подставы, дискредитации и распускание слухов про конкурирующие группировки существуют как минимум столько же, сколько сам Кремль.
Почему же карикатура на поэта Бальмонта может в реальности быть направлена в народного комиссара просвещения?
Потому что отъезд Бальмонта за границу считался одним из самых серьезных проколов Луначарского.
Если очень коротко, то дело было так. Константин Бальмонт, как известно, восторженно принял Февральскую революцию. Он даже стал одним из авторов гимна нового государства, который, правда, Временное правительство так и не утвердило. Впрочем, эта работа не пропала – именно «Гимн свободной России» (муз. А. Гречанинова, слова К. Бальмонта) был выбран в качестве музыкальной заставки руководством радио «Свобода». И советские слушатели «вражьих голов» 38 лет внимали этой мелодии, даже не догадываясь о ее происхождении.
К Октябрьской революции поэт тоже отнесся вполне лояльно – по крайней мере, формально – сотрудничал с Советской властью, издавался, писал условно «революционные» стихи, выступал на различных собраниях и митингах.
Но в голодные 1919-20 годы изрядное количество известных писателей решило легально уехать за рубеж – в том числе и Бальмонт. Тогда-то и случилась знаменитая в истории русской литературы «подстава Бальмонта».
Дело в том, что, выпуская писателей «в свободный мир», наркомат просвещения должен быть поручиться за и лояльность – гарантировать, что те не побегут служить врагам Советской власти. Луначарский такие поручительства подписывал, но ручался не за всех. За Бальмонта – поручился.
Так вот, согласно распространенному мнению, Бальмонт повел себя не очень красиво – уехав первым, он, едва пересекши границу, тут же начал клеймить большевиков в интервью, из-за чего всем остальным зарубили выезд.
Пострадавшими считаются как минимум четверо писателей. Во-первых, уже сидевший на чемоданах Вячеслав Иванов. Как писал его биограф О. А. Шор (Дешарт): "Бальмонт уехал первым, и едва переехав границу, разразился невежливым выступлением (...). В ответ на это все остальные писатели были лишены их заграничных паспортов. Вяч. Иванов надеялся, что Швейцария и Ривьера восстановят здоровье его тяжело больной жены. Отказ был для него большим ударом. (...) Вера Константиновна умерла в Москве в августе того же года».
В том же обвинял поэта и Андрей Белый, писавший в 1920 г. Иванову-Разумнику: «Не везет мне! Сперва зарезал Мережковский; потом таки дали мне командировку, а я не знал и сидел в Петрограде; я бы мог уехать до Бальмонта! Теперь, накануне быстрого движения дела - второй зарез: Бальмонт!". Горький добавил в список еще две фамилии, написал Р. Роллану: «Этот потрясающе смелый подвиг имел, к сожалению, очень плохие последствия для Блока и Сологуба, - опираясь на факт лицемерия Бальмонта, Советская власть отказала Блоку и Сологубу в их просьбе о выезде за границу, несмотря на упрямые хлопоты Луначарского за Блока».
На самом деле все было немного не так. Как убедительно показали в своей статье «Был ли виновен Бальмонт» Роберт Берд и Евгения Иванова, Луначарский действительно рисковал, поручаясь за Константина Бальмонта и Вяч. Иванова. И тот же Бальмонт в письмах его успокаивал: «Если мне будет разрешено поехать с семьей за границу, я был бы очень рад выполнить какое-нибудь поручение учено-литературного свойства или же дипломатического. Позволяю себе напомнить, что у меня есть различные связи в Париже, Лондоне, Мадриде и Варшаве, главным образом, в Париже, - и что я знаю много иностранных языков (...). Кстати. Мой очерк "Океания", написанный 7 лет тому назад, есть точное указание, что я давнишний враг европейского империализма. Посылаю Вам, в этом письме, написанную с неделю тому назад "Песню Рабочего Молота". Мне хотелось бы увидеть ее в 1-м номере "Художественного слова"».
Обиженный на Бальмонта Горький в том самом письме Ромену Роллану излагал это так:
«В 919 - 20 гг. Бальмонт был тоже «революционером», написал и напечатал в Москве цикл стихов «Серп и молот» (К. Бальмонт. Песня рабочего молота. Гиз, М. 1922), стихи были плохие, но в них поэт громко прославлял большевиков, коммунизм и выражал свой восторг по поводу победы рабочего класса над «собственником». Эти плохие стихи открыли пред Бальмонтом дверь за границу, и, переехав ее, он безбоязненно и немедленно провозгласил себя врагом большевиков, врагом Советского строя».
Но в том-то и дело, что, выехав за границу в Ревель (Таллин), Бальмонт молчал, с заявлениями не выступал, просьбы журналистов об интервью игнорировал. Но…
Почти сразу после его отъезда в Кремле пошли слухи – Бальмонт злопыхает на нас! Бальмонт клевещет и обличает! Куда смотрел Луначарский?! Глава Особого отдела ВЧК В. Р. Менжинский пишет Н.К. Крупской: «Бальмонт, произнесший во Дворце Искусств революционную речь, чтобы облегчить себе выдачу паспорта, по приезде в Ревель дал интервью в буржуазные газеты, в котором проявил свою бешеную ненависть к Советской власти».
Луначарский, на которого сыплются все шишки, тут же связывается с полпредом в Эстонии Гуковским, после чего пишет Ленину: «Пересылаю Вам копию с письма, посланного мне Гуковским на мой запрос о том, что Бальмонт скомпрометировал себя с советской точки зрения. Это меня взволновало, тем более, что Вы дали распоряжение (...) Особому отделу не пускать писателей и журналистов заграницу. Между тем письмо Гуковского ясно свидетельствует, что кроме подозрений у него, Гуковского, решительно ничего нет против Бальмонта».
Не ограничившись письмом вождю, Луначарский задействует СМИ и публикует статью в «Известиях ЦИК»: «Ввиду появляющихся время от времени слухов, частью проникших даже в печать, о нарушении, якобы, Бальмонтом (поэтом) доверия Советской власти, выразившегося в разрешении ему уехать временно за границу, определенно заявляю, что никаких оснований для такого рода слухов нет, и что от Бальмонта получено мною письмо с категорическим опровержением всяких таких слухов. Равным образом справки, которые я навел через наших представителей за границей, ясно свидетельствуют о совершенно корректном поведении К. Д. Бальмонта за границей».
И действительно – слухи дошли и до Бальмонта, и тот, малость офигевши, пишет Луначарскому из-за границы: «Мне сообщили, что до Вас дошло сведение, будто бы я публично выступал в Ревеле против Советской России. Свидетельствую, что это сведение есть вымысел. Ни публично, ни частным образом я ничего не говорил против Советской власти. Прежде всего, никакого публичного выступления у меня здесь не было и не будет, через неделю я уезжаю в Штеттин и оттуда в Париж. Затем, что касается интервьюеров, я с ними поступал так, как говорил Вам об этом в Москве: зная, что интервьюеры вообще неспособны правильно, передавать чужие мысли, я ни одного из них не принял и ни с кем из них не разговаривал. Уезжая через неделю в Европу, я еще раз благодарю Вас за то, что Вы помогли мне осуществить эту поездку. До свидания в Москве. Преданный Вам К. Бальмонт».
Но было поздно. Все уже знали – Бальмонт всех подставил. Как писал в письме тот же Вяч. Иванов: «Каменев сказал: "Если Бальмонт обманет, то не выпустим ни одного писателя, ни одного интеллигента". А уже появилось, говорят, ужасное интервью: Луначарский посылает в Ревель курьера расследовать это дело…».
Более того – и в среде русской эмиграции отношение к Бальмонту было соответствующим. Тут и сам Бальмонт наконец не выдержал и написал в адрес подставивших его большевиков здоровенную статью под говорящим названием «Кровавые лгуны» и выражениями вроде: «Те разбойники, которые сейчас заседают в Кремле и в других, воровски захваченных, московских домах, давно обратили все русское население в рабов и восстановили крепостное право с прикреплением к данному месту. Вырваться из советской России заграницу - чудо, и это чудо со мною совершилось, а равно и с моими близкими, которые умирали от холода и голода, и которых мне удалось спасти от смерти».
В итоге поэт Бальмонт стал ярым антисоветчиком, и большевиков в стихах и статьях только что матом не крыл. Выезд писателям закрыли почти на год – процесс «разморозился» только 22 марта 1921 года, когда Илья Эренбург выехал в Ригу по личному разрешению В. Р. Менжинского.
А всего-то – она башня чуть-чуть подтолкнула другую. Акции Луначарского немного упали, акции ВЧК малость выросли. Как мы видим, и пару лет спустя не гнушались Наркомпросу старые грехи помянуть.
________
Это проект "История в карикатурах".
Каждый день я буду показывать вам карикатуру из журнала "Крокодил" и коротко рассказывать про нее. Начну с 1920-х годов и буду понемногу складывать мозаику нашей истории столетней давности.
Присоединяйтесь и подписывайтесь на канал!
_____________
Если вы любите историю, можете почитать мою книгу Люди, принесшие холод - https://author.today/reader/27304/321021
А вы знали, что еще при Петре I и его наследниках южная граница России проходила по линии Саратова и Самары, а в районе Челябинска или Оренбурга русские поселились почти на столетие позже, чем на Камчатке? В этой книге рассказывается о том, почему так произошло. О том, как и почему Россия наконец-то начала расширяться к югу.
Первая серия знаменитой Большой Игры.
Книга вошла в лонг-лист премии «Просветитель», присуждаемой за лучшую научно-популярную книгу года.
Если вам понравится - я буду очень рад.