Большинство православных читателей мало знакомы с жизнью христиан других деноминаций, а между тем Бог там тоже действует и иногда очень мощно! Читать об этом интересно и душеполезо. Привожу яркую историю, рассказанную Изабель, чья дочь Лиза, болела неизлечимой формой рака костей. История очень эмоциональная, изобилует деталями, поэтому привожу ее в сокращении.
«Это просто возрастные боли», — сказала я, когда наша двенадцатилетняя дочка пожаловалась на боли в правом бедре. Я сидела в полутьме на краю кровати, натирая ей спину и бедро жидкой мазью. Лиза росла быстро. У нее уже была фигура пятнадцатилетней девушки, и она выглядела как олицетворенное здоровье.
Все же в сгущающейся тьме этого вечера, растирая мазь по ее гладкой коже, я почувствовала, что эта особенная боль была чем-то большим, чем обычные мышечные боли, которые испытывают растущие девочки. Лиза тоже поняла это. Страх вошел в комнату вместе с темнотой.
«Мама, включи свет, когда будешь уходить, — прошептала Лиза. — Я не хочу оставаться здесь в темноте».
Мой муж Ксавье ушел на работу в ресторан. Двое других детей уже спали. Я похлопала Лизу по спине и надела на нее рубашку пижамы. «Здесь нечего бояться», — сказала я.
«Я не люблю тени, — ответила она, погрузив голову в подушку. — Они пугают меня».
Я включила свет в комнате и вышла в открытую дверь. Затем я задержалась на мгновенье за дверью, глядя в комнату. Откуда пришел так внезапно этот страх? Лиза никогда раньше не боялась. А теперь я чувствовала, что страх повис в комнате, словно сеть, прикрепленная к потолку и накрывающая кровать...
Несмотря на костыли, боль росла. Не в силах пойти в школу, Лиза ковыляла на костылях вокруг дома, плача и пытаясь быть храброй. Большую часть времени она проводила в постели. В конце недели она снова оказалась в госпитале, на сей раз, это был Госпиталь святого Иосифа в Бербенке.
«Мы будем вынуждены снова ее оперировать, — сказал доктор Джеттлмен. — Мы кое-что увидели на снимках. Это может быть гнойный мешочек, который вызывает давление. Однако это может быть и опухоль. Есть два вида опухолей — доброкачественные и злокачественные.
Если это доброкачественная опухоль, то не будет каких-либо проблем. Но если она злокачественная, это может быть очень серьезно», Хотя мы принадлежали к римской католической церкви и наши дети посещали католическую школу, ни я, ни Ксавье не были очень религиозными. Мы редко бывали на мессах и почти никогда не ходили на исповедь. Все же я всегда чувствовала близость к Иисусу, и те маленькие открытки, которые друзья Лизы по школе продолжали ей присылать, сообщая, что они молятся за нее, тоже помогли мне, когда я обратилась к Богу в молитве.
Вечером перед операцией я была дома одна с Альбертом и Джиной. Они рано легли спать, а я вошла в нашу спальню и легла поперек кровати в полумраке. Казалось, что весь мой мир рушится. Я девять месяцев носила Лизу в своем чреве. Я готова была отдать жизнь за нее во время родов, лишь бы она жила. Я нянчила ее, заботясь о ней темными ночами, смеялась с ней, бегала с ней по траве, защищала ее, плакала и молилась о ней. И вот теперь доктора говорят, что она может умереть. Я плакала, пока слезы не иссякли. Все казалось таким безнадежным, таким тщетным.
Когда я лежала на спине поперек кровати, глядя на тени на потолке, я начала молиться:
«Дорогой Боже, Лиза действительно не моя, не так ли? Она Твоя. Ты просто позволил нам воспитывать ее, кормить, учить и любить. Однажды она покинет нас, выйдет замуж и воспитает своих собственных детей. Если Ты хочешь забрать ее раньше, я отдаю Тебе ее назад и благодарю Тебя, что она так долго была благословением для нас».
Это была простая, неэмоциональная молитва. Но я произнесла ее и задремала, наблюдая за тенями…
В 2 часа пополудни я увидела двух врачей, идущих по длинному холлу. Один из них был доктор Ковнер. Его лицо было бледным. Другой был доктор Джеттлмен. Ксавье вскочил со стула и встретил их у двери, но я осталась сидеть. Я знала, что будет дальше, и мои ноги были как ватные. Это была та сцена, которую я видела во сне.
«Мы нашли опухоль, — сказал доктор Джеттлен. — Она неоперабельна. Если бы мы ее вырезали, то нам пришлось отрезать ей всю ногу».
«Это рак?» — задыхаясь, спросил Ксавье.
«Боюсь, что так, — ответил он. — Девочка очень, очень больна. Ее бедерная кость как масло.
Если бы у меня была ложка, то я мог бы вычерпать ее. Ткань вокруг кости словно швейцарский сыр, она вся в дырках. В лаборатории только что провели анализ, и это самая худшая разновидность рака. Все, что мы могли, — это зашить разрез».
«И нет ничего, что вы могли бы сделать? » — умолял Ксавье, а его лицо стало изможденным и осунувшимся.
«Сейчас ничего. После того, как она оправится от операции, мы начнем облучение кобальтом.
«Но ведь она поправится, правда?» — спросил Ксавье.
Доктор Джеттлмен повесил голову. «Все, что я могу сказать, это то, что мы попытаемся продлить ей жизнь. Я не могу обещать большего».
Я посмотрела на доктора Ковнера. Хотя он ничего не сказал, его лицо говорило о многом. Его глаза были полны слез: Лиза умирала, и никто из нас не мог ничего сделать. Я отдала ее Богу, и Он принял мое предложение. Доктора согласились, что нам не следует говорить Лизе о ее болезни...
На следующий день мы забрали Лизу домой — умирать.
Остаток лета мы пытались сделать ее счастливой. Мы глубоко залезли в долги, взяв ее в путешествие по побережью, покупая ей те вещи, которые она хотела, — магнитофоны и другие материальные подарки. Но все это выглядело таким душераздирающе бессмысленным! Это было неправильно — сидеть вокруг нее, обложив ее подарками, и ждать, когда она умрет.
Однажды после обеда в середине июля в дверь нашей квартиры постучали. Я открыла и увидела нашего соседа, молодого человека Билла Труетта.
«Ну как там Лиза?» — спросил он.
«Не очень хорошо, — ответила я, — ей стало хуже с того времени, как мы забрали ее из госпиталя».
Билл слабо улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза. «Она поправится», — сказал он уверенно.
Я пожала плечами. «Надеюсь, что так».
«Нет, вы не поняли меня, — серьезно сказал он. — Она поправится. Вы слышали о Кэтрин Кульман (знаменитая исцеляющая евангелистка)?»
«Ну, я видела пару раз ее по телевизору, но не обратила большого внимания».
«Этим воскресеньем она будет в Лос-Анджелесе в зале «Святыня», — сказал он. — Я хочу взять Лизу на собрание».
Я заколебалась. Я не знала Билла очень хорошо, но слышала, что собрания в «Святыне» длятся очень долго. Однако он был настойчив, и я, в конце концов, согласилась, что мы с Лизой поедем с ним, просто чтобы отвязаться от него…
Но у меня совсем не было веры. Я просто была благодарна, что Лиза не понимала, насколько серьезна ее болезнь на самом деле…
Рано утром на следующий день, 16 июля, Билл позвонил в дверь. «Позвольте мне допить кофе», — закричала я. Но на самом деле я хотела, чтобы он уехал без нас.
Билл и его подруга Синди ждали нас с инвалидной коляской. Они помогли Лизе спуститься по лестнице, обойти бассейн во внутреннем дворике, пройти по длинной узкой дорожке на улицу и сесть в машину…
Наконец нас впустили в зал. Билл вкатил Лизу в секцию для инвалидных колясок, и я села рядом с ней. Он и Синди нашли места в другой части зала. Я была ошеломлена размером толпы и той теплотой, дружелюбием, любовью, что я почувствовала там.
Собрание началось с того, что хор красиво запел: «Он коснулся меня». На сцене появилась Кэтрин Кульман, одетая в белое ниспадающее платье. Лиза потянула меня за руку. «Мама, если ты прищуришь глаза, когда смотришь на нее, то ты сможешь увидеть гало вокруг нее». Я пропустила это мимо ушей, не пытаясь сама увидеть гало.
Затем мисс Кульман сказала краткую проповедь, которую я не слушала. Я продолжала качать головой. Все это было мило, но зачем мы теряем время здесь?
Затем без предупреждения начало что-то происходить. Мисс Кульман указала на балкон.
«Там человек исцеляется от рака. Встаньте, сэр, и примите ваше исцеление».
Я обернулась на сиденье и пыталась посмотреть, что там, на балконе. Но это было слишком далеко. Все, что я могла видеть, — это ряды лиц, теряющиеся в темноте.
Все же там был, похоже, некий свет — не такой свет, который можно видеть, но свет, который можно чувствовать. Он был по всему залу. Свет и энергия, словно маленькие язычки пламени, танцевали от одного человека к другому. Я вся была в напряжении: мисс Кульман продолжала называть другие места в зале, где происходили исцеления.
Затем она указала на секцию инвалидных колясок, прямо туда, где мы сидели. «Здесь есть рак, — мягко сказала она. — Встаньте и примите свое исцеление».
Я посмотрела на Лизу, но она не двигалась. Как могла она знать, что у нее рак? Мы скрывали это от нее. Если я скажу ей, что мисс Кульман обращается к ней, и если она встанет, ее бедро и нога могут согнуться. Что мне делать?
Мисс Кульман покачала головой и отвернулась от нашей секции, называя исцеления в других частях зала. Мое сердце замерло. Неужели Лизин черед прошел мимо нас? Неужели было слишком поздно?
Затем мисс Кульман снова посмотрела на нас, указывая на нашу секцию. «Я не могу отвлечься от этого места, — сказала она. — Кто-то прямо здесь исцеляется от рака. Вы должны встать и принять свое исцеление».
«Мама, — простонала Лиза, — мой живот весь горит».
Мы ничего не ели с раннего утра, и я порылась в своей сумочке в поиске сладостей.
«Нет, это не от голода, — сказала Лиза, отказавшись от конфет. — Это что- то иное».
Мисс Кульман продолжала указывать на нас. Я осмотрелась.
Больше никто не встал в нашей секции. Я знала, что именно Лиза получала исцеление, но я боялась. А что, если это не Лиза? А если она встанет и упадет? Или, что еще хуже, — что, если это Лиза, и она не встанет?
Когда мне казалось, что я умру от неопределенности и сомнений, Лиза наклонилась и прошептала: «Мама, я думаю, что я должна пойти на сцену. Я думаю, что я исцеляюсь».
«Как хочешь», — сказала я, чувствуя глубокое облегчение: она решила за меня. Но я опасалась, как она будет вставать без своих костылей.
Один из помощников в проходе почувствовал, что что-то происходит с Лизой. Он наклонился к нам. «Я думаю, что чувствую себя лучше, — прошептала ему Лиза. — Я хочу выйти на сцену».
Он помог ей подняться с коляски. Я затаила дыхание, когда она встала. Сначала я подумала, что она свалится, но внезапно я поняла, что все будет иначе. Тот огонек, который, как я чувствовала, прыгал с одной головы на другую, теперь почивал на Лизе. Я почти могла видеть, как новая сила наполняет ее тело.
Служитель позволил ей облокотиться на него, и они двинулись по проходу. Сначала медленно, затем с большей уверенностью они прошли к основанию сцены.
Мисс Кульман слушала, как женщина рассказывала некоторые подробности. Затем она протянула руки к Лизе. Лиза отступила на шаг, затем свалилась на пол. Я в ужасе подумала, что ее подвела нога. Но Лиза встала.
«Я посвящаю этого ребенка Господу Иисусу Христу, — сказала мисс Кульман, когда Лиза встала на ноги, и ее глаза были полны слез. — Теперь посмотрим, как ты ходишь». Лиза начала бегать взад и вперед по сцене, а все люди стали хлопать в ладоши, восхваляя Бога. Затем, как если бы запели ангелы, хор начал мягко петь: «Аллилуйя! Аллилуйя!»
«Я хочу, чтобы вы получили подтверждение этому исцелению, — сказала мисс Кульман. — Я хочу, чтобы вы пошли к доктору, и чтобы он провел тщательное обследование. А потом приходите на следующее собрание и засвидетельствуйте, что Бог сделал для вас».
Я посмотрела на Билла. Он сиял так, словно это его собственная сестра была исцелена. Уже после я поняла, что в семье Божьей мы все — братья и сестры. Но тогда все, о чем я могла думать, была Лиза. Она бегала взад и вперед по сцене, все еще немного прихрамывая, но притоптывая ногами. Я закусила губу. Я знала, что ее бедренная кость была как масло и гнулась при малейшем давлении — но она не сгибалась. Неужели это происходило на самом деле? Была ли она исцелена?
Я боялась поверить. Я так сильно страдала, когда доктор сказал нам, что нет надежды. И поверить теперь, чтобы лишь обнаружить позднее, что это ложная надежда, — это было больше, чем я могла вынести. Безопаснее было не верить вовсе…
Билл и Синди проводили нас в квартиру. «Уберите костыли, — сказал Билл, когда я пыталась снова дать их Лизе. — Неужели вы не понимаете? Она исцелена».
Весь остаток вечера Лиза хромала по квартире. Я следила за каждым ее шагом, боясь, что она свалится. Но она не упала. Наоборот, похоже, что она становилась все сильнее на моих глазах.
Первый вопрос, который Ксавье задал мне следующим утром, был: «Где Лиза? Как она?»
Я встала раньше, поэтому я подвела Ксавье к окну. «Смотри», — сказала я, указывая на дворик.
А там Лиза каталась на велосипеде вокруг бассейна, смеясь и играя с другими детьми из дома.
Когда Ксавье отвернулся от окна, по его лицу текли слезы. Верила ли я или нет, это не играло роли. Бог сделал это.
На следующей неделе я привезла Лизу в детский госпиталь. После серии анализов крови и многочисленных рентгеновских просвечивании бедра и груди техник сказал: «Мы позвоним вам, когда получим результаты».
«Я как раз собиралась звонить вам, — сказала доктор, когда я дозвонилась до нее. — Но я была на консультации с семью другими докторами по поводу случая с Лизой. Я просто не знаю, что вам сказать».
Я прильнула к телефону. «Вы имеете в виду, что случилось что-то плохое?» Неужели это был всего лишь жестокий обман, а мои надежды поднялись лишь для того, чтобы разбиться на куски?
«Я не знаю, как это может быть, — продолжала доктор, словно не слышала меня. — Мы все видим одно и то же на снимках. Опухоль сильно уменьшилась вместо того, чтобы распространиться. Есть свидетельство исцеления».
Конечно, она ничего не знала о собрании Кэтрин Кульман, но она сказала: «Свидетельство исцеления». Что еще было нужно, чтобы убедить меня, что Бог коснулся Лизиной жизни?
«Доктор, у вас есть минутка? — сказала я. — Я хочу сказать вам нечто. Я знаю, что это выглядит для вас странным, но мы взяли Лизу на собрание Кэтрин Кульман. И с тех пор она ходит без костылей, она бегает, ездит на велосипеде, плавает и вообще ведет себя нормально. Мы думаем, что Бог исцелил ее».
На другой стороне линии было долгое молчание.
«Я хочу знать точно, — наконец сказала доктор. — Вы не давали ей никаких медикаментов, не так ли?»
«Никаких», — сказала я.
«Вы отказались от химиотерапии и от облучения кобальтом, так?»
«Да», — ответила я.
И снова долгое молчание. «Что ж, возможно, ее организм выработал какой-то вид сопротивления и выбросил болезнь, но это не выглядит естественным. Или это могла быть ваша Кэтрин Кульман. Что бы ни было, опухоль исчезает. И насколько я знаю, это первый случай в истории медицины, когда подобное происходит».
Я плакала. Я вспомнила, как давным-давно читала в Библии историю Фомы. Он в конце концов поверил, что Иисус воскрес из мертвых, когда дотронулся до ран от гвоздей на Его руках. Как же я была на него похожа! Но и даже при этом Бог позволил мне увидеть Его чудо в моей дочке.
«И вот что я скажу вам еще, — сказала доктор Хиггинс, и голос ее стал мягким на другой стороне линии. — В нашем госпитале будет большая радость по поводу того, что случилось с Лизой, поскольку мы опустили руки в этом случае».
Осенью Лиза снова пошла в школу — без костылей. А спустя месяц я снова отвела ее к врачу.
Опухоль продолжала уменьшаться в размере, она уходила. Лиза была почти в нормальном состоянии.
«Как вы объясняете это?» — спросила я.
«У нас нет объяснения, — сказал доктор. — Никогда не было случая выздоровления, подобного этому. Если бы мы проводили облучение и опухоль спала, вы назвали бы это медицинским чудом. Но безо всякого лечения… Ну что мы можем сказать?»
Но наш священник, однако, смог кое-что сказать. «У Бога есть много способов творить Свои дела. Конечно, это от Него».
И вот теперь, когда Лиза полностью исцелена, многие наши друзья спрашивают: «Почему все это произошло?»
Я думаю, что Бог попустил этой болезни прийти, чтобы сблизить нас друг с другом и приблизить нас к Себе. В своей Библии я нашла историю, которая все это объясняет.
Однажды Иисус шел по дороге и увидел человека, слепого от рождения. Его ученики спросили Его: «Учитель, почему этот человек слеп? Потому что он согрешил, или потому что его родители согрешили? «
Господь ответил: «Нет, ни он, ни родители. Но он слепой, дабы Бог мог быть прославлен через это исцеление». Затем Он коснулся его, и слепой прозрел.
Я чувствую, что Лиза была больна, чтобы Бог мог быть прославлен через ее исцеление.
Воздавать славу Богу — этому не учатся из книг. Этому нужно научиться, пройдя с Ним по долине теней. Если человек все время живет на вершинах гор, то он становится суровым и жестким, нечувствительным к более тонким вещам в жизни. Только в тени долины вырастают нежные побеги…
Лиза больше не боится теней. Как и мы, она осознала, что в долине Он с нами, Его жезл и посох укрепляют нас, и наша чаша переполняется Его благостью и милостью.
(из книги К. Кульман "Нет ничего невозможного с Богом")
