Начало здесь.
Предыдущая серия.
Пшеницын вернулся в райотдел и сразу поднялся к Соловьеву. Он собирался рассказать ему о том, что пропавшая Нина встречалась с Алексеем Зуевым. Но начальник не дал ему и рта раскрыть.
- Сегодня в Шиченгу приехал журналист из «Русского севера». Будет писать про это дело. Я эту газету знаю. Они не ограничатся официальной информацией. Этот газетчик будет копать и наверняка постарается найти какую-нибудь гадость про нас или администрацию. Я их манеру знаю. Они всегда стараются привлечь читателей за счет того, что ругают власть.
- У нас свобода слова, - неопределенно сказал Пшеницын.
- Свобода не должна превращаться во вседозволенность, - поучительно сказал Соловьев, - нужно сразу поставить этого журналиста в рамки.
- Это как? В камере его закрыть?
Соловьев удивленно посмотрел на него.
- Ты почему так со мной разговариваешь? Ты забыл, где работаешь?
- Николай Иванович, сейчас другое время. Журналисту нельзя просто приказать писать о чем-то или не писать. Он все равно напишет то, что захочет.
- Время всегда одинаковое. Всегда можно найти способ…
- Я могу с ним встретиться и предложить делиться информацией. И надеяться на то, что журналист окажется ленивым и нелюбопытным, чтобы этой информацией воспользоваться.
Соловьев помолчал.
- Ты неглупый парень, Павлик.
Пшеницын посмотрел на начальника ясными и ничего не выражающими глазами.
- Разрешите выполнять?
- Выполняй.
Пшеницын вышел из кабинета начальника в состоянии крайнего раздражения. Соловьев, проживший всю свою жизнь при тоталитаризме, не понимал новых неписанных правил. Одно из этих правил гласило – нельзя ссориться с прессой. После президентских выборов четвертая власть стала реальной силой в стране. Если в газете появлялась публикация о деятельности какой-то официальной структуры – необходимо было на эту публикацию отреагировать. Провести расследование и доложить о том, какие меры приняты.
Если милиция попытается нажать на журналиста – это будет скандал до небес. И виноватым будет он, Пшеницын.
Гостиница «Северная», двухэтажное деревянное здание, стояла рядом с райбольницей. Возле входа стояла белая «Нива» забрызганная грязью. В холле было полутемно. На стойке стояла большая лампа с зеленым абажуром, а под ней сидел пожилой мужчина и читал книгу. Мужчина этот был отставной военный, служил он где-то на Чукотке, а в Шиченгу переехал года три назад, у него здесь вроде бы жили какие-то родственники. Пшеницын чуть напряг память и вспомнил его фамилию – Ситников.
- Здравствуйте, - сказал он, - журналист в каком номере?
Ситников поднял голову от книги и посмотрел на Пшеницына. А Пшеницын посмотрел на обложку книги. Плутарх, том второй.
- В седьмом.
- Спасибо.
Пшеницын поднялся на второй этаж и постучал в дверь седьмого номера. Тишина. Пшеницын спустился в холл.
- Его нет в номере.
- Он там, - уверенно сказал Ситников и перевернул страницу.
- Не открывает.
- Может, спит.
- Когда он приехал?
- Сегодня утром.
- Он выходил из номера?
- Нет.
- Дайте запасной ключ.
Ситников задумался.
- Давайте, соображайте быстрее. Вдруг у него там сердечный приступ?
Ситников открыл шкафчик и достал из него ключ.
- Я пойду с вами.
Пшеницын взял ключ у него из руки.
- Сидите здесь.
Ситников не стал спорить.
Пшеницын открыл дверь и вошел в номер. Обстановка в номере была, что называется, спартанская – две кровати по стенам, стол. Потом Пшеницын увидел журналиста и сразу понял, что проблемы будут.
Розанов лежал в одежде поверх одеяла на одной из кроватей. Лицом к стене.
- Здравствуйте, - сказал Пшеницын и сделал несколько шагов в сторону журналиста, - я сержант Пшеницын. У вас все в порядке?
Журналист не пошевелился. Пшеницын подошел к кровати и нагнулся к журналисту. Глаза его были открыты, он смотрел на стену. Пшеницын прикоснулся к его плечу, Розанов нехотя повернул голову и посмотрел на него.
- Что вам нужно? – спросил он.
- У вас все в порядке?
- Нет, - сказал журналист.
- Вызвать врача? Здесь больница рядом.
- Не нужно. Врач не поможет.
- Что случилось?
- Ничего особенного. Просто моя жизнь утратила всякий смысл.
Пшеницын посмотрел в окно. За окном были видны окна больницы. Одно окно было открыто, на подоконнике сидел человек в больничной пижаме и курил. Рядом торчали костыли.
Пшеницын усмехнулся.
- Ха, утратила. А раньше какой смысл был?
- Раньше?
- До того, как она утратила смысл, какой он был?
Пшеницын сел на кровать напротив Андрея. Ему вдруг стало весело.
- Не знаю. Наверное, никакого. Просто я этого не знал, а теперь знаю.
Пшеницын молчал.
Андрей повернулся к нему.
- А у вашей жизни есть смысл?
Пшеницын подмигнул ему.
- А тебе какая разница? Узнаешь ты или нет – неважно, раз уж твоя жизнь бессмысленна.
- Да, это верно, - согласился журналист и опять отвернулся к стене.
- Тебя как зовут? – спросил Пшеницын.
- Андрей.
- А я – Павлик. Будем знакомы.
- Очень приятно, - чуть слышно сказал Андрей.
- Ты статью-то писать будешь? Или так и будешь тут лежать?
- Мне все равно. Я ничего не хочу.
- Что за народ… Слушай, ну нельзя же так.
- Можно.
- Может, тебе водки выпить?
- Не хочу.
- А что случилось вообще? У тебя на работе проблемы? Или может с девушкой поругался? Не бывает же так, чтобы на ровном месте человек вот так лег на кровать и впал в депрессию.
Андрей не отвечал.
- А ты не собираешься… там… повеситься или утопиться? – с подозрением спросил Пшеницын.
- Какая хорошая идея, - сказал Андрей, - спасибо за подсказку.
- Ага, - рассердился Пшеницын, - только не забудь написать предсмертную записку и в записке поблагодари меня за то, что я тебе эту идею подал.
Андрей на шутку не отреагировал.
- Оставьте меня в покое.
- Ладно, - сказал Пшеницын, - я еще зайду.
- Мне все равно, - чуть слышно сказал Андрей, и это почему-то очень сильно разозлило Пшеницына.
- Неужели тебе совсем не интересно, кто похитил девушку?
- Мне все равно, - повторил Андрей.
- Блин, вот журналисты пошли, - покачал головой Пшеницын, - ладно, значит, смотри, какая тут ситуация. Нина училась в одиннадцатом «б». Жила с теткой на берегу в частном доме…
И Пшеницын рассказал все, что ему удалось собрать по делу. Пока он говорил, расхаживая по номеру взад и вперед, Андрей лежал лицом к стене, никак не показывая своей заинтересованности.
- Что скажешь? – спросил Пшеницын, закончив рассказ, - может этот парень, Зуев, иметь какое-то отношение к ее исчезновению?
- Мне…
- «Мне все равно!» – раздраженно сказал Пшеницын, - я это уже слышал. Ты другие слова знаешь?
- Оставьте меня в покое. Зачем вы меня мучаете?
Пшеницын махнул рукой и вышел из номера.
Когда проходил мимо Ситникова, остановился на секунду.
- Покормите его. А то еще с голоду сдохнет. Отвечай потом за него.
И положил ключ от седьмого номера на стойку.
- Я еще зайду.
Вышел из гостиницы. Посмотрел на стоящую рядом со входом «Ниву». Оглянулся и увидел на заборе моток стальной проволоки. Подошел к забору, снял проволоку и вернулся к машине. Давно он этого не делал. Но руки помнили.
Продолжение здесь.