Француз Жиль Отье много лет путешествует по горам Азербайджана. Свои долгие поездки он называет экспедициями; работа забрасывала его в такие края, куда до него, кажется, не добирался ни один ученый и, возможно, ни один иностранец. Его профессия – лингвистика, а специализация – исчезающие языки, у которых нет письменности.
Разыскать Жиля Отье, вероятно, проще всего в горах Губинского района – здесь он личность легендарная, своего рода местная достопримечательность. Но мы встретились с ним в Париже, где наш герой-лингвист в своей другой жизни преподает в Институте восточных языков. В частности, в этом году он ведет класс, который изучает горско-еврейский татский язык – на нем говорят в Губе и Дербенте.
БАКУ: Жиль, прежде всего расскажите, пожалуйста, чем именно вы занимаетесь?
Жиль Отье:Моя первая специальность – латынь и греческий. Затем я занялся восточными языками – арабским, персидским и турецким. К примеру, перевел на французский некоторые романы Орхана Памука. Но последние десять лет занимаюсь главным образом лингвистикой – грамматикой языков восточно-кавказской группы, в особенности тех, у которых нет письменности. Я больше не работаю с хорошо изученными языками – меня интересуют те, которыми до нынешнего момента практически никто не занимался.
БАКУ: Чем так притягательны с точки зрения лингвистики горы Губинского района?
Ж.О.: Здесь нужно работать срочно – ведь требуются тысячи лет для того, чтобы появился язык, и всего несколько десятилетий, чтобы он исчез. В Губинском районе существует около десяти языков, большинство из которых не имеет письменности. Они возникли, потому что в горах между долинами не было сообщения, и в незапамятные времена каждая деревня постепенно сформировала свой язык. Сегодня на них говорят от 200 до 2000 человек. В современном мире с телевидением, дорогами, школами потребности в этих языках нет, но они часть культурного наследия, и их нужно сохранить хотя бы в записях, книгах, научных исследованиях. Именно этим я занимаюсь.
БАКУ: С какими языками вы имели дело?
Ж.О.: Я работал с крызским, будугским и рутульским. В 2004 году защитил диссертацию по крызскому языку – полностью описал его грамматику, очень сложную, очень интересную. Моя работа выполнена на французском, и это первая полная грамматика крызского языка. Говорят на нем в деревне Алык, а в долине неподалеку разговаривают на будуге. Когда я собирал материал, это был крайне изолированный регион, но позднее там построили большую дорогу, открыли новую школу, что очень важно для людей в горах. Они живут там сотни лет и хотят сохранить свой образ жизни, а когда нет возможности коммуникации с большим миром, это крайне сложно. Дорога – возможность открыть мир для местных жителей, а сам регион – для людей из городов. Теперь, к счастью, есть дорога в Алык и Хыналыг, который находится чуть дальше.
БАКУ: Крызский и будугский языки не похожи?
Ж.О.: Да, они совершенно оригинальны. Важно понимать, что это именно языки, а не диалекты. Они кардинально отличаются не только от азербайджанского, но и друг от друга. Скажем, азербайджанский и узбекский языки с точки зрения лингвистики гораздо ближе друг к другу, нежели будугский и крызский, хотя на последних разговаривают в соседних долинах.
БАКУ: А в чем особенности рутульского языка?
Ж.О.: Вообще Рутул – это название деревни в Дагестане, но одновременно и группа диалектов, один из которых существует в приграничном районе между Дагестаном и Азербайджаном. Люди, говорящие на рутуле, живут недалеко от Шеки – некоторые в самом городе, некоторые в Шорсу, по дороге из Шеки в Гах, но большая часть в Шине – это очень красивая деревня. Эти люди, так же как крызы и будуги, прекрасно говорят по-азербайджански, ощущают себя азербайджанцами и любят свою страну. Просто у них есть еще один родной язык.
БАКУ: Такая ситуация ведь характерна не только для Азербайджана?
Ж.О.: Совершенно верно. Во Франции точно так же внутри страны существуют разные языки. В сущности, мой интерес к лингвистике вырос из того, что мои бабушка и дедушка, родившиеся и всю жизнь прожившие во Франции, говорили на другом языке, который называется «окситан».
БАКУ: Когда вы впервые попали в Азербайджан?
Ж.О.: В 2000-м. С тех пор регулярно приезжаю минимум два раза в год и провожу некоторое время в горах. Самые долгие экспедиции длятся по два месяца. Я останавливаюсь у людей, с которыми работаю, и мне это нравится. Коллеги, насколько я знаю, часто живут в палатках, но, по мне, странно упускать прекрасную возможность увидеть жизнь изнутри. Кроме того, я же вижу, как рады гостям мои хозяева.
БАКУ: А в азербайджанской столице бывали?
Ж.О.: Да, я люблю Баку, но обычно провожу там всего одну ночь, когда прилетаю, и еще одну перед отъездом. Я предпочитаю быть в провинции – там чудесные люди, очень хорошие, очень искренние. Все знают, что азербайджанцы очень гостеприимны, но в провинции это особенно поражает. А самые лучшие люди, которых я встретил в Азербайджане, – школьные учителя.
БАКУ: Как выглядит ваша научная работа «в полях»?
Ж.О.: Если я много раз побывал в определенном регионе, то уже знаю, какие люди наиболее открыты и работа с кем принесет самый плодотворный результат. В первый раз, конечно, приходится общаться со многими. Горцы много работают, им не до меня, так что чаще всего я провожу время с учителями. С ними комфортно – они образованны, понимают, что такое наука, умеют писать латиницей, хорошо знают фольклор. Я собираю тексты, народные сказки, иногда записываю рассказы пожилых людей. Затем мы транскрибируем записи, я анализирую структуру, грамматику, слова... Когда что-то не понимаю – спрашиваю людей. Это долгий процесс, вот почему мне нужно так часто бывать в Азербайджане.
БАКУ: Ваша работа может помочь сохранению этих языков?
Ж.О.: Видите ли, я лингвист, а не официальный представитель какой-либо организации. Я работаю не для того, чтобы изменить ход истории. Мое дело – задокументировать и описать языки, это исключительно техническая работа. Думаю, очень сложно уберечь их от полного исчезновения, но определенные шаги, на мой взгляд, предпринять можно. Нужно преподавать эти языки хотя бы пару часов в неделю в младших классах, помочь людям узнать о них больше, научить писать на них. Некоторые учителя к этому уже готовы, я показал им, как можно записывать. Очень важно, что для этого мы используем азербайджанский алфавит.
БАКУ: Сейчас на этих языках говорит в основном уходящее поколение?
Ж.О.: Нет-нет, это совсем не так! В горах их знают и понимают все без исключения, даже маленькие дети. Это скорее в больших городах – в Губе или Шеки – среди выходцев из провинции на родных языках говорят только пожилые люди. Молодые как будто стесняются. Но по большому счету люди прекрасно осознают ценность своих языков.
БАКУ: В местах, где вам приходится работать, люди интересуются Францией, другой культурой?
Ж.О.: Иногда. Мне случалось привозить в горы французскую литературу, переведенную на азербайджанский. Или, например, меня часто спрашивают, как будет то или иное слово на французском. Но особенного интереса нет – людям там гораздо больше хотелось бы выучить английский. Они знают, что по-английски можно общаться практически со всяким иностранцем, и уверены, что это помогло бы развивать туризм.
БАКУ: Можете ли вы сказать, что у вас в Азербайджане появились друзья?
Ж.О.: О да, конечно! Разумеется! У меня много друзей в Азербайджане – я бы даже сказал, что там живут одни из лучших моих друзей. Теперь уже не только наука тянет меня туда. Каждый раз, возвращаясь, я еду в места, где когда-то работал, просто чтобы навестить людей, к которым привязался сердцем. Кстати, сейчас я должен вас покинуть, потому что спешу встретиться со своим азербайджанским другом, который учится в Страсбурге. Видите, когда я в Азербайджане, в горах, я их гость, но когда кто-то приезжает во Францию, мои двери открыты для моих друзей. Это ведь очень важно, не правда ли?
Интервью опубликовано в журнале «Баку» № 21 в 2011 году.
Текст: Елена Голованова
Журнал "Баку"