Михаил Михайлович Агафонов живет в небольшом селе Читкан Баргузинского района Бурятии. Маститый охотник знает окрестные леса не хуже своей ограды, потому что охотиться начал с 14 лет.
— А чему удивялешься, у колхозников стаж шёл с 14 лет. Первый год ходили в лес в качестве учеников, а потом переводились в штатные охотники и уже всё сами делали. Первым делом зарабатывали на «тозовку», ствол стоил 18—20 рублей, на шкурку соболя можно было купить пять ружей — вот как мех ценился, по-настоящему мягкое золото!
В семье Агафоновых росло 12 человек — 7 братьев, 5 сестёр. Отец, Михаил Миронович, тоже был охотником, и этому не стоит удивляться — в то время все окрестные деревни жили промыслом.
Сегодня подобный выбор одного из сыновей Михаила-отца скорее назвали бы преемственностью поколений, охотничьей династией, зовом предков. Но Михаил-сын на этот счёт более категоричен.
— Жизнь заставила, — рубит он воздух натруженной ладонью, словно ставит печати, заверяя каждое своё слово. — Семь классов окончил, куда идти? В тайгу. Братья тоже пробовали промыслом заниматься, но постепенно бросили.
— А кто обучал необстрелянную молодёжь таёжному промыслу? Старики? Ведь 14 лет — это подростки!
— Тайга всему научит. Смотришь за взрослыми, сам повторяешь — вот и вся наука, — выдаёт рецепт народного образования Михалыч, тут же резонно замечая: — Чтобы специально с тобой кто-то возился, такого не было. Когда возиться-то, если сезон начался и зверь пошёл?.. Раньше план давали не только по пушнине. Мы заготавливали дикоросы, берёзовые почки, листья брусники — работы много.
Между охотничьими сезонами Михаил Михайлович отдыхал, причём весьма своеобразно — набрав бригаду, рубил дома. За свою жизнь построил 117 домов — целую деревню или посёлок!
К промысловому сезону мужики готовились загодя: дорог не было в лесу, все вещи, снаряжение, продукты заносили на участок на себе.
— А бывали моменты, когда вам было страшно?
— По молодости разве что, когда медведя первого добывал. Надо было утвердиться: вот, смотрите, я добыл! Чё там, 14 лет, пацан ещё, хотелось показать, что не хуже мужиков... А сейчас он мне и не нужен, так посмотришь — пусть идёт.
— А случалось, когда медведь не оставлял выбора?
— Да, и такое было. В один сезон, помню, девять шатунов пришлось добыть. Осень выдалась голодной, медведи никак не хотели залегать в берлогу. Я на вертушке завёз продукты, а потом, пока заходил по земле, они съели все мои запасы. И началась у меня война с ними: ночь-полночь, караулишь. Он же может и к избушке прийти. Бывали случаи, когда собаку вытаскивал из зимовья.
В 1981 году жуткий случай был. Два брата наняли двух конников, завезли продукты. Поужинали, легли спать. Ночью — шум, гам, кони, оторвав поводья, разбежались, медведи их угнали не пойми куда. Мужики вверх постреляли, вокруг темень — куда пойдёшь, к тому же собаки исчезли. Сели в зимовье, лампы зажгли, одну поставили на окно, чтобы светлее было, отпугнуть зверя таким образом. Вроде стихло, мужики уже собрались спать, как медведь одним рывком вырвал дверь и давай мять всех, выжил в итоге один конюх.
И со мной всякое было — тонул, горел, под медведя попадал. Но, видимо, столько на роду написано — живу вот. Однажды километра четыре медведь шёл за мной. Собаки впереди бегут, лают на белок. Как будто кто дёрнул меня — я оглянулся, а он уже тут как тут. Успел перезарядить двустволку и два жакана загнал в него. Вспотел за секунды, сел и не могу в себя прийти... Так-то медведь хитёр, если задумает тебя скрасть — он это сделает. Надо всё время быть начеку, если в тайге думать не будешь — пропадёшь.
Основным объектом охоты у промысловиков Баргузина был и остаётся соболь. В урожайные годы Михаил Михайлович добывал по 120 соболей и больше. За успехи его несколько раз отправляли на ВДНХ, лет пять-шесть считался лучшим охотником района.
— Ленту нацепят да ещё десять рублей премии дадут. Почётно! — Агафонов довольно прищурился, будто в эту секунду ему повязывают ту самую ленту. — Но свобода мне ещё больше нравится в этой работе. Главное, чтобы наряд — задание, которое выдавали на год, выполнил, начиная с ондатры, белки, ореха столько-то, грибов столько, ягод. В межсезонье оказывали помощь — хозяйствам строили кошары.
— Михаил Михайлович, вы вот всю жизнь в тайге. А как умудрились жениться-то?
— Так ещё и двух дочерей народил, вроде как два раза и побывал дома. У нас мужики в шутку так и говорят, мол, сколько раз дома ночевал, столько детей в семье.
— За много лет скитаний по тайге приходилось блуждать по распадкам?
— Вот не могу понять, как в тайге можно заблудиться? Там всё ясно и понятно. Как можно заблудиться в своём доме? Хотя современные охотнички ходят по распадкам по навигатору, по жипиесу (GPS-навигатор. — Авт.) ставят капканы. Какой из него промысловик, если он не помнит, где ходил, и не знает, куда идти?
— Самый хитрый зверь — лиса?
— Нет, росомаха. Она везде залезет. Если лабаз обустраиваешь, то ствол дерева обиваешь обязательно железом, чтобы не залезла. А если она надыбала приваду для соболя — пиши пропало: всё сожрет и капканы спустит, такая хитрая, ужас.
— Говорят, опытный охотник может загодя определить, каким будет предстоящий сезон?
— Да, если весна холодная, то соболя шибко-то не жди.
Собольки появляются на свет в конце мая голыми, страдают от холода. Если год неурожайный, то в организме зверя включается режим торможения, плод не развивается, и в таком состоянии он может находиться в утробе матери довольно долго. А так, если родился в мае, к ноябрю достигает промыслового уровня.
— Таёжным промыслом может заниматься не каждый, все штатные охотники, считаю, ненормальные люди: вместо того чтобы дома спокойно работать — бегут в лес. Тайга затягивает. Время пришло — начинаешь собираться. Ничего с собой поделать не можешь… Другие факты охотничьей биографии Михалыча здесь