«Плохой он муж» — жаловалась Лара своей маме, — «Целыми днями пропадает на работе. Нет, я понимаю, он хирург. Дежурства, конечно. Но я чувствую, будто он готов дежурить неделю подряд, лишь бы домой не возвращаться. По уши в своих больных — и ладно бы уникальные случаи, так нет! Ожоги — они ведь у всех одинаковые. А он пятнадцать лет никак на них не налюбуется.»
Володя был плохой муж. Всему виной была мысль, которую он никогда не озвучивал, но которая ежедневно приходила ему в голову.
Если б было можно — не возвращался бы домой. Никогда. Совсем.
Несмотря на вечный запах страдания, который стоял в перевязочных (он до сих пор не мог воспринимать чужую боль отстраненно, детей и вовсе жалел невыносимо, но скрывал, считая слабостью), несмотря на бессонные ночи, несмотря на то, что под утро по несколько минут собирал слова в уме, чтобы написать связную историю болезни вновь поступившего. Тяжёлая работа. Вот только дома Володе было тяжелее.
Ларочка не работала ни дня их совместной жизни. Детей не было. Вначале всё получалось славно: она была превосходной хозяйкой, готовила его любимую пахлаву с грецкими орехами, гладила его белые халаты, вдохновенно наводила дома уют.
А потом что-то случилось.
Лара потеряла интерес ко всему: новым рецептам, красивому текстилю для дома, своей внешности. И сосредоточилась на муже.
Точнее, на том, чего он для нее не делает. Случилось это после того, как она поняла: муж старается недостаточно.
«Деньги приносит — да. Но что ж деньги, это ведь любой мужик обязан. Порядок дома поддерживает, как может — ни разу не был замечен за броском грязных носков мимо корзины, никогда не оставлял посуду после ужина в раковине, и вообще аскетичен, опрятен и прост в быту. Но и это ведь не показатель хорошего мужика! Он ведь — сухарь-сухарем. Слова ласкового не скажет.» — так думала Лариса и воображала себе идеального мужика.
В ее представлении он должен был писать ей ежедневно пожелания доброго утра с работы, баловать милыми сюрпризами (не какой-нибудь безадресный ширпотреб, а непременно то, что ей хочется и нравится), звонить в обед, чтобы нежно с ней поворковать, а на ужин мчаться на крыльях любви. А не задерживаться вечно на работе — что там эти обгоревшие пострадавшие новостных хроник, разве они чём-то отличаются между собой? Пожары случаются каждый день, так же, как каждый день льются рекой на кожу невнимательных будущих пациентов комбустиолога опасные моющие средства, кипящая вода или масло, а потому у этих врачей всегда будет работа.
В ее воображении Володя должен был соответствовать идеалу. В реальности он был обычный мужик.
Это-то Лару и бесило. Бесило каждый день, каждую минуту. Годы шли, а смирения с несовершенствами мужа так и не произошло. Муж не менялся. Все так же был немногословен, все так же любил работу, все так же не осыпал жену подарками каждый день, не заказывал цветы с открыточкой-сердечком хотя бы раз в неделю, не водил ее в рестораны каждую субботу. Он хотел незамысловатой жизни, где работа была бы на совесть, а дома было бы тепло, уютно и… спокойно.
Лариса боролась со своей личной трагедией как умела. А умела она следующее: устраивать истерики. Или «катать истерики», как она говорила своей маме. Лара кричала. Ругалась. Била посуду. Снова кричала. Бросалась на мужа с кулаками. Обливала его чаем — один раз он оказался очень горячим, и Володя чуть не стал пациентом своего собственного отделения.
В общем, Лариса изо всех сил боролась за свое семейное счастье. Безуспешно: Володя все больше задерживался на работе. Домой не торопился. А в родных стенах спешил укрыться за газетой или книгой. Включал себе в наушниках медицинский вебинар. Словно стену возводил.
Однажды просидел в ординаторской пять часов кряду после рабочего дня — коллеги разошлись, дежуранты скрылись где-то в закоулках отделения. И так было Володе хорошо, спокойно одному среди бумаг и тишины, что он попросту не мог заставить себя подняться и пойти домой.
«Ну разве это хороший муж?» — вопрошала Лариса, ощущая, как гнев пузырьками распирает ее изнутри, горячей волной кусает где-то под ложечкой, стремится вырваться наружу.
Однажды случился тяжелый день: пришлось дежурить двое суток подряд, подменял коллегу, потом остался на своё дежурство. Потом съездил с Ларой в магазин, отбыл длинную очередь в гипермаркете. Постояли в пробке. На втором часу терпение жены закончилось, и началось обычное.
Сначала она цеплялась к словам, прося ответа на вопросы, которые сама и задавала. Когда он замолчал — пристала к выражению лица. Потом — начала орать. Володя молчал, глядел в окно и думал о том, как славно было бы открыть дверь машины и убежать в дальние дали. И не возвращаться к этой женщине никогда, начать новую жизнь. Можно в новом городе. Володя был даже согласен на новую страну.
Но не мог уйти.
Не мог — и всё тут.
Как думаете, почему?