Годовщина смерти матери. Женщина приехала. Сделала все, как надо. Посидела и погрустила. Никого родных нет. И в городе, в котором родилась, прошлось на сутки квартиру снять.
Вот так: жизнь наша! Пустота, и посидеть не с кем. Место стало чужим. Только могилы напоминают о былом.
Все-таки испекла в съемной квартире пироги – помянуть. У нас так принято. И решила сходить в бывший свой дом. Вдруг кто-то остался из старых жильцов? С ними помянуть можно. И нужно.
Собралась. Пошла. Пешком по городу детства. Вот и родной дом. И удача: во дворе человек восемь женщин. Как партсобрание. Стоят у скамейки, что-то обсуждают. Смеются.
Среди них две-три старушки. Знакомые с давних пор.
Подошла. Заплакала. И бабушки тоже слезки уголком платков вытерли. Обнялась со всеми. Пироги из сумки достала. Были маленькие пакетики. Разложила – всем досталось. Маму милую, маму хорошую помянуть.
Уселась. Стали спрашивать. Мол, где и как?
Пожала плечами. Лицо грустное. Поделилась, что живет в селе. На севере области. Дом большой – три комнаты. Но старый. На ремонт денег не хватает.
Теплое время года на огороде. На грядках. Есть коза. Кур с десяток. Поросенок. Жить можно. Только вот приходится работать много. На то и свой дом. Присесть некогда.
Дети, а их двое, укатили в теплые края. У них получилось. Ребят понять можно. Потому что там – в северных местах, от гнуса погибнуть легко. Комары и мошка. Могут заживо съесть. Ни одна мазь не поможет. Муж умеет деготь гнать. Намажешься – и в огород. Или во двор. Вечером никак без бани.
Конечно, годы. Хватит уже топтаться. Но и в доме сидеть без дела тяжело. Затоскуешь и заболеешь.
Что из города уехала – нисколько не жалеет. Приходится на родные могилки приезжать. Стараются с мужем раз в год – хотя бы. В этот раз он заболел. Пришлось одной ехать.
В принципе жить можно. Воздух там хороший. Муж принесет кедровый орех. Варенья из ягоды наваришь. Грибов насолишь.
Зимой выйдешь из дома. Снег уберешь – и в дом. Сиди, телевизор смотри, орешки щелкай. Вечерком банька. И вообще в своем доме полно всякой работы. Меньше, чем летом. Но все-таки.
Одного снега хватает. Натаскаешься – руки болят. А не убрать нельзя. Потому что завалит. Да и кур выпускать погулять надо. Место чистое им требуется. А еще коза со свиньей. Их кормить нужно. И убирать за ними.
Среди женщин – подруга детства. Стоит, слушает, сочувствует. По лицу видно, что такая жизнь нравится ей. Сказала, что поехала бы в деревню. Надоела квартира. Да и муж выпивает. А там, в глуши, может, и перестал бы.
Женщины отрицательно головами покачали. И сказали типа того, что свинья грязь найдет. В деревне еще больше пить будет.
На прощанье еще раз обнялись. Еще раз всплакнули. И подруга детства пошла – проводить немного.
Пару метров прошли, спрашивает: «Как тебя в деревню занесло? Ты же всегда город любила. И образование у тебя городское».
Остановилась. Помолчала. Улыбнулась криво и ответила: «Наврала я все. Боже, какая деревня? Муж неплохо зарабатывает. Новая Москва. Там живем. Квартира у нас хорошая. И дети недалеко».
- Соврала почему? Я не понимаю.
- Завидовать начнут. Я же на лицах зависть увижу. И не поговоришь. Нехорошо будет. А еще могут в гости в Москву напроситься. А мне гости не нужны. В гробу я их видала. Вот и наврала.
Бывшая подруга странно на нее взглянула. И ушла, не прощаясь. Была подруга. И всё – нет. Не нужны такие.