Веками проблема пополнения армии оставалась насущной. И схема комплектации вооруженных сил постоянно менялась. Сначала должны были воевать все свободные граждане, потом появилась профессиональная армия, а следом все изменил сословный принцип. С тем, чтобы в конечном счете передать военное занятие наемникам, которые воевали даже без участия правителей, их пославших – платили бы исправно деньги. И к XVIII веку подобный способ уже казался единственно возможным.
Эту общепринятую практику отличала одна особенность – неучастие в ней населения. Конечно, война затрагивала интересы рядового труженика и вносила коррективы в его жизнь. И все же напрямую она его касалась только в том случае, если он попадал в число рекрутов. А это был не особо серьезный процент среди живущих. Погибнуть от той же дизентерии в ту пору было куда проще и реальнее.
Все изменилось во Франции, в 1793 году. Во времена Великой революции. Дело в том, что к обозначенному рубежу страна подошла с разномастной, неоднородной армией. Это была пестрая смесь из остатков прежних вооруженных сил Людовика и добровольного ополчения. И если на урегулирование внутренних проблем этого микса хватало, то на внешнюю угрозу реагировать было нечем. А внешних агрессоров хватало.
В ту пору монархи Европы хоть и враждовали регулярно друг с другом, но все же доводились друг другу родней. Причем порой весьма близкой. Добавим сюда цеховое единство. Отчего любое покушение на идею монархии расценивалось как угроза устоявшемуся миропорядку. И, следовательно, лично им. Так что соседей, желающих вторгнуться во Францию и навести в ней свои порядки (то есть восстановить прежние), нашлось немало. И стране победившей буржуазии приходилось отбиваться на несколько фронтов. На что сил явно не хватало – требовалось реально вцепиться в границы и парировать внешнюю агрессию в условиях жесткой международной изоляции. Что означало надежду только на свои силы. Помогать общеевропейскому изгою никто не желал.
В Конвенте рассудили просто. Раз революция избавила граждан от векового монархического нарыва и дала им массу доселе невиданных льгот и свобод, то вполне можно потребовать и обоюдности – обязательств по защите этих самых завоеваний. А посему вполне правомерно призвать этих самых граждан под ружье. Поразмыслив, отцы нации посчитали идею здравой.
Решили, что призыву принадлежат все мужчины в возрасте от 18 до 45 лет. С одной оговоркой – если они холосты или вдовцы, не имеющие детей на иждивении. Потом возрастной ценз снизили до 40 лет. В итоговом законе указали призывной возраст 18 до 25. И особо оговорили, что теперь нельзя было, как прежде, откупиться от рекрутчины или выставить замену – перед новым законом все были равны без учета сословий.
Ожидалось, что поток новобранцев хлынет рекой и армия сможет выбирать лучших. На деле людские поступления оказались скромнее. И текли не так равномерно, как хотелось бы. Самыми сознательными оказались центральные регионы. Они и дали основную массу новобранцев. Провинции постоянно срывали план, апеллируя к завышенным аппетитам центра и невозможности наскрести ресурс, отвечающий требованиям закона. Мол, все подходящие срочно обженились и потому призыву не подлежат.
Вообще, так понравившейся правительству закон, на местах встречался, мягко говоря, без восторга. Рабочих рук и так не хватало. А налоговое бремя легче не стало – армии и правительства требуют содержания при любых парадигмах. Вот и старались отлынивать от призыва любыми путями. Ну а про дезертирство и вовсе говорить не приходится – отток солдат по этой причине приобрел массовый характер и составлял серьезный процент общей убыли. И тут снова любопытная тенденция: призывники из центральных областей оказались более ответственными. И реже сбегали. Этим грешили несознательные ребята с окраин.
Позднее объявили амнистию дезертирам. И исходя из количества поданных заявок, определили их число в 170 тысяч. На деле количество уклонистов было куда больше – с повинной пришли не все. И все же идею всеобщей воинской повинности признать неудачной нельзя. Она сработала.
Во-первых, доступ к военной карьере получили те, кто раньше о ней и помышлять не смел. И основная масса выдающихся военачальников (60% против 40% старого офицерского фонда) наполеоновской эпохи происходила именно из простых сословий. Во-вторых, мера позволила резко увеличить армию и надежно закрыть все границы Франции. Противники революции были вынуждены проделать то же самое. Но действовали они по старой схеме, наращивая мощь, привлекая наемников. А содержание этой публики обходилось куда дороже. Оттого многие попросту не потянули финансовое бремя и отказались от попыток наставить заблудшую революционную страну на путь истинный. И Франция выстояла. Заодно отработав схему, которая через столетие пригодится всей Европе – на полях первой мировой войны.
× Поддержите нас в телеграме: @battlez
И не забывайте подписываться на канал, а также ставить "пальцы вверх" - это очень важно!