"Моя любовь не струйка дыма, что тает вдруг в сиянье дня.
А вы прошли с улыбкой мимо и не заметили меня."
Вернувшись домой с ночной смены, Валя, первым делом, вынула из грудей узкие мешочки, наполненные белым порошком и ссыпала содержимое в трёхлитровую банку. На банке имелась самодельная этикетка с надписью: "Триполифосфат натрия." Грудь Вали, получив облегчение килограмма на полтора, наконец, легко задышала.
Валентина работала на химзаводе, на автоматической линии - фасовке стирального порошка и этим было грех не воспользоваться. Выходила не только домашняя экономия, но и прибыль: излишки "триполя" женщина сбывала соседям по дому, и даже жена участкового милиционера охотно брала.
Цену объявляла совестливую и все оставались довольны. Правда, сестра Валина дулась:"Могла бы уж, по родственному, с меня ни копейки не брать. Ведь дармовой порошок!" Ага, дармовой! А нервы, которые не восстанавливаются? Вот с мамы копеечки бы не взяла, но та уж лет пять, как умерла.
Покончив с "порошковым ритуалом," Валентина приняла душ, мазнула за ушком любимыми духами "Чайная роза" и на цыпочках подошла к комнате детей - дочь Ленка, семнадцати лет, и восьмилетний сын Игорёк делили комнату на двоих. Со временем, Валя планировала младшего перевести в кладовку, где пока располагалась их с мужем спальня - кое-как впихнутая кровать и тумбочка для будильника.
Разъединение разнополых детей откладывалось не только из желания иметь зал, "как у людей" - диван с покрывалом модной расцветки "под леопарда," два кресла с журнальным столиком и телевизор на компактной подставке. Проходной зал, в качестве спальник, лишил бы супругов интимного уединения, которого и так не хватало.
Детки спали сладко и крепко. Чистая - душистая Валентина, в кромешной кладовочной тьме, нырнула под бочок к мужу Анатолию. Обняла тёплой рукой, проговорила:"Толенька, я пришла, себя принесла." Муж остался бревном и даже всхрапнул. А ведь бывало... Вале стало грустно. Даже слеза на подушку скатилась.
Вспомнила, как они с мужем, закрыв Ленку - детсадовку, тогда в однокомнатной квартире, убегали на танцы. Танцплощадка располагалась в парке, напротив их дома. Украденное развлечение пьянило. С эстрады лилась и заводила "живая" музыка: "Синий, синий иней, лёг на провода, в небе тёмно-синем синяя звезда, о-о-о-оу..."
Во время "медляка" беззастенчиво целовались. Только минут через сорок, Валя начинала поглядывать на часы, наконец, вспомнив про Ленку. Но покинуть площадку, не дождавшись апогея танцевального вечера, не было сил. Наконец, нестройные голоса начинали требовать у исполнителей: "Шизгару давай!!!"
Валя и Толя подхватывали призыв, чувствуя себя непобедимо молодыми. Первые аккорды "таран-таран-тан-тан-тан..." вызывали общий взрыв эмоций: лавочки пустели, оживали даже самые не танцующие. Для затравки исполнялся популярный перевод композиции: "Волосы твои до плеч, глаза большие в пол лица. Взглядом можешь ты увлечь любого в мире молодца... Шизгара! О-о-оу, Шизгара!"
С упоением танцевали, но настоящее сумасшествие начиналось с первых "английских" слов (качество произношения никого не интересовало):"Габн ин ванде стен. Веро лайк о си воз ми... Шизгара!" Валя, в мини юбке, с растрепавшимися локонами, не двигалась, а летала. Муж Толик смотрел на неё с восхищением.
Дежурившие на танцевальной площадке дружинники, гасили всеобщее "вызывающее поведение," и супруги, держась за руки, убегали домой, чтоб наедине вдосталь нацеловаться. Ленка, умничка, никогда их не подводила - крепко спала. Теперь дети тоже спят, а Валя, вместо объятий мужа, одиночеством укрывается. Незаметно для себя, женщина уснула.
А на другой день, выбрав время, поехала Валя в другой район к "психологу" - к лучшей подруге Зинаиде за советом, как вернуть восхищённый взгляд мужа со всеми вытекающими. Зина, давно разведённая, одна поднимающая двоих сыновей, оставалась отзывчивой, без намёка на зависть.
Выслушав Валю, она упёрла острые кулачки в бока:"Валь, ты свою люстру с висюльками "под хрусталь" замечаешь?" Валентина удивилась: "Ну, замечаю, когда перед пасхой мою - геморрой! А что?"
"А то!- притопнула ногой Зина.- Когда-то это твоя мечта была. Деньги откладывала, доставала с переплатой. Рассказывала потом, как смотришь на неё часами, любуешься. Чуешь куда веду?" "Не совсем,"-призналась Валентина.
Подруга терпеливо пояснила:"Глаз у Толяна замылился за столько-то лет тесного счастья. Того и гляди, про тебя начнёт думать, как ты про люстру!" Валя всхлипнула:"И сделать ничего нельзя?" Зинаида полагала, что можно и несколько ценных советов дала, как всколыхнуть в Анатолии забытую страсть.
"Ты главное, сразу по всем фронтам наступай,"- сказала на прощание Зинаида и Валя, с надеждой, упорхнула домой. Очень кстати, у детей наступили летние каникулы и Валентина отправила их в деревню, к родне. А сама за любовь мужа бороться наметила. По всем фронтам.
В пятницу, ничего не подозревающий Анатолий, шёл домой лелея примитивные, но невероятно приятные желания: плотно поужинать (в идеале со стопочкой), лечь на диван и, чтоб телевизор уже работал. Да! Ещё, чтоб жена онемела. В общем-то, очень понятно: Толя работал в кузнечно-прессовом цехе, а не в кабинете штаны протирал. Весь день на ногах, хоть и мастер.
Вошёл в квартиру, и сразу об жену споткнулся. Валюха с чего-то в коридоре стояла, поблёскивая золотыми коронками (между прочим, его, Анатолия, подарок и весьма не дешёвый). Спросил обалдело:"Валь, ты что тут? Мусорное ведро надо вынести? И что за праздник?" Это он по поводу проигрывателя, пластинку гонявшего, удивился.
Не поддавшись обиде, Валентина пропела:"Моя любовь не струйка дыма, что тает вдруг в сиянье дня... Толя, сокол мой, посмотри на меня со вниманием!" Анатолий посмотрел и сказал, что думал:"Ты зачем в такой срам вырядилась? Надеюсь, на улицу так не ходила - исподнее видно!" На Валентине было надето, что-то длинное, кружевное и прозрачное.
Не сдаваясь, женщина пояснила:"Это, Толечка, пеньюар называется. В нём принято с мужем завтракать вместе или ужинать при свечах. Тридцать рубликов стоит!" "Ско-олько?! Да это ж почти половина моего аванса!" - не сдержал возмущение Анатолий. "А я на свой аванс купила, не беспокойся! Надеялась тебя порадовать..."- голос жены дрогнул.
"Я бы порадовался, если б на путный костюмчик потратилась, а то - сорочка с кружавчиками!" С эими словами, Анатолий прошёл в ванную комнату. Зашумела вода. Когда вышел, Валя собирала на стол, в привычном, домашнем халатике. Музыка не звучала.
Зато ждали любимые голубцы. Супруг руки потёр в предвкушении:"Ну, Валюха! И даже водочку, не поскупилась поставить!" Действительно, на столе скучал запотевший графинчик. Посчитав себя лишней, Валя покинула кухонное пространство.
По мере наполнения желудка едой и теплом спиртного, Анатолий добрел и с долей благодарной вины о Валентине думал:"Хорошая у меня жена, но с придурью. Вот, что сегодня было? Будто ей не хватает чего-то, а чего именно не пойму. Зарабатываю, выпиваю не часто. Дети здоровы. А она - тридцать рублей за пеньюарку какую-то отдала!"
После ужина лёг, как мечтал на диван. Телевизор подавал ненавязчивый звук. Но что-то не расслаблялось сегодня Анатолию. Он смотрел на жену, сердито стучащую спицами - шарфик, что ли вязала. Плотненькая, желтоватые волосы, слегка пережжённые "химией."
Из-за привычки или по другой причине, некрасивой или немолодой она ему не казалась. Валюха и Валюха. Жена! Но, что-то похожее на нежную жалость, беспокоилось в груди Анатолия. Не умея разобраться, он доверил это соседу по гаражу. В те годы, главным в гараже была не машина, а погреб: за картошкой и огурчиками маринованными Толя пришёл.
Для понимания вопроса, пивка выпили. Сосед соображением блеснул: "Бабы, Толян, живут потребностью нравиться мужикам, даже если уже внуки вокруг бегают. Без этого киснут, становятся злыми. Вынь, да положь им внимание, комплимент. И особо на пользу идёт, если мужик - посторонний. Вот тут уж каждая себя королевишной чувствует."
Анатолий комплиментов для Вали от других мужиков не хотел и даже кулаки сами собой сжались. Но чего не надумаешь для удовольствия родимой жены! В их же с Валей пятиэтажке, на первом этаже, жил одинокий мужичок по имени Сашка. Был он бобыль и дворник. И вот к нему, после гаража, заглянул слегка разогретый пивком Анатолий.
Сашка, тоже не как стекло, как-то быстро ухватил его мысль:"За Валькой твоей приударить? Не откажусь! Она мне давненько ндравиться. Колоритная бабочка!"
Подавляя ревность, Толя пояснил, что "приударить" - это слишком. Просто, скажем, вслед посмотреть, чтоб она взгляд почувствовала или там присвистнуть: мол, вот ты какая!"Или цветы подарить,"- включился Сашка.
Анатолий сощурился:"Если такой умный - что ж один всё живёшь? Цветы никому не даришь. Баб одиноких полно, а тебе жену мою подавай!" "Так ты ж сам предложил!" - удивился Санёк. Надо сказать, что посреди этого странного разговора, Сашка, как гостеприимный хозяин, выставил что-то выпить, а на закусь открыл банку Толиных огурцов.
Тот даже не заметил, охваченный страшной догадкой: дворник Сашка давно положил глаз на его жену. А что, если взаимно и потому Валя сходит с ума: всё ж в семье двое детей, непросто к другому уйти! Присмотрелся к дворнику. Нет, не мог он Валюху увлечь - рябоватый, тощий, хотя вон, как быстро про цветы ухватил, а женщины на внимание падки.
Это не мешало мужчинам наполнять рюмки и выпивать. Причина прихода неожиданно стёрлась: Толяну стало казаться, что к Сашке его привели пробивающиеся рога. Спросил гневно:"Так Валентина моя тебе всерьёз нравится?!" Санька хлопнул себя по коленкам:"А хоть бы и так! Надоела жена - отдавай!"
"А вот мы сейчас разберёмся, кто кому надоел! Твоё дело мусор сметать, а ты нашим жёнам под юбки заглядываешь!" - с этими словами Толя схватил Саню за грудки. Мужики запыхтели в не слишком серьёзной борьбе. По соседски. Из-за летней жары, окна были открыты. Первый этаж позволял происходящее на Санькиной кухне, созерцать даже с улицы.
Скучающие на лавке местные кумушки - сплетницы, оживились и подобрались поближе. Самая высокая, с вытянувшейся от любопытства шеей, вдруг за сердце схватилась:"А мамоньки! Сашка взялся за нож! Бегите, кто-нибудь за Валюхой - пусть мужа спасает!"
Пропустить "мировое" событие никому не хотелось, но всё же самая шустрая, по прозвищу Тайота (её Таисией звали) полетела за супругой Анатолия. Должно быть, сильно напугала - Валя примчалась мгновенно, с табуреткой в руках. Очень разумно: а ну-как дверь в квартиру никто не откроет, тут табуретка и выручит.
К этому моменту, в Санькиной кухне зловещая тишина наступила. Коротенькие кумушки, даже в прыжке, не могли рассмотреть, что там творится. Их растолкав, Валя залезла на табуретку и вскоре оказалась на подоконнике. Взору открылась картина: хозяин квартиры чистил у раковины картошку, вынимая её из знакомой Валентине сумки.
Анатолий, любимый муж и отец, горячо и искренне говорил:"Я рад, Саня, что между вами ничего нет. Теперь мне не придётся тебя убивать - дворник ты неплохой! А Валю свою никому не отдам потому, как люблю!" "Да люби, на здоровье и хорошо, что зашёл по соседски," - милостиво разрешил Сашка.
Час спустя, Валя поила крепким чаем супруга уже на своей кухне, и с удовольствием принимала пьяненькое объясненье в любви. "Ты, Валентина, самая лучшая. Никому тебя не отдам, даже не рыпайся,"- говорил Анатолий. "Да я и сама никому не отдамся, кроме тебя,"- отвечала счастливая Валя. И вдруг спросила:"Толь, а ты помнишь, как мы убегали от Ленки, танцевать под Шизгару?"
"Ещё бы! Наши лучшие - семидесятые годы. Помню, твою короткую, колокольчиком юбку. Когда ты в танце кружилась, иногда мелькали белые трусики. Я так ревновал! И ждал, когда, наконец, ребята-дружинники потребуют завершение балдежа,"- откликнулся Анатолий неожиданно трезво.
Валя, чмокнув мужа в макушку, унеслась в зал. Вскоре приятный мужской тенор запел:"Я возвращаю ваш портрет... Моя любовь не струйка дыма..." Усевшись на колени к мужу, Валя закрыла глаза:"Я теперь почему это больше люблю. Недавно купила пластинку по случаю."
Анатолий шепнул ей на ушко:"Уж очень грустно, о расставании." Но Валя слышала в песне напоминанье, что чувствами разбрасываться нельзя и испытывать друг друга следует осторожно.
P.S. Сия история - инцидент, имела место быть в какой-то из восьмидесятый годов. Валентина и Анатолий, казавшиеся мне тогда "дядей и тётей" жили в нашей пятиэтажке вместе с детьми - Ленкой и Игорьком.
Лена, чуть старше меня, походила на мать и была очень смазливой. Валя и мама мо, работали на одном химзаводе. Только Валентина в цехе, а мама в лаборатории. И стиральный порошок "Триполифосфат натрия" у нас не переводился: мама, как и многие, у Валентины его покупала по сходной цене.
Благодарю за прочтение. Пишите, ставьте лайки, подписывайтесь. Всегда ваша Лина
#семейные отношения #реальные истории, рассказы #воспитание детей #психология мужчины и женщины #любовь и ревность, семья