Донбасс мертвеца
Браво, «Новая»! Браво, Алексей Бобровников! Перед нами то, что можно без всяких сомнений назвать великим репортажем. В нем совершенно точный ответ на вопрос, кому выгодна война на Донбассе и почему нет никакой перспективы ее окончания.
Украинскую группу по борьбе с контрабандой в «серой зоне» обстреляли в непосредственной близости от штаба 92-й бригады ВСУ, в зоне операций которой была развернута антиконтрабандная деятельность.
«Если будут это списывать на какое-то ДРГ, которое зашло со стороны ЛНР, — это полная ерунда, — сказал руководитель украинской группы расследователей контрабанды в «серой зоне» на Донбассе Андрей Галущенко. — Это сделали люди, нахождение которых в этом месте с оружием не вызвало бы ни у кого никаких подозрений… И свидетелей нет — никто не видел ничего. Поэтому я думаю, что в составе пограничников и 92-й бригады есть преступники, которые считают нас серьезной угрозой, и они спланировали эту акцию, используя для этого своих штатных людей. Никто из россиян или украинских сепаратистов, воевавших на той стороне, не мог добраться до этого места незамеченным. В самом сердце расположения украинских войск любой подход и незаметный выход снайперского расчета противника был невозможен даже теоретически».
Через 4 дня после этих слов Галущенко был убит двойным взрывом противопехотной мины МОН-50, причем на территории, полностью подконтрольной харьковской бригаде ВСУ. Но журналисты спасли архив его записей:
- «Тот, кто контролировал допуск в эту зону, был здесь таможней, налоговой службой, полицией и судебной системой в одном лице. В этом конкретном секторе такой силой была 92-я отдельная механизированная бригада вооруженных сил Украины, контролировавшая все входы и выходы из окрестностей городка Счастье, от него было рукой подать до столицы «ЛНР», с которой его соединяла не обстреливаемая никем, идеально чистая, нетронутая, как столичная магистраль, прямая как стрела трасса, ведущая в самое сердце анклава».
- «Товары, шедшие по асфальтовому покрытию, зачастую контролировались армией. Грузы же, шедшие по железной дороге, с перевалочным пунктом на ТЭС, полностью контролировались спецслужбой и штабом так называемой антитеррористической операции, возглавляемым генералом СБУ Виталием Маликовым — бывшим полицейским из Крыма».
- «В свою очередь полиция вместе с военными контролировала металлолом и часть контрабанды, шедшей по суше и через лодочную переправу. Военная разведка, по слухам, контролировала наркотики».
- Убийства, связанные с разграблением территорий «серой зоны», сказано в архиве Галущенко, начались прямо с 2014 года по всей линии разграничения. Например, убийство гражданского, казненного осенью 2014-го на блокпосте неподалеку от Волновахи, было представлено праворадикальным батальоном «Киев-2» атакой «террористов».
Выходит, что ВСУ и праворадикальные подразделения воюют друг с другом, с полицией и с мирными жителями ради финансовых потоков с контрабанды, а «терроризм» подразделений ДНР — не более чем медиа-нарратив. Тем более Украина так и не признала ЛНДР террористами, но продолжает судить симпатизирующих Донбассу людей именно за терроризм.
Очевидцы вспоминали эпизод, когда один из солдат, пойманный своим командиром на незаконной сделке, стоял по стойке смирно, уверенно, дерзко, но с неописуемой грустью в глазах глядел в глаза офицеру и на вопрос: «Вот что мне с тобой за это сделать, что?!» — спокойно отвечал:
«Расстреляйте меня, товарищ подполковник. Разжалуйте. Делайте что хотите. Я таких денег в глаза не видел и никогда не увижу».
Потрясающий материал Алексея Бобровникова из «Новой», в котором содержится совершенно точный ответ на вопрос, кому выгодна война на Донбассе и почему нет никакой перспективы ее окончания.
Возвращая нанайский язык. Зачем России и россиянам редкие языки
- Какие проблемы есть у нанайского языка в России?
- Нужны ли языки коренных народов России и россиянам?
- Есть ли у нанайского языка надежды на сохранение, когда образовательные инструменты передачи языка несовершенны, традиционные разрушены, а немногочисленные носители ведут горячие споры о правильности «родных» диалектов?
- Почему это настолько важно, что не только нанайские, но и русские по национальности лингвисты спасают нанайский?
«Репортёр» публикует большой исследовательский репортаж известного языкового активиста и лингвиста Василия Харитонова, который на протяжении многих лет помогает местным патриотам на Амуре, совершает чудо оживления нанайского языка, деятельно отвечая на вопрос, что делать, когда нет виноватых в том, что нанайский язык не передаётся детям?
Хотите отправиться в настоящую лингвистическую экспедицию? Читайте репортаж здесь.
«Милосердие воспитуемо». Как ПНИ в Потьме стал одним из самых человечных в России
2021 год дал нам не один пронзительный и мрачный репортаж о российских психоневрологических интернатах (ПНИ), где жизнь пациентов практически не отличается от жизни заключенных в тюрьме. И тем удивительнее, что 2022 год начинается с лучика света, с истории о ПНИ, где все не так.
«Я всегда готовлю себя к этому ужасу, к виду никому не нужных, несчастных и брошенных людей с детскими телами, затерянных среди взрослых с инвалидностью. Я рассчитывала увидеть весь этот мрак, а увидела — пусть и в зачаточном состоянии — но систему наставничества: когда воспитанники из взрослого отделения едут в детское и там помогают персоналу работать с малышней», — говорит известный благотворитель Нюта Федермессер.
Речь идет о ПНИ в мордовской Потьме.
- «До пандемии семнадцать подопечных интерната прошли обучение в филиале мордовского Дома науки и техники в Зубовой Поляне и получили сертификаты: сантехника, электрика, гардеробщика, сиделки».
- «Из 130 штатных сотрудников интерната пятеро — это подопечные интерната. Мужчины плотничают, занимаются электрикой и сантехникой, женщины работают уборщицами или санитарками — и все официально получают зарплату».
- «За пределами интерната с лета трудоустроено семь человек: двое мужчин — в поселковой администрации, уборщиком и разнорабочим, остальные на пилораме. Все — недееспособные. Ни одного увольнения пока не было».
- «Вся зарплата остается целиком у подопечных — учреждение не забирает ничего (только 75 процентов пенсий по инвалидности — по закону)».
- «После зарплаты у работающих подопечных начинается "поле чудес": тратят в основном на технику — смартфоны, колонки, приемники, наушники, термосы, телевизоры, пылесосы и стиральные машинки».
- «Привычного разделения по полу в интернате нет — мужчины и женщины живут в одном отделении. Это способствует появлению отношений. Два года назад на территории рядом со зданием общежития построили коттеджи для пар. При интернатах в России такого еще нет нигде».
Оказалось, что при желании и небезразличном подходе можно добиться очень многого. И это, конечно, только начало. Екатерина Малышева из «Таких дел» увидела свет в Потьме и рассказала о нем нам.
Как Казахстан теряет русских
За год, утверждает Дмитрий Стешин, из промышленного пояса Северного и Северо-Восточного Казахстана в Россию уезжает навсегда 26 тысяч человек (официально) и около 40−50 тысяч — по мнению местных коллег-журналистов. Люди эти, как правило, русскоязычные.
— Русская община в Казахстане? Первый раз про такое слышу.
На минутку, русские, или как их называют здесь официально — «русскоязычные», это почти 20% населения, 3 миллиона 588 тысяч человек (по данным Статкомитета Казахстана на 2018 год). Осмотр казахского интернета подтвердил, что ни общественных организаций, ни правозащиты, ни политиков и партий с этническим компонентом или пророссийскими программами наши соотечественники здесь не имеют. Зато, по российской схеме, у них есть фольклорные ансамбли при «Домах дружбы» и перегрызшееся между собой казачество с тремя атаманами. Причем, каждый из трех считает себя истинным, а остальных — ряжеными.
Фольклорные ансамбли в кокошниках вместо русских общественных движений, правозащитников и партий в стране с несколькими миллионами русского населения — это просто калька с жизни русских на Украине до Майдана 2014 года. Потом запретили и ансамбли в кокошниках.
Положение русскоязычной общины в Казахстане в репортаже Дмитрия Стешина из «Комсомолки».
«Ну отдайте вы ее в интернат». Надежда борется, чтобы после ее смерти дочь не попала в ПНИ
И снова о психоневрологических интернатах. В основном они ужасны, есть и человечные, не похожие на тюрьму строгого режима. Но есть ли в принципе альтернатива?
«Я поняла, что люди с небольшими нарушениями еще могут выжить в ПНИ, а для таких тяжелых детей это смерть».
У Жени — ДЦП, у ее мамы Надежды — иммунное заболевание, перешедшее в онкологию. Надежда не знает, сколько ей осталось жить. Чтобы дочь не попала в ПНИ, она...
Вместе с директором ЦЛП Анной Битовой и директором фонда «Жизненный путь» Иваном Рожанским мама Надежда создала для Жени квартиру сопровождающего проживания. Квартиру купили в складчину с двумя другими мамами. Теперь Женя живет там с 23-летним Сашей (имя изменено), у него ментальные нарушения. Второй сосед к ним пока не приезжает. Сейчас девушка проводит на своей квартире почти пять дней: приезжает туда в понедельник в обед, на неделе посещает разные мастерские, а вечером в пятницу ее привозят домой.
Чтобы Женя и другие ребята могли остаться в своей квартире и не попасть в ПНИ, когда умрут родители, у них должны быть вторые опекуны. Для Жени такой опекун нашелся, для ее соседей пока нет.
«Когда на тренировочной квартире Женя поняла, что она высоко и оттуда так красиво видно Москву, реку и парки, она ужасно полюбила смотреть в окно. У нас дома тоже отличный вид: большая детская площадка, 15 минут пешком до парка. Храм — в восьми минутах. Очень хорошо. Жить бы да жить, не хочется умирать…».
Вероника Словохотова из «Правмира» о том, как, казалось бы, в полной безнадеге можно бороться и побеждать. Хотя бы временно, хотя бы не наверняка, но и этого не мало.
А какой репортаж вам по душе? Голосуйте каждое воскресенье в нашей группе в VK или в нашем Telegram-канале.