Завещание
С самого утра в доме царил невероятный ажиотаж. Мама возбуждённо говорила по телефону с коллегами и подругами, рассказывая о том, как застряла в доме умершего отца, но надеется, что сегодня же всё будет улажено и она, наконец, вернётся в Москву, при этом крикливые нотки в её голосе звучали не то радостью, не то отчаянием. Дядька, окутанный клубами пара из своего вейпа, в провисшей на ребристой его татуированной груди майке беспрестанно выходил на улицу, возвращался в дом, поднимался по неистово стонавшей под ним лестнице, спускался в кухню, гремел посудой, напевал громче обычного, шутил нахальнее, задевал маму, которая реагировала тоже чрезмерно бурно… Поддавшись общему напряжённому ожиданию, забилась под вешалку в прихожей и собака, утробно рыча оттуда на всякого, кто только открывал дверь в коридор. Сегодня Ульяна перестала вслушиваться в звуки, доносившиеся из леса, и вздрагивать от любого скрипа сосен, выбивавшегося из отлично сработавшегося их хора – было ясно, что к вечеру всё дурное, произошедшее с ней и имевшее шанс ещё повториться, кончится. Все ждали приезда адвоката.
Он появился ближе к обеду, когда солнце, хоть и спрятанное за низкими осенними тучами, но всё равно близкое, располагалось выше обступавших дом сосновых крон, поэтому в комнатах было необычайно светло, будто их заполонил потусторонний туман. Через порог, поддерживаемый Ульяниной матерью, переступил седой мужчина в коричневом плаще, с торчащими из-под старомодной широкой кепки завитками тёмно-серых, седых, давно не стриженных волос. Он напомнил девочке детектива из забытого сериала, пару серий которого однажды уговорил её ради смеха посмотреть папа, ударившийся вдруг в воспоминания о детстве. Правда, тот старичок-следователя, маленького роста, прихрамывающий, лукаво щуривший один глаз, казался безопасным, весёлым и доброжелательным; этот же был скуп на эмоции, деловит, отстранён, и как будто вся жизнь и радость, которых и до того немного было в доме, замерли и вытянулись по струнке едва он, бесцветный, ступил в прихожую. Мама, отлично знакомая с юристом своего отца, любезно проводила его в большую комнату, назвать которую гостиной язык не поворачивался: два квадратных дивана, покрытых клетчатыми пледами, друг напротив друга, ножная швейная машинка под вышитой скатертью в углу и небольшой круглый стол с четырьмя сутулившими деревянные спинки стульями по каждой из сторон света – вот и вся обстановка. Мама извинялась: «Здесь, Сан Саныч, конечно, нечего мечтать о комфорте с дороги. Эта эксцентричная обстановка – папин личный выбор. Вы же его знаете!». Машинально говоря об отце, как о живом, она быстро опомнилась, и голос её прервался.
- Да-да, я несколько раз уже бывал здесь у Алексея Фёдоровича. Прелестное место, – не меняя безучастной интонации отвечал ей Сан Саныч выученно безликим тоном.
За ним следом вошёл майор Круглов, с тем услужливо-покровительственным видом, с каким обычно являлся в их семью. Наталья пробовала, было, прогнать его, но тот ответил, что быть здесь – его обязанность. «Впервые слышу», – хмыкнула мама, однако адвокат убедительно посмотрел на неё так, и спорить она не решилась. Переступив порог большой комнаты, Круглов споткнулся, громко чертыхнулся, тут же оправился и, подобно неуклюже упавшему коту, осмотрел собравшихся, желая знать, заметили ли его конфуз, и усиленно делая вид, что сделал это специально.
Ульяна не хотела присутствовать вовсе, но мать ещё утром строго распорядилась: «Ты тоже наследница. Уверена, что дедушка оставил что-то лично тебе – ты его первая внучка, и кстати, единственная, которую он смог повидать», – на что крутившийся рядом дядька заметил: «Кто знает! Ты же хорошо знакома с папиной непредсказуемостью!». Теперь девочка стояла, забившись в угол между диваном и стеной, оклеенной обоями в крупных грязно-розовых розах, не зная, как себя вести, и только надеясь, что встреча не затянется надолго. Дядя Антон уже сидел за столом: он так и оставался в своей растянутой майке, на которую мать взглянула с учительским неудовольствием, не вынимал изо рта вейпа, а свободной рукой едва заметно барабанил по худой щиколотке ноги, под прямым углом положенной на коленку другой. Мама предложила садиться и майору, и адвокату, но Круглов молча остался в дверях, широко расставив ноги, будто охранник, а Сан Саныч, освободившийся от плаща и кепки, в великоватом для него сером костюме, быстро придвинул один из стульев к окну и сел туда, как на импровизированной кафедре, водрузив на колени дипломат. «Садитесь, Наталья Алексеевна. Давайте без чая, кофе, а лучше поскорее начнём», – и затворы дипломата завлекательно щёлкнули.
В абсолютной тишине только шипел изредка дядькин вейп, да часы счастливо тикали – если б не они, Ульяне показалось бы, что время остановилось, пока никто благоговейно не произносил ни слова, а адвокат, нацепив на нос очки в тонкой оправе, шуршал бумагами, вскрывая большой конверт. Он был похож на дедушку, едущего в метро и ищущего газету, который хочет казаться необычайно важным и занятым – однако он стар, едет в метро с древним дипломатом и читает бумажную газету, что выдаёт его истинное положение всем пассажирам.
- Итак, – откашлявшись, торжественно начал Сан Саныч, – я, Перемыслов Алексей Фёдрович, третьего августа 1951 года рождения, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, действуя добровольно…
- Сан Саныч, это всё ясно, давайте к сути, – нервно, но властно перебила его Наташа.
Тот не поколебался и на одной ноте продолжал:
- Наталья Алексеевна, это моя работа. Настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. Из принадлежащего мне на момент смерти имущества земельный участок и жилой дом, находящиеся в посёлке Дно, района…
- Да пропади он пропадом, кому он нужен – да, сестрёнка? – громко воскликнул Антон, опасно раскачиваясь на своём стуле.
- Завещаю Коваленко Алексею Алексеевичу, пятнадца…
- Кто это вообще? – стул резко приземлился на все четыре ножки, а дядю как будто выбросило животом на стол, и он широко расставил длинные руки, чтобы не перелететь его.
- Пропади пропадом? Папина непредсказуемость? – не могла не позлорадствовать сестра тоном, которым обычно ехидничал он.
- Ему же завещана квартира в Санкт-Петербурге, – невозмутимо, словно отрешившись от мирской досаждающей суеты, продолжал адвокат. – Гороховая улица…
- Что?! – пришёл черёд вскочить Наталье, на что Антон не нашёл сил даже ухмыльнуться.
- Вы можете задать вопросы после прочтения, – процедил быстро Сан Саныч, – Квартиру, расположенную по адресу Москва…
- Тоже Коваленке? – горько, не бодро, спросил Антон.
- Корпус 3, номер 117, завещаю Шараповой Светлане Игоревне, 1998 года рождения. Как и автомобиль Мазда…
Между братом и сестрой Перемысловыми началось невнятное шипение, при помощи которого они не то общались друг с другом, не то изливали возмущение вовне.
- Долю в издательстве «Полёт», авторские права на все мои литературные произведения, а также дачный участок с домом в посёлке Переделкино Московской области по улице Серафимовича, дом 13, завещаю Машурадзе Льву Вахтанговичу или, в случае его смерти, его прямым наследникам. Лев Вахтангович, действительно, скончался четыре года назад, поэтому в наследство вступит его вдова, Машурадзе Елена Ивановна, её ещё предстоит уведомить отдельно. Содержание статьи…
Но Сан Саныча уже никто не слушал. В комнате поднялся такой шум, что трудно было поверить, будто производят его всего два человека: женский и мужской голоса слились в гул настоящей базарной толпы, сквернословящей и истерично призывающей кого-нибудь к ответу. Антон вопрошал, кто такой этот Коваленко, на что Наталья кричала: «А грузин – он кто? С какой стати ему – издательство? Я столько лет занимаюсь всеми книгами, экранизациями, всем! И кому он отдаёт это дело? Ты в это веришь?».
- Это в его духе, да! Но он не может быть настолько зол на нас! На меня – допустим, но не на вас с сестрой, не на внуков! – отвечал Антон, вскочив на ноги и тяжело оперевшись кулаками на стол. – Когда было написано это завещание? В каком году? Какого числа?
Адвокат тем временем кончил читать никем не расслышанный финал завещания. Вновь щёлкнул дипломат – зловеще, издевательски. Сан Саныч вытянулся в струну и даже слегка поклонился.
- Дамы и господа, извините, теперь я должен уведомить проживающую здесь гражданку Шарапову о её доле в наследстве.
- Ах, да! Шарапову! Ты слышал? Кто это? Это же медсестра! Эта шлюшка – медсестра, да?
И она обернулась к застывшему в дверях, кажется, в не меньшем удивлении, чем родственники, Круглову.
- Валерий Борисович, отвечайте мне! Шарапова – это медсестра, верно?
Наталья, словно кобра, готовая прыгнуть, сощурила глаза и медленно обходила стол, направляясь к майору. Тот растерянно развёл руками:
- Медсестра. Но, видит бог, никто не знает, как это получилось!
- Не знает! А я знаю! – в каком-то истеричном торжестве кричала женщина. –Ты смеялся, братец, что я подозреваю её в убийстве! Выходит, ничего смешного! Конечно, много ли надо старому козлу, оставшемуся без жены? А когда завещание готово, дуралея можно и на тот свет! И правда: какого числа написано завещание, Сан Саныч? Молчите? Идиоты! Я еду с вами! Хочу посмотреть в её мерзкие глаза, когда сучка услышит, что у неё всё удалось!
- Наташа! – неожиданно фамильярно и строго прикрикнул на неё адвокат. – Я тебя помню ещё девочкой! Я отлично знал твоего отца! Давай не будем чернить его память. И давай не будем устраивать неприятных сцен. Это было одним из данных мне Алексеем Фёдоровичем распоряжением – зачитывать завещание в присутствии сотрудника полиции, именно майора Круглова.
- Да что вы? То есть он предвидел, что я буду вести себя ТАК? Какая неожиданность!
- Да старик просто над нами угорает! Наверняка повеселился, продумывая эту сцену. Как будто очередную книжку создал... Надеюсь, нет никакого ада, откуда он может с удовольствием за нами наблюдать. Урод, – смачно выговорил последнее слово дядя Антон и, щуплый, чуть не сбив с ног коренастого Круглова, стремительно вышел вон из комнаты.
- Наташа, я прошу тебя, дай мне закончить мою работу, а дальше разбирайся, – положив руку ей на плечо необычно мягко повёл себя адвокат. – Я тебя прекрасно понимаю.
- Да пошли вы, – она брезгливо стряхнула его морщинистую ладонь с чёрного рукава своего элегантного платья. – Убирайтесь! И вы уходите, – крикнула Круглову. – И больше не надо таскаться ко мне со своими сальными глазками! Валите к чёрту оба!
Она рухнула за стол и, обхватив голову руками, устало застонала. Мужчины, неловко шаркая ногами и наваливаясь друг на друга, сопя и вздыхая, ушли. Ульяна, постояв в углу немного, приблизилась к столу и положила руку на плечо матери.
- Мам, да главное, всё закончилось. Тебе так тяжело было, ты так хотела уехать! Забудь, как страшный сон. Поехали в Москву. И дом этот дурацкий, и на даче мы не бывали, и в квартире всё равно Антон жил!..
- Ты что, не понимаешь? – мать подняла голову.
На её озверелом, перекошенном лице не было слёз – только злоба, чудовищная, неистовая, какой Ульяна не видела никогда, даже в минуты самого сильного раздражения в её детстве.
- Он у нас всё забрал. Всё! У нас ничего больше нет!
Наталья сделала резкое движение, будто молниеносный прыжок дикого зверя на охоте, и рванула нитку жемчужных бус, висевших на Ульяниной шее, так что округлые камни весёлым летним дождём, начинающим робко, в один-два стука, но через секунду барабанящим россыпью капель по стёклам, посыпались на дощатый пол.
#детектив #мистика #триллер #современная проза #рассказы