Тишинку как-то недавно полюбил, почувствовал её прелесть. Какую-то тайную прелесть, я бы сказал. Кругом ведь всё очень шумное: Садовое кольцо, Белорусская, Пресня, Тверская… А тут, на этой площади, между всех этих московских осей и координат, образуется некий Бермудский треугольник (вместе с переулками, конечно), в котором можно незаметно пропасть. Нет тут, правда, особо значительных памятников архитектуры и истории, но есть что-то другое — то, чего уже нет.
И вот память о том, «чего нет» — как-то незаметно висит в этом относительно тихом месте.
Нет больше старого московского автовокзала — не выйдут больше здесь, на автостанции, на конечной остановке, большие суровые мужики из Луховиц, в сапогах и перелицованных пиджаках, бабушки в платках, с мешками семечек, с корзинками садовой клубники. Мне мой друг когда-то рассказывал, что его отец иногда знакомился в поездах или где-то ещё с попутчиками из таких вот мест, и говорил как бы невзначай: слушай, дай адрес, я к тебе приеду, в твои Луховицы или в твой Вышний Волочок! И приезжал… Отсюда вот, кстати, с Тишинки.
Нет здесь больше и известного на всю страну рынка. Ну, собственно, почему известного? Потому что здесь на барахолке отоваривались московские и не только московские хиппи и прочие денди советских времен.
Кстати, как выглядели хиппи?
Глупо думать, что они одевались в джинсу (как показывают сейчас в сериалах, изображающих советскую жизнь) — отнюдь. Джинсы за 150 рублей (то есть за мою месячную зарплату), купленные на Беговой возле магазина «Березка» — тогда были как раз буржуазной роскошью. Их берегли для праздника и выхода в свет. У хиппи же вся жизнь была праздник и выход в свет, поэтому одевались они несколько иначе. В ходу были перешитые бабушкины вещи, всякое народное творчество — мешковатые платья, длинные юбки, черт знает из какого материала, плащи на три размера больше, старые армейские шинели, шляпы 30-50-х годов, мужские пиджаки, прошитые цветной ниткой, да господи, они одевались как клоуны.
Именно за эту, невыносимо вызывающую одежду, их и били гопники: нормальные люди так не выглядят, а ненормальным — не место среди нормальных.
Очень часто хиппи покупали все это рванье на Тишинском рынке. Это была знаменитая московская барахолка, и если в послевоенные годы вся Москва, любая её площадь могла быть барахолкой, то есть ярмаркой старья, то к 1970-м годам осталась одна — вот эта. Здесь можно было купить все, что надо городскому клоуну — мягкие хлопковые штаны в крупную клетку, отстирать и перешить которые было несложно, фуражки без звездочек, свитера с заплатами, кожаные ремни, сумки, например, если девушка, ехавшая, например, на ярмарку в литовский Казюкас, покупала здесь кожаную куртку за десять рублей, всю в царапинах и разрезах, принадлежавшую когда-то какому-нибудь летчику или чекисту, это была удача. На Белорусском вокзале её уже было видно издалека, в этой куртке или в старой солдатской шинели и клешах, в грубых мужских ботинках — к ней уже радостно спешил милиционер, чтобы проверить документы.
Но одевались, конечно, и гораздо скромнее, мешковатые юбки, куртка поверх платья, чтобы не привлекать внимания — но опытный глаз все равно видел и ксивник на шее, и фенечки на запястьях, и ожерелье из пуговиц, и фуражку без кокарды.
Прекрасно помню я и фоторепортаж о показе мод на Тишинке — как красавицы в радикальных платьях того времени, ранних 90-х, вышли на Тишинку — к тем бабушкам, что продавали народу все это старье. И их взахлеб снимали и снимали фотокоры из всех изданий.
Барахолки на Тишинке больше нет, как нет их и в других местах: остался пафосный «блошиный рынок» в ангаре торгового центра с довольно дорогим антиквариатом, исчез и прежний колхозный рынок (как мне казалось, самый простой и дешевый в Москве) — с семечками и садовой клубникой, вениками и валенками, свежим творогом и ноздреватой картошкой. Все это здесь было вместе.
Но, как-то пережив 1990-е — рынок незаметно исчез. Исчез вместе со знаменитой пельменной на улице Красина, где в 1990-е стало можно наливать уже не из-под полы
Теперь пельменную заменила «Чебуречная СССР», но это уже другое — искусственно созданный культ всего советского. Чебуреки-то я люблю, а вот этот попсовый культ — терпеть не могу. Тем не менее, довольно часто заносят меня ноги в эту чебуречную.
Как антитеза всей этой бытовухе, прозе жизни, которую я описал — возвышается стела, посвященная юбилею грузино-советской дружбы. Её придумал молодой Андрей Вознесенский вместе с коллегой Юрием Коноваловым когда-то, а отлил еще молодой и незаезженный Церетели. Прекрасный, как мне кажется, памятник эпохи советского модернизма — стела, состоящая из букв грузинского алфавита, затейливых и экзотических, красивых как сама Грузия. Он как-то стягивает вокруг себя разношерстные дома, бульварчик и несуразное здание торгового центра, которое заменило рынок, ну и массу маленьких кафе, расположенных вокруг — в какое-то единое целое. Ещё один памятник своей эпохи — помещение бывшего клуба «Монолит», расположенное в цокольном этаже большого кирпичного дома на Тишинке, еще брежневской поры.
«Монолит» был первой площадкой светской жизни 90-х, кто тут только не бывал, олигархи и артисты, знаменитые писатели и художники, и разумеется, светские дамы — именно здесь впервые выгуливались самые яркие наряды и заводились самые важные знакомства. Тихие официанты и полумрак, дорогое шампанское, но самое главное — атмосфера закрытого клуба, которая ценилась превыше всего. Помню, я пришел сюда как-то раз, на рояле играл и пел для очень небольшого круга друзей композитор Давид Тухманов, приехавший ненадолго из Германии.
Такого клуба в Москве, наверное, больше нет.
Если вы любите Москву и вам интересна и важна её история — подписывайтесь на канал!
