Вопросы о контенте и причинах сновидений поднимали еще древнегреческие философы. Согласно обзору Марка Диксона и Стивена Хайеса (1999), Платон затронул эту тему в «Государстве» и предположил, что сны вызваны избыточной или недостаточной стимуляцией внутренних органов во время бодрствования. Аристотель в работах «О сне и бодрствовании», «О сновидении», «О толковании сновидений» трактовал сны как результат воображения — спящий свободен от стимулов окружающего мира и его разум волен создавать любые образы, поэтому сны принимают причудливые формы.
Ренессанс закрепил психофизический дуализм и вслед за Аристотелем переместил сны внутрь организма. Неясным оставался лишь механизм их формирования — они создаются мозгом или разумом? Рене Декарт придерживался первого варианта ответа и считал, что сны вызваны беспорядочным движением животных духов в полостях мозга. Духи движутся не во всем мозге, а только в отдельных его областях, поэтому сны выглядят разорванными.
В XX к вопросу подключились физиологические лаборатории, но позиции остались примерно такими же — кто-то говорит, что сновидения можно свести к физиологии, кто-то говорит, что нельзя. Но спор ложный — оба лагеря придерживаются одной позиции, что сновидения включают активность организма. С одной стороны — это очевидно, а с другой стороны — недостаточно, чтобы понять феномен. Активность не может существовать вне контекста и оба лагеря не обозначают, что происходит вне организма в момент активности. Чтобы разобраться, что называют снами, мы начнем с более «простых» активностей — слухового воображения, зрения и мышления — а затем покажем, что сны такие же физические, как и кофемашина.
Что слышат, когда представляют звуки?
Представьте, что испытуемого попросили представить Пятую симфонию Бетховена. Возможно, он услышал «та-та-та-тааа» или несвязный набор звуков, но остается вопрос — что это за звук, как он появился и где находится? Один из вариантов ответа — участник эксперимента извлек образ звука из памяти и это не настоящий звук, а его ментальная копия. Этот ответ может выглядеть более физиологическим — у респондента активировалась слуховая кора, где хранится репрезентация Пятой симфонии Бетховена. В ответ добавили нейробиологии, но они все еще предполагают, что испытуемый услышал нематериальный звук.
Генри Шлингер-младший, поведенческий аналитик из Университета штата Калифорния, предложил альтернативный вариант — испытуемый в буквальном смысле услышал отрывок из симфонии Бетховена или какую-либо мелодию потому, что пропел ее про себя и создал колебания во внутреннем ухе, которые контролируют активность «слышать что-то».
Воображаемый звук может быть похож на реальный, но это не копия, а новый звук, создание которого контролируется историей отбора последствиями. Похожее происходит, когда человека просят представить голос другого человека. Мне неизвестен механизм, как звук может быть записан и воспроизведен внутри черепа; реагировать на звук, который не контактирует с волосками во внутреннем ухе, тоже проблематично (см. нейросенсорная тугоухость).
Резюмируя, для Генри Шлингера «воображать звук» значит «говорить с субвокальной громкостью», а воображаемый звук находится не в вымышленном мире, а в костях черепа и внутреннем ухе. События, которые мы называем звуками — это колебания жидких сред внутреннего уха, а не колебания воздуха, поэтому им необязательно быть «слышимыми» со стороны, чтобы продолжать влиять на поведение отдельного организма.
Генри Шлингер приводит в качестве доказательства своей трактовки работы физиологов. Например, паттерны активности мозга в присутствии реального звука и инструкции представить звук похожи. Я не думаю, что это удачная линия защиты позиции. Во-первых, схожесть внешнего вида активностей не говорит, что активности контролируются похожими событиями. Во-вторых, вопрос о контролирующих событиях, а не о поведении.
Люди различают не только «обычную» речь, но и передаваемые по костям черепа от гортани во внутреннее ухо вибрации, а функция субвокальной речи — создание этих вибраций. Проверка первого пункта — это обычный эксперимент с дискриминацией, где в присутствии звуков A и B подкрепляются нажатия разных кнопок, только звуки A и B — это колебания в гортани или, возможно, непосредственно в жидкостях внутреннего уха. Второй пункт тестируется изоляцией гортани, устранением возникающих колебаний — если функция субвокальной речи была в создании вибраций, то после устранения последствия активность угаснет. Изощренные хирургически, но осуществимые процедуры.
Что значит «воображать»?
Стоит быть осторожным, приравнивая активность зоны Брока и субвокальную речь к звуковому воображению. Говард Рахлин, поведенческий аналитик из Университета штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук, демонстрирует это на примере мышления, которое привязывают к разговору с собой.
Рахлин цитирует Берреса Фредерика Скиннера, который определял поведение как «то, что делает организм». В этом смысле активность зоны Брока и голосовых связок не может быть воображением или мышлением, потому что это активность частей организма, а не самого организма. О воображении и мышлении впервые заговорили до возможности изолированно фиксировать метаболизм мотонейронов и электрическую активность мышц гортани, поэтому эти события могут быть частью поведения, но люди говорят не о них.
Позицию Скиннера иллюстрирует его анализ концепта рефлекса (1931). Физиологи начала XX века определяли рефлексы через описание их компонентов — для них определить рефлекс означало перечислить все участвующие в нем структуры. Программа минимум: найти афферентные, эфферентные и промежуточные нейроны. Но физиологическая программа наткнулась на проблему — структуры проблематично изолировать. Поиск нейронов, входящих в рефлекс поддержания позы кошки, зачастую не совместим с выживанием кошки.
Скиннер предположил, что разговор о рефлексах никогда не контролировался структурами под кожей организма, и поэтому описание рефлекса в терминах его частей только уводит внимание от понимания поведения. Люди, описавшие рефлексы впервые, видели только закономерность в связи стимула и реакции, поэтому этих событий в определении достаточно, чтобы отличить один рефлекс от другого.
Чтобы определить коленный рефлекс необязательно вдаваться в детали, какие мозговые структуры участвуют в каждом из рефлексов — достаточно сказать, что коленным рефлексом называют любую активность организма, которая появляется в присутствии удара молотком по колену и не появляется в его отсутствие. В класс рефлекса поддержания позы попадает любая активность, которая коррелирует с положением тела относительно вектора гравитации.
Для физиолога рефлекс спрятан под кожей, для поведенческого аналитика он публичен. Похожим образом для поведенческого аналитика публично мышление. Рахлин приводит в качестве примера работу когнитивного психолога Марвина Левина (1961), своего коллеги в Стони Брук. Левин предлагал испытуемым выбирать из двух стимулов, каждый из которых варьировался по контенту (X или T), расположению (слева или справа), размеру (маленький или большой) или цвету (белый или черный). Пары предъявлялись четыре раза до объявления результата и Левин мог отследить, какой гипотезы придерживается испытуемый (например, «нужно нажимать X» соответствует нажатиям на разные кнопки, если X менял положение).
Левин считал, что таким образом отслеживал внутренний диалог испытуемых, а Рахлин аргументировал, что за поведением испытуемых необязательно предполагать скрытый внутренний диалог — их выборы и есть мышление. За ходами шахматиста нет нужды искать скрытый разговор с собой — разговор с собой есть метафорическое описание его ходов в их связи с шахматной доской и действиями оппонента.
Слухом называют дискриминацию звука — мы говорим, что звук распознается, если поведение в присутствии звуков A и B систематически различается. Соответственно, воображением звука называют дискриминацию звука в отсутствие слышимого звука. В случае с Пятой симфонией Бетховена можно сказать, что испытуемый ее представляет, если мы попросили его представить композицию и нажимать кнопку всякий раз, когда услышит «та-та-та-тааа». Если нажатия систематически совпадают с «та-та-та-тааа» в актуальной композиции, то мы можем сказать, что испытуемый представляет Пятую симфонию Бетховена. Не где-то внутри, а у нас на глазах.
Сон как физическое событие
Воображение как поведение легко спутать с воображаемыми звуками как событиями, но они различимы, и их концептуализации служат разным целям. Определение воображения помогает задокументировать поведение в контексте инструкции представить что-либо (становится понятно, что конкретно нужно зафиксировать).
Описание воображаемых звуков помогает решить проблему скрытой передачи инструкции, и какие события нужно воссоздать, чтобы увидеть использование воображаемых звуков. Увидеть обычно скрытое проговаривание материала для запоминания можно без специальной аппаратуры — достаточно дать испытуемому возможность воспроизводить материал повторно нажатием кнопки, и он начнет публично «проговаривать» его.
Человеческое зрение контролируется двумя событиями — непосредственным попаданием фотонов на сетчатку (этим контролируется «обычное» зрение) и историей взаимодействия фотонов и сетчатки (этим контролируется «видеть послеобразы»). Фоторецепторы выключаются на какое-то время после взаимодействия с фотонами, и люди, закрывшие глаза после долгой экспозиции источника света, ведут себя так, будто источник света все еще виден.
Если сдвинуть источник света, но не следить за ним взглядом, то послеобраз изменится соответственно. Если двигать глазами относительно источника света, то можно «рисовать» послеобраз произвольной формы. Например, двигая глазами по прямой линии относительно неподвижного монитора можно создать послеобраз прямой линии.
Текущего излучения и послеобразов достаточно, чтобы объяснить, что мы видим, когда закрываем глаза — оставшийся под веками свет отражается от капилляров и превращается в причудливые образы. Подвигайте глазами под веками (истощите разные рецепторы в разных областях сетчатки) и образы станут еще более причудливыми.
История столкновения фотонов с разными областями сетчатки — это материальные события, которые можно увидеть, если наблюдать за испытуемым какое-то время. Теоретически, послеобразы можно нарисовать, но это будет метафора после образа, потому что сам послеобраз не виден в стоп-кадре — он существует на протяжении времени. Репрезентация в таком случае превращается в метафору для сжатых во времени событий, как разговор о мышлении шахматиста — это метафора для истории его ходов.
Возможно, эта история взаимодействия сетчатки с остаточным светом под разными углами и есть сны. Фаза быстрого сна, в контексте которой чаще всего говорят о снах, включает быстрые движения глаз, а движения глаз — это то, что нужно, чтобы создавать послеобразы определенных форм. Вместо «видеть сны» стоило бы говорить «рисовать сны».
Сны как созданные движениями глаз послеобразы объясняют многообразие контента снов — история движения глаз может быть очень сложной и, соответственно, можно нарисовать самые разные картинки в условиях неподвижного и тусклого света. Сны организуются в локально осмысленные участки также, как и издаваемые во время разговора звуки — изданный звук подсказывает, какие звуки можно издавать дальше; функция изданного звука контролируется предыдущей историей отбора. Найденные в траве семена подсказывают голубю, где искать дальше. В контексте дождя звук слова «идет» подсказывает слово «дождь». Нарисованная линия подсказывает, какие линии рисовать дальше.
Снами проблематично управлять потому, что перед их появлением мы делаем все, чтобы обстановка была как можно более стабильной (не было посторонних шумов, внезапных вспышек света, запахов) и, соответственно, отрисовка снов контролировалась только текущими послеобразами. С этим согласуется, что мучительность ночных кошмаров увеличивается, если избегать их днем — функция других послеобразов (какие движения глаз они подсказывают) меняется на протяжении дня, но если избегать упоминаний о тех страшных событиях днем, то ночью они отрисуются практически без изменений. Проработка сценария кошмара (добавление деталей, возможных вариантов развития событий, их визуализация) разбивает замкнутый круг.
Процесс сновидений можно сделать наблюдаемым со стороны, если создать установку, которая будет двигать источник света вокруг неподвижного глаза испытуемого в темной комнате. Эта установка поможет проверить, могут ли люди распознавать нарисованные послеобразы. «Рисовать сны» можно определить как любую активность, создающую историю взаимодействия сетчатки и определенного источника света.
Резюмируя, вопрос о природе снов делится на две части — какую активность называют «видеть сны» и какие события контролируют «видеть сны». Первый вопрос важен в контексте документации поведения (какие последствия должно производить поведение, чтобы были достаточные основания включить его в класс сновидения), второй важен в контексте контроля поведения в отсутствие возможности воспроизвести непосредственное излучение от объекта.
Предположим, что снами называют историю движения источника света относительно сетчатки (возможность контроля которой над поведением известна из экспериментов с послеобразами) и, возможно, их можно «рисовать» на сетчатке. Технология могла бы выглядеть как быстро движущийся вокруг глаза лазер с регуляцией длины волны.