…Муж теперь возвращался за полночь, к ужину не притрагивался («Боюсь, что отравите»), а лишь просматривал почту. Да и то нередко оставлял газеты на утро. Сама Антонина Ивановна пробегала их после долгого завтрака, чуть задерживаясь на местной хронике. А уж после обеда разбирала корреспонденцию квартирантов. В усадьбе Метелёвых (наискосок от городского театра) стояли два каменных особняка: один в глубине, а другой – впритык к Большой улице. В первом жили хозяева, а второй отдавался внаём солидному учреждению, вместе с несколькими квартирами. Вся почта для квартирантов, по существующим правилам, адресовалась домовладелице, с прибавлением «Для…» И да, Антонине Ивановне было приятно прочитывать каждый раз: «Её Высокоблагородию Ант. Ив. Метелёвой», но с начала лета 1913 её просто забросали чужими письмами и открытками. Оказалось, в семье Огладиных, занимающей одну из квартир, перемена: муж отправился в Ялту. И теперь чуть не с каждой станции шлёт открытки и письма своей ненаглядной Ирме.
Когда-то и Яков Ефремович, супруг Антонины Ивановны Метелёвой, баловался любовными записками, но все его ласкательно-уменьшительные еньки–оньки–ечки–очки–ушки–юшки не могли растрогать купеческую жену – и он писать перестал. Но даже и отправляя сладости взрослому сыну в Москву, непременно приписывал: «От любящего тебя папы Яши». Это «Яши» чрезвычайно смешило Антонину Ивановну, а она не привыкла сдерживаться… Муж обижался, да. Яков Ефремович, по её убеждению, вообще был слишком сентиментальным для купца с такими солидными оборотами, но даже и он казался сухарём на фоне огладинской переписки – Метелёва и не заметила, как стала читать чужие открытки.
Теперь она сердилась и волновалась одновременно: «От Якова можно, конечно, всего ожидать, но всё же представить себе не могу, чтобы он, приехав в Москву, стал писать мне безо всякого повода. А этот Огладин в открытке от 16 июня нынешнего, 1913 г. с радостью сообщает: «Посылаю тебе главный фасад музея изящных искусств имени Императора Александра III. После чего ты получишь маленькую серию открыток наиболее понравившихся мне статуй и уголков зал. Если б ты знала, сколько я изъездил и исходил!» А для чего он носился по этой Москве, если ехал-то лечиться на море? Столько денег истратил, а видно ведь, что едва скопили они на дорогу: и комнату он отдельную взять не может, и уроков ищет. Вот-вот-вот: уроками промышляет, а не пропустил ни одной экскурсии! Ездил недавно в Гурзуф, а потом писал ей: «На открытке тот самый фонтан «Первая любовь», который я тебе описывал в прошлом письме. Правда ведь, хорош? Как по-твоему? Получила ли ты серию открыток Московского музея изящных искусств имени Императора Александра III? Очень было бы жаль, если б открытки пропали». А на другой день опять: «Вчера ходил с экскурсией в Никитский сад (описываю в большом письме). Очень доволен. И ко всему этому мы в группе снимались, так что ты в самом ближайшем будущем получишь не только мою физию, но и всех экскурсантов. Но это не главное, а главное фон, на котором кипарисы, магнолии, пальма – правда, хорошо? На открытке фонтан «Ночь» в Гурзуфе перед гостиницей. Все гостиницы среди роскошной растительности, о которой я тебе уже писал». Следом был отправлен и «вид на группу бананов в Никитском саду», с припиской, что заканчивает большое письмо.
И так всё лето и всю осень; впрочем, почта Ирмы Артуровны Огладиной, урождённой фон Кельчевской, попадала в гостиную Метелёвых только до сентября, а затем квартирантка съехала на Троицкую, 81 – к сестре. Никто не спрашивал почему – причина слишком была очевидна: 31 августа 1913 на Якова Ефремовича Метелёва было совершено покушение.
Полиция арестовала обоих его сыновей. Их невиновность была доказана на суде, а вот то, что заказчицей покушения выступила Антонина Ивановна Метелёва, выяснилось позднее. Но уже и тогда она ясно увидела, что просчиталась – на суде было оглашено завещание Якова Ефремовича, и оказалось, что он передавал ей и дело, и весь капитал. Просто потому, что считал справедливым: приданое Антонины Ивановны в своё время помогло ему развернуться. Обиженный, одинокий, едва не убитый супруг обернулся «любящим тебя Яшей». И совсем уж некстати вспомнилась огладинская открытка: «Получил вчера наконец твоё письмо», «Пиши чаще, а то я уже кажется, четыре дня не получал от тебя писем».
Процесс Метелёвых взбудоражил весь город. Не попавшие в зал заседаний раскупали газеты, во всех подробностях передававшие прения сторон, самую атмосферу напряжённого ожидания приговора, совершенно непредсказуемого. Но ни Огладины, ни Кельчевские большого интереса не выказали: давно ведь известно, что достаток в семье не всегда сопутствует счастью. Как и бедность может быть разрушительна, если с ней не бороться.