Матвею восемь лет. Замашки принца, инфанта чердака и спортплощадки.
В его вселенной существует принцип: мир бесконечен, мир давно в порядке. Заполнен он прекрасными вещами. И волшебством. И существами даже.
В газетах ничего не освещали в надежде избежать ажиотажа.
А то бы люди бросили работу, пошли смеяться и смотреть на звёзды.
Матвей ужасно сильно ждёт субботу. Отец сказал, что он вернётся поздно, зато и ночью спать они не лягут.
Отправятся по крышам до рассвета. Матвей сложил в рюкзак ключи и флягу, складной рыбацкий нож, модель корвета, а самолётик улетел за стулья, где вскоре был котом и обнаружен.
На крыше ждёт ворчливая горгулья, на крыше ведьма накрывает ужин для дальних внеземных цивилизаций — следила за сигналами в эфире.
Матвею это не должно казаться. Он точно будет жить в волшебном мире, где в камне меч, антоновка на блюде, где солнце пахнет спелым апельсином.
И если будет взрослым — тоже будет. Торг неуместен, доводы бессильны — его, Матвея, жизненное кредо.
А кто не верит — убедятся сами.
Отец Матвея служит в сверхсекретном отделе столкновений с чудесами. Который год он обещает сыну, что свозит его в Прагу или в Таллин. Молчит, что расчудесную картину на улицах лет сто не наблюдали. Ни магии, ни волшебства. Куда там! Поймали стайку пришлых профанаций. И, чувствуя себя последним гадом, уже набрался смелости признаться.
Обычный вечер. Прямо то, что нужно. Ещё бы снизу фары не мигали. Вдвоём сидят на тёплой крыше, дружно болтая в город четырьмя ногами.
Зияет небо чернотой в провале, курорты рекламируют с экрана.
На крыше всё поёт и карнавалит. Вот космолёт спешит с Альдебарана.
Вот гномы — в тесноте, да не в обиде. Вот эльфы — ходят мимо тихой сапой.
Ну, папа, неужели ты не видишь. Ты правда их вообще не видишь, папа?
Отец качает головой, как пони. Да вижу-вижу, — говорит, — конечно.
И смотрит на ладони, а в ладонях: кувшинка, медуница и подснежник, мерцающие феи с Волопаса, и океан, и свежим ветром веет:
да брось ты, ладно. Нет нас. Ты не парься. Ты только, эй, не говори Матвею.