Стук повторился с удвоенной силой, сопровождаемый треском досок, которыми был обит каркас двери. Старик поднялся было, и на неверных ногах шагнул ко входу, как от очередного удара дверь распахнулась, и в тёмном проёме проглянуло что-то, настолько угольно-чёрное, что казалось дырой в никуда.
Дед Антон зашатался, и с воплем ужаса рухнул на пол, крепко зажмурив глаза. В его сознании мелькнула последняя спасительная мысль, больше присущая мальчишке, чем взрослому: "Чего не вижу, того и нет".
Тяжкой поступью мутная фигура, словно состоящая из отреза самой глубокой ночи, приблизилась к старику и с глухим вздохом коснулась плеча. Почувствовав чьё-то прикосновение, холодное, липкое, словно болотная трясина, дед Антон вскрикнул ещё раз и потерял сознание.
Придя в себя, он долгое время не мог понять, сон это или реальность: было темно, душно, и что-то тяжёлое давило на грудь. Попытавшись же пошевелиться, дед осознал, что лежит, полузасыпанный землёй, в какой-то яме, стены которой слабо освещены проглянувшим из-за туч узеньким лунным серпом.
Масса земли крепко прижимала старика, сдавливала руки и ноги, мешала дышать. Он попытался было позвать на помощь, но едва набрал воздуха, как сверху осыпалась порция сырой холодной земли, забив рот и нос. В панике замотав головой, дед Антон с трудом сумел прочистить горло, чтобы вздохнуть, но очередной отвал едва не похоронил его с головой.
Трясущимися губами, едва слышно старик прошептал: "За что? За что, Господи?"
Ответа он не ждал, но неожиданно низкий, нечеловеческих интонаций голос прогудел сверху:
"Гробовщику - достойные похороны. Как для себя."
И прежде чем старик осознал, что в голосе этом не было ни капли жизни, с края ямы осыпалась большая масса земли, полностью погребя его в могиле. Задыхаясь, он успел с тоской подумать о припрятанных "гробовых" и отложенных на крайний случай деньгах, которые ему уже не пригодятся никогда. И мысль эта была последней, прежде чем тьма стёрла его сознание.
