Каин XVIII. СССР, 1963.Режиссеры Надежда Кошеверова и Михаил Шапиро. Сценаристы Евгений Шварц, Николай Эрдман (по пьесе Е. Шварца "Голый король", послужившей основой для сценария под названием «Два друга»). Актеры: Эраст Гарин, Лидия Сухаревская, Светлана Лощинина, Юрий Любимов, Бруно Фрейндлих, Михаил Жаров, Александр Демьяненко, Станислав Хитров, Александр Бениаминов, Рина Зелёная, Михаил Глузский, Борис Чирков, Георгий Вицин и др. 21,7 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссер Надежда Кошеверова (1902–1990) поставила 19 полнометражных игровых фильмов, 11 из которых («Аринка», «Весна в Москве», «Золушка», «Каин XVIII», «Медовый месяц», «Осторожно, бабушка!», «Сегодня – новый аттракцион», «Старая, старая сказка», «Тень», «Укротительница тигров», «Шофёр поневоле») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
Режиссер Михаил Шапиро (1908–1971) поставил девять полнометражных игровых фильмов, два из которых («Золушка» и «Каин XVIII») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.
«Не так-то просто называться во всеуслышание Каином, числиться к тому же восемнадцатым по счету и исполнять со всей предусмотрительностью хлопотные для пожилого человека обязанности августейшего жениха. И не так-то легко находить все новые и новые поводы для недовольства и подозрений и утолять нелепыми выходками свою ненасытную потребность унижать окружающих и возвеличивать себя. Но ведь Канну XVIII —вовсе не первому из королей — пришлось корчить из себя мудреца, будучи несомненным идиотом, прикидываться провидцем, не различая на самом деле ничего дальше собственного носа.
Но всего этого хуже ни с того ни с сего очутиться в злой и веселой сказке, где все твое проклятое каинство выворачивается наизнанку, где тебе решительно негде спрятаться от множества пристальных, настойчивых и строгих человеческих взглядов и где по самым естественным законам сказочной жизни с каждым может случиться самое невероятное из того, что способна придумать и изобрести неугомонная и пренебрегающая этикетом человеческая фантазия. При помощи некоего самовзрывающегося комара, сказочного подобия атомной бомбы, Канн XVIII хочет сеять страх и именно от страха погибает сам. Как известно, такое происходит не в одних только сказках.
Короля Каина XVIII, злобного и наиподлейшего болвана, которого отрекомендовал нам с экрана Эраст Гарин, угораздило попасть в сказку примерно так, как попадают в скверную историю или в «неожиданный переплет». Он и сам, должно быть, не понял, как это случилось, и пришлось ему, хочешь не хочешь, выставить напоказ и свою скотскую жестокость и свою тошнотворную трусость, претензии неустрашимого завоевателя и презренное искусство ползанья на коленях. По отношению к таким особам, как Каин, справедливо старое изречение: там, где отсутствует что-либо значительное, им становится что-либо мелкое. Канн слишком ничтожен, чтобы стать крупным подлецом: мизерная злоба и тщедушная ненависть начинают повелевать им.
У великолепно сыгранного Э. Гариным Каина блудливые и жадные глазки, которые ни на одну минуту не становятся глазами, а остаются именно глазками. Во взгляде этих бегающих глазок и не ночевала мысль, и все, что Канн делает, кажется на редкость бесцельным, произвольным и противопоказанным здравому смыслу. Он весь такой, каким его охарактеризовал актер,— воплощение нелепости мира, который не только венчает на царство, но и вообще терпит существование таких нот, как он, оголтелых, насквозь пропитанных человеконенавистнической злобой ублюдков.
Эраст Гарин — одни из самых своеобразных по внутреннему складу актеров советского кинематографа. Все его герои кажутся похожими только на него самого, и вместе с тем все они отмечены острой и злой наблюдательностью художника, точным пониманием нелепого и страшного в людях, способностью беспощадно клеймить это нелепое.
Сказочная история, рассказанная в фильме Надежды Кошеверовой и Михаила Шапиро «Канн XVIII», не нуждается, вообще говоря, в какой бы то ни было расшифровке. Ее «первый план» и «второй план», текст и подтекст слиты здесь воедино.
Постановщики картины с самого начала не делают тайны из того факта, что рассказываемая ими сказка не что иное, как политический памфлет, острие которого направлено против неофашистских атомщиков и тех оголтелых прислужников империализма, нежное воображение которых сильнее всего дразнят картины грибовидных облаков над выжженной и умирающей землей. В этом смысле аллегория «Канна XVIII» шита, как говорится, белыми нитками. Но прибегать к такого рода аллегории было бы совершенно бессмысленно, если бы сам сказочный сюжет оказался лишенным живой поэтической достоверности.
Даже самые трезвые, умудренные годами зрители, отлично знающие, для чего поставлена сказка и каков ее скрытый смысл, хотят верить в подлинность сказочного мира и реальность сказочных героев. Сентенция сказки становится назойливой и бестактной, если сама сказка торопится разоблачить себя и обнаружить свое притворство. Это в одинаковой степени относится и к «сказочной» драматургии и к «сказочной» режиссуре в кинематографе. Там, где авторы «Каина XVIII» помнили об этом, избранный ими жанр полностью оправдал себя. Образ самого Каина XVIII — неопровержимое тому свидетельство. Там же, где они этим правилом пренебрегли, юмор се тяжелеет и краски блекнут.
Однако тут важно сразу же отметить одно очень важное обстоятельство. Жанр сказки-памфлета редко привлекает к себе внимание наших кинематографистов.
Разумеется, незачем размусоливать каждую счастливо найденную шутку и подробность, развивать ее и любоваться ею. Но по законам жанра и, главное, по законам человеческого восприятия каждая из них должна быть отыграна полностью. Что-то завершающее должно случиться со шпионом-нимфой даже после того, как в нем отпала прямая сюжетно- ситуационная необходимость. Чем-то должна быть исчерпана до конца роль эшафота-передвижки, после того как она прибыла к месту назначения. В каком-то смысле у шутки должны быть свое начало, своя кульминация и своя развязка — все это в микроразмерах, но непременно должно присутствовать.
В этом и заключается, если угодно, комедийный профессионализм, отработанность и точность комических эффектов.
Еще об одном обстоятельстве хотелось бы здесь напомнить. В условиях кинематографа метраж — понятие прежде всего эстетическое. Иной эпизод может показаться зрителям слишком кратким, несмотря на то, что на самом деле его протяженность достаточно велика. Это потому, что занимаемое им в фильме место не соответствует его реальной драматургической значимости. И, наоборот, иной эпизод, вовсе недлинный, представляется слишком затянутым из-за своей драматургической бесцельности или второстепенности.
Одна из центральных по внутреннему своему значению фигур «Каина XVIII» — фигура ученого, того самого напуганного и великого чудака, который в результате многолетних научных трудов вывел свою породу атомного комара. Наступая, так сказать, на горло собственному комическому дару, Александр Бениаминов играет его с несколько преувеличенной серьезностью и многозначительностью, но эта серьезность и многозначительность не получают никакого драматического завершения. Напротив, в драматургии образа есть прямые противопоказания подобной многозначительности. Оказывается, этот чудаковатый и хилый старик женат на совсем молоденькой и не чуждой внезапным лирическим порывам женщине. Но это немаловажное, с точки зрения комедийной логики, обстоятельство повисает в воздухе, ничего в старике не объясняет, ни к чему само по себе не приводит.
Между тем само значение ученого в картине гораздо больше отведенного ему места. Ведь внутренний конфликт между ученым, совершившим великое научное открытие, и завладевшим этим открытием безрассудным правителем и составляет главную сюжетно-драматическую пружину памфлета. Стало быть, раскрытие комедийными средствами характера ученого, точнее, его бесхарактерности, переживаемые нм личные потрясения, превратности его семейной жизни могли бы придать гораздо большую жанровую достоверность картине. Между тем образ ученого оказался по воле сценариста где-то сбоку от главной сюжетной линии картины, а образ его жены, если позволено будет так выразиться, сбоку от него самого. Вместо этого на первый план выступает неточно найденная авторами линия принцессы… и Яна.
Вообще некоторые из просчетов картины непосредственно связаны с просчетами сценария, само происхождение которого в известной степени осложнило дело. Когда-то Евгением Шварцем был написан черновой вариант сценария, в котором использовались некоторые мотивы его «Голого короля». Сценарий не был закончен, и после смерти писателя завершение работы над сценарием взял на себя Н. Эрдман. В созданном им варианте от сценария Е. Шварца осталось немногое, а то, что осталось, пришло в известное противоречие со вновь сочиненными ситуациями и новым текстом.
Легко различимым оказалось несходство литературных индивидуальностей двух писателей — их юмора, выдумки, человеческой интонации. Смешное у Шварца неизменно приправлено философической «горчинкой». Юмор Эрдмана «репризен», рассчитан на непосредственный и немедленный зрительский отклик. Все это в известной степени отразилось на характере актерских решений. Э. Гарин и Л. Сухаревская, В. Фрейндлих и А. Бениаминов ближе к манере Е. Шварца, а М. Жаров и Ю. Любимов, напротив, тяготеют к сатирической прямоте Н. Эрдмана.
… Декорации свободны от традиционной сказочной пышности. Если можно так выразиться, они сказочны по-современному — их фантастичность и обусловленная самим сюжетом причудливость отвечают представлениям современного человека, в котором так легко уживаются любовь к сказке и, на всякий случай, ирония но ее адресу.
Похвалы заслуживает также работа оператора Э. Розовского. Только в массовых и групповых сценах она кажется слишком сдержанной и спокойной. Так, например, в эпизодах ожидаемой казни ждешь большей подвижности кинокамеры. Здесь операторская сдержанность, отказ от неожиданных ракурсов не очень оправданы.
Евгений Шварц, блистательный автор тонких и умных сказок, рассказываемых сегодня со сцены и экрана, говорил, едва заметно усмехаясь: «Сказки что люди: многие из них чем старше, тем лучше, и это очень утешительно».
Сказка, рассказанная нам авторами «Канна XVIII», тоже не так уж молода, но, право же, она не становится от этого менее нужной людям. Студня «Ленфильм» и авторы картины сделали доброе и важное дело, обратившись к жанру сатирического памфлета и создав фильм, который гневно и убежденно разоблачает атомного психопата, безумствующего в сказке совершенно так же, как иные маньяки-атомщики не прочь были бы хозяйствовать в действительности» (Цимбал С. Каиново царство... // Искусство кино. 1963).