У меня особое пристрастие к людям с разносторонними интересами, которым тесно в рамках одного (даже любимого) вида деятельности. Если он архитектор Николай Львов, то он ещё и стихи издавать хочет. А если он поэт Николай Агнивцев, то обязательно будет ещё и романсы сочинять. А если ты заполнил страну своими карикатурами со стихотворными подписями, то в качестве невинного хобби напишешь ещё около тысячи небольших экспрессионистских картин маслом. Так. Для души. Посмотрите, каким он видит себя сам в "Автопортрете с рюмочкой"
Это он над кем посмеивается? Над собой? Или над нами?
Ещё в эпоху Возрождения в Германии возникли рукописные листки, оценивающие актуальные события стихами, карикатурами или прямыми обличениями. Это называлось Fliegende Blätter (Летучие листки). Торговцы использовали такую форму для рекламы своих товаров правители - для обнародования своих распоряжений, политики - для обличения своих противников. А юмористы - для развлечения публики. Российским аналогом таких листков был лубок.
Источником юмора было нелепое положение, в которое попадал персонаж. И чем нелепей - тем смешнее. Это грубовато, не всегда правдиво, но зато смешно.
Или же специально придуманные нереальные, просто невозможные ситуации. Например, серия "Virtuoso"
Но главный успех выпал на долю двух серий рисунков об озорных мальчишках. Сначала (в русском переводе Константина Льдова) "Макс и Мориц" и их очень опасные проделки.
Проделки грубые и злые. Но жестокость и озлобленность могут породить только такие же чувства. Фермер, мешки которого они разрезали так, что зерна он до мельницы не довёз, поймал их, засунул в те же мешки и отдал мельнику с наказом смолоть "зерно вместе с мешками. Мельник выполнил просьбу клиента, а то, что осталось от размолотых сорванцов, склевали куры. Беру на себя смелость утверждать, что ни одна самая авторитарная педагогика не одобрила бы подобных методов. И результатов.
Вторую серию рисунков со стихотворными подписями о хулиганистых мальчишках Plisch und Plum на русский язык так же переводил в 1890 году Константин Льдов, но позднее появился более удачный и весёлый перевод "Плих и Плюх" Даниила Хармса. Здесь меньше жестокости, больше шуток и именно мальчишеского озорства. Хармс оказался ближе всех к самой тональности творчества Вильгельма Буша немецкой дисциплинарной жёсткости и грубоватому, ехидному и злоязычному юмору.
Кончив школу кое-как,
Стали оба мальчугана
Обучать своих собак
Всем наукам Бокельмана.
Били, били, били, били,
Били палками собак,
А собаки громко выли,
Но не слушались никак.
«Нет,– подумали друзья,–
Так собак учить нельзя!
Палкой делу не помочь!
Мы бросаем палки прочь».
И собаки в самом деле
Поумнели в две недели.
А вот эта картинка с подписью, свойственная каждой карикатуре, если это не завершённый рассказ, а только часть рассказа, то в продолжении своём может оказаться тем, что стало позже называться комиксом